«Кому-то интересна земля». Адвокат арестованного Бабаева — о блокаде рынков и уголовном деле

Многолетний глава Аксайского района и связанные с ним бизнесом члены семьи Бабаевых с апреля остаются под арестом. Больше месяца заблокированы силовиками стоящие на их земле рынки — крупнейшие торговые площадки Ростовской области. В мае в редакцию обратились супруга Эдуарда Бабаева Татьяна и его адвокат Николай Сухомлинов. В интервью главному редактору 161.RU Валентину Булавко они объяснили, почему считают арест Эдуарда произвольным, а всё уголовное дело против трех Бабаевых — попыткой отторгнуть землю, которая наверняка подорожает в ближайшем будущем.

— Вы говорите, что в случае с этим уголовным делом видите «выход за рамки нормальности». Что с ним не так?

— История гораздо раньше началась — как мне известно, с конца 2019 года. По крайней мере, тогда появился материал первичной проверки, согласно которому и пытались возбудить первое уголовное дело по территории торговой площадки, называемой овощным рынком. Это дело начали полицейские следователи Аксайского района, но сразу же передали в следственную часть главного следственного управления [ГУ МВД по Ростовской области], где оно и расследовалось, пока спустя год не было принято решение о его приостановлении за неустановлением [подозреваемых] лиц.

За 2020 год все члены семьи Бабаевых были допрошены, все возможные и невозможные люди, которые имеют какое-то отношение к этим территориям, начиная с кассира и заканчивая контролерами какими-нибудь. <...> Всех запугивали, что вот скоро-скоро какое-то преступное сообщество здесь будет найдено. Говорить, что вообще преступное сообщество какое-то было, не приходится — то мертворожденное дело прекратило свое существование.

— И оно с нынешним не связано?

— Они никак не связаны, даже никак не перекликаются. Просто это была, скажем так, попытка силовиков первая… Есть информация, что представителей ГСУ регулярно собирали на совещания представители аппарата одной силовой структуры из Москвы. И, соответственно, всячески нацеливали их на активность — чтобы делали грозные лица и топали ногами, чтобы по нескольку раз вызывали и передопрашивали, давая понять, что всё — начались проблемы.

— Если в 2020 году дело было приостановлено за неимением фактов, которые могли бы дать ему ход, то почему сейчас появилось новое, прошли и задержания, и аресты?

— Потому что весь тот год не сидели сложа руки остальные наши так называемые силовики. [Были] бесконечные проверки прокуратуры — без разрешений, без предписаний, без ничего. В том числе в период пандемии, когда [проверки малого бизнеса] были запрещены. Они буквально каждый день по обеим территориям ходили и пытались найти какие-то нарушения…

— Какие нарушения? Санитарные?

— Ну да. Могло быть всё что угодно. Какой-то торговец только кинул листья от капусты, а инспектор идет мимо и фиксирует нарушения. Конечно, могли быть и такие [нарушения], которые подлежали устранению. Главное, [еще в 2020 году] были там все — начиная от МЧС и заканчивая полицией. Естественно, на все проверки была реакция.

Пожарные потребовали поставить щиты, разделить территорию [овощного рынка] согласно их инструкциям. Люди, которые там работали, начали всё возводить. Не было такого, что пришли какие-то силовики, начали предъявлять претензии, и все разбежались. Всё адекватно слушалось и устранялось. Параллельно налоговая интересовалась активами и предприятиями. Уже тогда удивляло, что как-то так со всех сторон происходит [давление] на людей.

— О том, что земля получена незаконно, тогда речи не шло?

— Тогда нет.

— Те, кто брали в аренду и несли ответственность за порядок. организовывали ремонт асфальта, организовывали удобства, вывоз мусора, противопожарные вопросы. Субарендаторы сами возводили павильоны… [Бабаевы] на аренде сидели, и всё — у нас Гражданским кодексом не запрещено сдавать свое имущество.

— Если вы говорите, что собственники земли были отдалены от управления территориями, то почему на том же «Атланте», в отличие от овощного, заметен логичный генеральный план?

— На «Атланте» немножко другая история. Он позже появился, и, когда строили, чтобы не было вот этого «шанхая» вразнобой, привлекли подрядчика, который сделал проект — [субарендаторы] уже с ним взаимодействовали и оплачивали строительство павильонов. Фактически всё возводилось за деньги людей.

— Зачем в этой схеме управления промежуточные арендаторы, которые между Бабаевыми и теми, кто непосредственно работает на рынках?

— Потому что много деятельности, много времени и сил нужно. Территории огромные, и, чтобы вникнуть [в дела], там нужно было постоянно находиться. <...> Это было, наверное, неудобно.

Когда [в декабре 2020 года] началась история с исками, администрация района захотела увидеть на площадке овощного рынка что-то подобное «Атланту» — более упорядоченное и конструктивно единое. При этом, учитывая, что там много розницы, было предъявлено требование организовать там розничный рынок — в этом направлении тоже начались шаги. Территорию зачищали, старые 20-летние павильоны целыми улицами убирали… Нашли подрядчика, согласовали схемы и сметы. Чтобы организовать все эти затраты, представители собственников — собственно сыновья Карима Бабаева — и начали появляться на рынках. <...> Оба по требованию администрации района в этот процесс вникали, рисовали и чуть ли не на уровне губернатора согласовывали эти планы...

— У госпожи Теларовой (Ирины, главы областного департамента потребрынка. — Прим. ред.), — уточняет Татьяна Бабаева, супруга Эдуарда.

— Всё это начали делать, представители администрации инспектировали процесс, — продолжает Сухомлинов. — Вложения и планы были достаточно серьезные.

— Это всё в этом году?

— Буквально за месяц до [дня задержания] 13 апреля, — уточняет Татьяна.

— Когда началась разработка проекта обновления овощного, давление на бизнес сохранилось или проверки как-то поутихли?

— Прокуратура уже не так активна была, — продолжает Сухомлинов. — В принципе тогда только администрация приезжала, контролировала. Не было заметно, что есть какое-то повышенное внимание правоохранителей. Всё шло к тому, что сейчас организуют то, что хотят, и все будут довольны.

— А вас не смущало наличие двух гражданских исков прокуратуры Аксайского района, которые касались территорий и «Атланта», и овощного рынка, — то, что принятые сейчас обеспечительные меры уже тогда могли быть применены?

— Обеспечительные меры [в декабре были заявлены], но судом не были приняты…

— Но риск всё-таки существовал.

— Суть [тех исков] была в том, что прокурор требовал создания рынков — и мы шли к этому, создавали рынки. Мы считали, что прокурор, возможно, получил от губернатора или еще от кого-то указание навести порядок. И если мы движемся, куда нас и толкают, то мы движемся в правильном направлении.

Что касается тех обеспечительных мер, то они были обжалованы. Но и апелляция не поддержала прокуратуру.

— Почему же сейчас их применили?

— Потому что территорию ни с того ни с сего перегородили бетонными блоками. Фактически «обеспечительные меры» начали исполнять еще 27-го числа, хотя только 29 апреля приняли срочно-обморочно, чуть ли не в ночное время, судом те ограничения, которые исполняются сейчас.

«Если Бабаев, то сразу виновен»

— Как вообще была получена земля? Не смущало ли, что помимо вас в собственниках дочь главы района Виталия Борзенко — Татьяна Ткачёва?

— Ну она какая-то токсичная? По-моему нет.

— Сейчас ведь что обсуждают: вот был Борзенко почти 30 лет во главе района и раздал землю членам семьи. И мы видим, что у Ткачёвой и ее супруга действительно есть много земли рядом с вами. Мы видим, что Бабаевы были бизнес-партнерами родственников Борзенко, судя хотя бы по решениям Аксайского районного суда, где вы вместе проходите истцами или ответчиками. Поэтому и спрашиваю, как вы получили землю.

— На самом деле нам с Татьяной сложно ответить, как именно землю получали, потому что это были не мы, — отвечает адвокат Сухомлинов. — Но вообще это довольно большие территории, которые не были получены единовременно. Территория овощного в то время вообще была свалкой с горами мусора, которые постоянно горели и мешали самолетам садиться в старом аэропорту. Администрации нужно было эту землю как-то рекультивировать.

По другую сторону [Аксайского проспекта] тогда уже был авторынок «Алмаз», который принадлежал Кариму Казимовичу. Обратились к нему: свалку вывезли, и образовалась площадка. <...> Документы [на землю] мы, к сожалению, представить не можем, потому что мой подзащитный [Эдуард Бабаев] к тем сделкам отношения не имел. Но мне кажется, что именно вопрос с землей должна обосновать сторона обвинения, которая считает, что участки были как-то похищены — представить документы и договоры, которые оспариваются. И показать всем, если уж об этом громогласно говорится.

— Но следователи и не обязаны публично объяснять свои подозрения.

— Этого не происходит даже в рамках уголовного дела. Они описывают всё как данность: что вот есть участки, и они похищены. А как они похищены, в результате каких сделок, с кем — этого ничего нет.

Землю ведь не только получили из фонда распределения Аксайского района. Выкупали, например, у КФХ вместе с долгами. По некоторым сделкам были суды, решения которых вступали в силу. Где-то были сельхозные паи, еще какие-то участки.

— То есть не только у государства покупали?

— Конечно. Было много сделок, все добровольные. Почему, если сейчас говорят о незаконности получения земли, 20 лет никто не обращал внимания? Я не говорю даже про Борзенко и его подчиненных. Я говорю про прокуратуру: почему она годами ничем не занималась? Почему этим не занимались люди из этих всех наших замечательных организаций, которые сейчас говорят, что родина в опасности?

— О ком вы говорите?

— Я говорю о том, о ком, наверное, все говорят. О том, кто в аэропорту... Такие моменты наталкивают на мысли, что это не просто история о незаконной земле. <...> Возможно, кому-то оказался интересен кусок земли, ранее использовавшейся как аэропорт, и территории рядом с ним, возможно, тоже стали кому-то интересны. Возможно, при развитии территории аэропорта эти участки [с торговыми рядами] возрастут в цене в десятки раз. Возможно, еще что-то.

Без срока давности

— Предъявляется организация и участие в преступном сообществе. Это высшая форма организованной преступной группы с поправкой на то, что она создана и действует для совершения тяжких и особо тяжких преступлений. В нашем случае всем предъявляется то, что все указанные лица (Бабаевы, Борзенко и Иван Ситько. — Прим. ред.) похитили землю в особо крупном размере. При этом не указывается, как и у кого, в какие конкретно даты — этого всего нет в нашей истории. Есть проблемы и со сроками давности.

— Они истекли только по овощному, которым отчасти владеет Эдуард Бабаев?

— Они истекли по всей земле. В деле есть только действия в период с 2000 по 2004 год. Соответственно, 159-я, часть четвертая — тяжкое преступление, срок давности по которому составляет 10 лет. По версии следствия, как она описана, уже в конце 2014-го возбуждать нельзя было. <...> Но в нашей ситуации решили, что 20 лет назад было совершено преступление, и в нарушение Уголовно-процессуального кодекса возбудили дело. При этом именно тяжкая 159-я позволяет добавить статью 210-ю — о создании преступного сообщества.

— Уточню: в уголовном деле говорится только о земле под рынками или рассматриваются и другие участки?

— Только те, что под рынками, и то не все.

— И последний эпизод — в 2004 году?

— Они вообще не стали эпизоды расписывать: там нет такого, что в 2000-м один участок был похищен, а в другую дату — другой. Просто: в 2000–2004 годах, группой лиц… Условно, отец — Бабаев Карим Казимович — зачем-то привлек сына-студента в эту банду вместе с другим, который тоже еще даже не был предпринимателем. Решил, видимо, что с 2000 года они будут бандитами и будут с Борзенко землю похищать. Хотя в то время 20-летние парни, наверное, не могли с главой района какие-то иметь отношения. И даже если что-то бы происходило, то они не могли бы считаться субъектами — там такое влияние отца, что его действия не ставили бы под сомнение.

— Откуда тогда взялся 2004 год?

— Наверное, просто последнюю дату из кадастра взяли.

И когда был суд [о мере пресечения Эдуарду Бабаеву] и я говорил про сроки давности, решили добавить в дело участок от 2015 года — якобы его тоже похитили.

Так как это коснулось моего нанимателя, начал разбираться. Оказалось, этот участок в 2015 году был просто выделен из другого, который еще в 2007 году приобрела фирма, в которой он владел лишь одной пятой долей. <...> Теперь ему вменяют, что это якобы именно он похитил тот участок в 2015 году. Ну невозможно украсть из своего, но теперь следствие отталкивается от этой даты.

В нашей истории как?.. Если ты Бабаев, значит, всё — член преступного сообщества. Нет никакой логики, не описаны никакие конкретные действия по всем инкриминируемым преступлениям — их объективная сторона.

— Относительно Эдуарда вы видите только предположения о таких действиях?

— Да. Он член семьи, значит, к этому причастен. Я не говорю о том, что другие собственники что-то похитили или легализовали. Просто это вопиющий случай. <...> Какие-то истории про оружие, наркотики и проституцию в кучу слепили и говорят, вот так вот всё у вас работает.

— То есть, если правильно понимаю, есть прошлогоднее дело, которое ни к чему не пришло, гражданский иск прокурора и вот это дело, которое появилось в апреле. Вы видите в этом давление?

— А что это, если не акт давления?

— Есть ли давление помимо уголовного преследования? На вашего подзащитного в СИЗО или, возможно, на семью?

— Само по себе нахождение в изоляции, в условиях СИЗО для человека несудимого и некриминального, наверное, тяжело. Для любого человека это будет неприятно — это само по себе давление. Государство у нас суперсильное. Наш уголовные процесс — суперобвинительный. Если посмотреть, у людей крайне мало прав на защиту. И когда еще и злоупотребления происходят, то совсем... Все процессы, которые лично я раньше видел, не были основаны на таких вот вещах — чтобы [закрыть человека] вот так просто, из чистой целесообразности, из-за того, что кто-то что-то решил в Москве или Лондоне... Происходящее никак не объяснить с точки зрения права.

— А были какие-то неформальные сигналы?

— Нет. К нему никто не приходил — по крайней мере, он об этом не говорит.