«В тот день ждали потопа»: ростовские спасатели вспоминают крушение борта FlyDubai

В ночь на 19 марта 2016 года в Ростове разбился пассажирский «боинг», летевший из Дубая. Погибли все находившиеся на борту 62 человека. Спустя пять лет корреспондент 161.RU Александра Шевченко поговорила с теми, кто работал на месте катастрофы, и изучила подробный отчет Межгосударственного авиационного комитета (МАК). Рассказываем о том, что происходило в кабине пилотов до крушения, и что спасатели увидели сразу после него.

В 21:37 Boeing 737 авиакомпании FlyDubai вылетел из дубайского аэропорта. Пилоты встретились за час до запланированного вылета. Им предстояло впервые работать вместе. Да и в Ростов-на-Дону экипаж никогда не летал.

Спустя четыре часа полета борт начал снижаться над Ростовской областью. Самолет получил разрешение на посадку, но через 10 минут почему-то сработала звуковая сигнализация о сдвиге ветра. Пришлось уйти на второй круг.

При маневре один из пилотов обратил внимание на скорость: она оказалась выше предельной и продолжала расти. Превышение было незначительным, но сам факт казался подозрительным. Капитан отметил, что судну нужна техническая проверка. Борт ушел на обход, пока в Ростове на посадку заходил другой самолет.

― Хочу посмотреть, что этот парень будет делать.<...> Мы ждем информацию о предыдущем борте: приземлится он или уйдет на второй круг, — говорит капитан на записи с черного ящика.

— Предыдущий борт ушел на второй круг из-за сдвига ветра, — отвечает диспетчер.

Командир воздушного судна (КВС) решил подождать в воздухе, чтобы определиться: идти на второй круг или на запасной аэродром. Топлива хватало еще на два часа полета. Через 15 минут капитан вышел из кабины, внутрь вошел бортпроводник и услышал от второго пилота:

― Все самолеты ушли. Мы тут одни остались и занимаемся ерундой.

― Куда они ушли?

― Я не знаю… Там был «Аэрофлот». О другом не знаю. Они ушли… Они ушли в другие аэропорты. У нас достаточно топлива. Но я не думаю, что при такой погоде… Если так же плохо будет дальше, оно того не стоит. Я не понимаю, почему они планируют подобные полеты в этот русский город ночью? Когда они уже при свете дня знают, что тут дрянь-погода, зачем они ставят это на ночь?

Соседний борт трижды уходил на второй круг, после чего отправился на запасной аэродром — в Краснодар. Но капитан дубайского рейса решил дождаться улучшения погоды, попробовать еще один заход и только в случае неудачи повернуть на Волгоград или Минеральные Воды.

В общей сложности Boeing 737 кружил надо Ростовом два часа, в 03:20 — новая попытка посадки. Борт запросил погоду и услышал: «Метеослужба не докладывала о сдвиге ветра на полосе». Но двумя минутами ранее сдвиг был.

Самолет начал снижение и попал в порыв ветра — скорость резко увеличилась. Экипаж срочно решил уходить на второй круг. Второй пилот увидел, что у КВС трудности с управлением, и начал ему подсказывать. Не помогло. В 03:42 самолет Fly Dabai рухнул на взлетную полосу. В отчете МАК напишут: «Все дальнейшие действия в условиях быстроменяющейся ситуации <...> носили запоздалый характер».

Суббота, ночь на 19 марта. Ливень, ветер ломает и валит деревья в Ростове. Службы спасения приведены в повышенную готовность — ждут, что разольется Дон в Азовском районе. Спасатели уже готовы выдвинуться навстречу потопу, когда в 03:50 в дежурную службу пожаротушения поступает звонок — что-то с пассажирским самолетом. Что именно, еще не знают.

Только на месте спасатели осознают — произошла авиакатастрофа. На взлетной полосе видят воронку, в которой еще горят топливо и части самолета.

― Первая мысль, что, наверное, в живых никто не остался, — вспоминает Андрей Малейко. — Но мы надеялись: кого-то найдем. А чем дольше ходили по обломкам, тем отчетливее понимали, что спасать, к сожалению, некого. Потому что самая крупная часть самолета [на взлетной полосе] — часть фюзеляжа длиной в три метра. Даже от магниевых тележек, которые самые прочные детали, — от них почти ничего не осталось.

Первым, что увидел другой спасатель — Виктор Косов, — когда прибыл на место, оказалось тело бортпроводницы и обломки. Предыдущий день был для него последним перед отпуском, но из-за угрозы потопа офицера попросили быть на связи.

― Я был дома, — рассказывает Косов. — Примерно в начале пятого утра мне позвонил начальник, говорит: «Давай собирайся, у нас самолет упал». Я подумал: «Какой самолет? У нас? Ночью упал? Тренировка, что ли?» Начальник перезванивает: «Давай быстрее, у нас упал "Боинг"». Вот тогда понял, что всё серьезно.

Как потушили горящие обломки борта, взлетное поле поделили на участки. Задачей спасателей стало обследовать всю территорию.

― Мы работали со следователями по изъятию деталей самолета, биологической массы... Почему говорю «биологическая масса»? Там было всего два тела: мужское без конечностей, только туловище, и вот стюардесса — у нее вроде одна конечность была. Остальное — не разобрать. Мы собирали всё это, а следователи описывали. Черные ящики мы в тот же день нашли, — вспоминает Косов.

Начало рассветать, шел ливень, дул очень сильный ветер. Задача была одна — собрать какие-то вещи, детали самолета, чтобы установить причину аварии.

― Привлекли много личного состава: и тех, кто был на сутках, и даже из других регионов. Ставропольский край нам помогал, — рассказывает Малейко. — Около двух суток проработали. Фактически отдых был только на обед, ужин, завтрак.

По словам офицера, за 22 года его работы в пожарной охране это была первая ситуация с такими жертвами:

― Я повидал многое. Всё сгладилось. С нами, разумеется, поработали психологи, так как мы долго там находились, много чего насмотрелись. Потом вернулись в обычную жизнь, немного отдохнули — и дальше, как обычно.

А Косов говорит, что переживал за молодых спасателей.

― Меня трудно шокировать. Для меня это было не первое ЧС, но первое связанное с самолетом. Когда ты на месте, все эмоции прячешь и выполняешь свою работу, не задумываешься. Но после двух с половиной дней, когда я попал домой... Я руки потом вымывал дней 10, потому что оно въелось под ногти, в пальцы.

На том борту были 62 человека: 55 пассажиров и 7 членов экипажа. Чтобы помочь всем родственникам погибших, привлекли около 40 психологов. Юлия Черновол была одной из них. Ее муж — сотрудник МЧС. Пока он работал на полосе, она помогала людям в аэропорту.

― Мы ожидали острую реакцию людей, но из-за отсутствия информации была тишина. То есть в зале всё было спокойно, пока родственникам не сообщили, что борт потерпел крушение. Первой реакцией [у людей] было непринятие всей ситуации: «этого не может быть». Нашей первой задаче было снятие острой стрессовой реакции и работа с острым горем, — вспоминает Юлия.

Кто-то из людей был в аэропорту в момент крушения — встречал близких, а кто-то жил далеко — потребовалось время на дорогу. Создавались группы, с каждой из которых работал психолог. Но они были непостоянными, потому что всё время подъезжали новые люди. Работа была построена посменно — это позволяло психологам перевести дух. По словам Юлии, она помнит каждого человека, с которым работала.

Психологи общались с родственниками погибших 24/7. Они сопровождали людей на всех этапах: и сразу после катастрофы, и во время размещения в гостинице, и при заборе биоматериала для анализа ДНК, и в момент выдачи личных вещей и тел.

— Человек в шоковом состоянии не всегда может отслеживать свои витальные (основные. — Прим. ред.) потребности. Бывает, спрашиваешь: «Когда последний раз вы ели?» А он об этом даже не думает. Еще мы координировали родственников погибших. Человеку, столкнувшемуся с такой бедой, очень сложно сориентироваться. Привлекли очень много ведомственных служб, а людям надо было в кратчайшие сроки оформить документы, получить личные вещи, компенсации, обратиться в областное Бюро судебно-медицинской экспертизы. Мы подсказывали, как действовать, — рассказала Черновол.

Сразу после ЧП организовали две горячие линии — на базе МЧС и на базе центра экстренной психологической помощи в Москве. На них поступило очень много звонков — и не только от родственников. Звонили просто неравнодушные люди. Такие же неравнодушные почти сразу организовали стихийный мемориал. Они приносили к аэропорту цветы и игрушки.

Жители Ростовской области получили по миллиону рублей за каждого погибшего родственника. Кроме того, некоторые из них подали иски против авиакомпании. Судебный процесс начался в апреле 2016 года и продлился три года. Всё закончилось компромиссом в январе 2019-го — стороны заключили мировые соглашения. Каковы были его условия, не уточнялось.

В течение трех с половиной лет МАК расследовал причины катастрофы. В комиссии работали эксперты из США, Франции, ОАЭ, России и стран, граждане которых погибли в результате крушения. В течение всего этого времени выдвигалось множество версий о причинах катастрофы: то самолет не выдержал нагрузки, то замерз руль высоты, то КВС намеренно устроил столкновение.

В конце 2019 года МАК опубликовал окончательный отчет о расследовании. В нем говорилось, что причиной стала растерянность главного пилота — он допустил несколько ошибок, приведших к крушению.

— Ключевым моментом стал тот факт, когда пилот длительное время — 12 секунд — нажал и продолжал удерживать кнопки управления стабилизатором в направлении «на пикирование». Второй пилот адекватно оценивал положение самолета, подсказывал КВС правильные действия и даже попытался вмешаться в управление. Но его правильные подсказки о выводе самолета из опасной ситуации не привели к положительному результату, — написано в отчете.

Еще одной причиной названа усталость пилотов.

― К моменту катастрофы экипаж находился в воздухе 6 часов, из них 2 часа в напряженной обстановке, связанной с необходимостью принимать нестандартные решения. При этом катастрофа произошла в самое неблагоприятное время с точки зрения биоритмов, когда работоспособность <...> находится на нижнем пределе, а вероятность совершения ошибок возрастает, — отмечено в заключении.

В 2017 году в память о погибших в той катастрофе у старого аэропорта установили мемориал «Прерванный полет». В центре композиции — упавшая птица, отлитая из бронзы.