«Нам больше не продлевают жизнь». Как COVID-19 помешал лечить рак в Ростове

На днях ростовчанка Любовь Тимченко призвала губернатора спасти онкобольных пациентов горбольницы № 7: после закрытия гематологического отделения на карантин она и другие пациенты с раком крови оказались отрезаны от медицинской помощи. Врачи признают: онкобольные особо уязвимы перед коронавирусной инфекцией, болезнь к ним липнет, и вероятность летального исхода выше. 161.RU рассказывает, как пандемия COVID-19 отразилась на лечении рака в Ростовской области.

«Еще не самый предсмертный»

Александру Дрееву 75 лет. Последние три года он болен лимфолейкозом. Каждые три месяца Дреев должен ложиться в гематологическое отделение и 10–12 дней лечиться под наблюдением врачей. Он не был в больнице с марта. Госпитализироваться Дреев сможет только в следующем году.

Весной Александр еще мог провести на ногах несколько часов — заниматься спортом, работать во дворе. Сейчас его предел — полчаса. Ходит в магазин или на рынок у дома, иногда — в поликлинику. Дреев жалуется на постоянную слабость и головокружение. Бывает, теряет сознание. Из-за болезни кровь у Дреева густая. При каждой госпитализации часть ее забирают, а взамен внутрь «заливают» лекарства.

Сейчас Александр принимает только таблетки, и то не все. Один препарат онкобольной получил и пьет по схеме. На второй есть рецепт, но самого средства нет в городе.

— Таких больных, знаете, сколько. Я еще не самый предсмертный. У нас много тех, кто на грани. Я потерял двух друзей — онкология плюс коронавирус. Видел их закрытые гробы. Я не боюсь. Это даже не мой первый рак: онкологию аденомы я уже прошел. Коронавирус, конечно, всё усугубил. Половины тех, с кем лежал, уже нет в живых, — говорит Александр.

Летом Дреев получил направление в гематологическое отделение горбольницы № 7, но лечь в стационар не смог.

— Врачи заболевали, а в октябре гематологическое отделение ушло на карантин. Там лежала пациентка с подтвержденным ковидом, — посетовал онкобольной.

Александр считает, что многие больные раком не переживут пандемию.

— Весь смысл — просто поддерживать человеческую жизнь. Я и до пандемии знал людей, которые выходили на ремиссию, всё должно было быть нормально, а через день человек — всё. Умер. В отделении врачи говорили: «Наша задача — продлевать вам жизнь». Что сделал коронавирус? Нам ее не могут продлевать.

Еще один бывший пациент гематологического отделения больницы № 7 — Николай Марченко. Летом 29-летний ростовчанин стал жаловаться на боль в спине и груди. Подумали на остеохондроз — такое с ним уже было. Отмахнулись. Боль не отступила. Он перестал нормально спать, сильно потел, начал подкашливать, у него увеличились лимфоузлы. В поликлинике врач сказал, что такое бывает, и отправил на больничный.

В середине сентября мужчина вызвал скорую — думал, что у него ковид. Первая скорая предположила: «Трахеит, возможно, бронхит», вторая заподозрила легкую пневмонию. Третью мужчина вызвал из-за разболевшегося бока. Марченко забрали в урологическое отделение БСМП. Там обнаружили камень в почке и заподозрили лейкоз.

Марченко сделал КТ — томограф показал опухоль в грудном отделе. Сдал кровь еще раз — подтвердился лейкоз.

21 сентября мужчина лег с острым миелобластным лейкозом в гематологическое отделение, прошел первый курс химиотерапии и получал поддерживающее лечение.

— У Коли сохранялся кашель, был снижен иммунитет. После химии он особенно нуждался в стерильных условиях, — вспоминает Дарья Марченко, его вдова.

4 октября у одной из пациенток гематологии подтвердился коронавирус. В отделении объявили карантин.

— Коле сказали, что его лечение закончено, хотя он всё еще получал кровь и капельницы. Выписывать его было нельзя. Остальных пациентов либо выписали, либо перевели. Моего мужа перевели в инфекционное отделение для больных пневмонией. Тест на COVID-19 по-прежнему был отрицательный.

Семье Николая сообщили, что ничего плохого с ним не случится, и мужчина продолжит получать полноценное лечение. Марченко поместили в тесную палату с четырьмя больными пневмонией. Само помещение оказалось бывшей кухней. Через несколько дней у Николая поднялась температура — до 39,8 °С.

7 октября семья Марченко добилась того, чтобы мужчину перевели в отдельную палату.

10 октября пришел положительный результат теста на COVID-19, мужчину перевели в 20-ю горбольницу.

Поздним вечером 11 октября Марченко умер в отделении реанимации, когда в ГБ № 20 кончился кислород. Он оказался самым молодым пациентом, задохнувшимся во время паузы в подаче кислорода.

Как сообщили корреспонденту 161.RU в горбольнице № 7, гематологическое отделение не откроется до следующего года.

— У нас гематологии нет. Его [отделение] закрыли на карантин. Ни с кем нельзя поговорить, врачи дома сидят. На какое время, неизвестно. Когда откроют гематологию, никто не знает, — ответили в больнице.

Повышенная уязвимость к инфекции

Национальный медицинский исследовательский центр онкологии работает в Ростове-на-Дону вопреки пандемии.

— Лечение онкобольных проходит поэтапно, его нельзя остановить, отменить. Ведь злокачественный процесс может распространиться на другие органы, и больной может погибнуть. Время очень важно, — говорит Александр Лисутин, заместитель главного врача.

В апреле у четверых пациентов онкоцентра обнаружили коронавирус. Зараженных перевели в ЦГБ имени Семашко, а в НМИЦ ужесточили контроль.

— К осени мы пришли более опытными, — уверяет Лисутин. — Теперь вход на территорию онкоцентра строго ограничен — только пациенты, сопровождающие с детьми и маломобильными больными. Для сотрудников отдельный вход.

Всем измеряют температуру, в холлах и коридорах установлены санитайзеры. Перемещение пациентов и медиков между подразделениями ограничено. Приходить к больным запрещено — родственники могут только оставить передачу на КПП.

Перед госпитализацией у пациентов берут обязательный тест на коронавирус. Программисты онкоцентра разработали программу, чтобы пациенты могли узнавать результаты тестирования онлайн по индивидуальному коду. Если результат положительный, госпитализацию придется отложить. Сначала лечат коронавирус, затем — основное заболевание.

— При наличии коронавируса, чтобы снизить риски осложнений, проведение химиотерапии или операции рекомендуется отложить до момента выздоровления пациента от COVID-19, — рассказывает Лисутин.

Люди со злокачественными новообразованиями более подвержены риску заразиться и заболеть коронавирусом. Это связано и с особенностями протекания самого онкологического процесса, и с ослаблением иммунитета из-за проводимой терапии.

Ты, что, ему откажешь?

Анна Панина живет в Шахтах. Рак проявился, когда женщина была на втором триместре беременности — Анна пришла на плановый скрининг, после которого узист предложил просветить почки. Обнаружилась опухоль диаметром в шесть сантиметров. Врач направил пациентку к онкологу.

Шахтинские доктора напугали: врач не понимал, как лечить беременную женщину с онкозаболеванием, можно ли сделать «контраст» и другие потенциально опасные обследования. Но главное — медик сказал, что беременность придется прервать.

— Ребенок долгожданный, развивается нормально. Мне 30, мы с мужем планировали беременность, проходили лечение, чтобы она была. Как можно избавляться от малыша, когда ему пять месяцев и он во мне? — говорит Анна.

Первые обследования пришлись на пик коронавирусного карантина. В то время родители Паниной были в Казахстане. Они уехали работать вахтовым методом, вернуться до закрытия границ не успели. Муж-военный застрял в Чечне после закрытия региональных границ.

Когда пришли результаты обследования, сомнений не осталось: рак почки. Акушер-гинеколог, у которого женщина стояла на учете, связался с ростовскими врачами. Панину направили в областную клиническую больницу № 2, оттуда — на консультацию в онкоцентр.

— Врачу в институте я осторожно сказала: «В Шахтах мне говорили, что от ребенка придется избавиться…» Доктор подтвердил: «Главное — вас спасти. Еще родите». Я уехала с истерикой. Мне было всё равно — пусть удалят хоть почку со всем, чем угодно, но ребенка я не дам. Даже не думала, что болезнь может затянуться и прогрессировать. Ни за рак не беспокоилась, ни за коронавирус. Только за Илюшу.

— Мы организовали консилиум с участием наших онкологов и областных акушеров-гинекологов. Результаты диагностики показали, что новообразование достаточно опасное, нельзя откладывать операцию. При этом беременность протекает хорошо. Решили оперировать, — рассказывает генеральный директор Национального медицинского исследовательского центра онкологии Олег Кит.

Анну оперировали в 20-х числах мая, на седьмом месяце беременности. Женщине повезло: рак не успел пустить метастазы. Была вероятность, что опухоль проникла в почку — в этом случае орган пришлось бы удалить. Но его только резецировали.

Женщина восстановилась без проблем. Она лежала в стационаре с усиленным санитарным контролем. Помещение постоянно обрабатывали, медперсонал ходил в масках, носил перчатки. Посетителей не пускали, но Аня не жалуется: ее всё равно было некому навещать.

— В палате я лежала одна. Врач, Виктор Хван, приходил по нескольку раз в день, смотрел швы. Я такого отношения со стороны врача в жизни не видела. Доходило до смешного. У меня варикоз, надо носить компрессионное белье. Заходит доктор: «Анечка, ты сегодня компрессию не снимала?» — «Нет». — «Подними халат, подтянем чулки». Смущаюсь. Понимаю, что надо, что не могу сама — швы. «Ты это брось. Я не мужчина, я врач».

Родители Ани вернулись аккурат к выписке. Муж вырвался с вахты в начале июня.

4 августа Панина стала мамой. Говорит, что ей делали кесарево, но рак тут ни при чем.

— Крупный у меня Илюха. Очень активный, быстро развивается. Три месяца, а уже пытается садиться. Я с ним разговариваю: «Подожди, ну! Тебе еще рано!» Педиатр надо мной смеется: «Захочет — сядет. Ты, что, ему откажешь?»

Каждые три месяца Анна проходит обследование. Чувствует себя хорошо.

После видеообращения ростовчанке Тимченко позвонили из правительства.

— Сегодня со мной связались от губернатора. Сообщили, что мы можем лечиться в медуниверситете и областной больнице в гематологии, и это [отсутствие лечения] просто недопонимание, — написала бывшая пациентка горбольницы № 7.

Почему лишенных терапии ростовчан не перевели в другие клиники полтора месяца — открытый вопрос.