Обожженные судьбы. И четыре года спустя погорельцы с Театрального спуска бьются за право жить по-людски

Сегодня, 21 августа 2021 года, настала четвертая годовщина одного из самых разрушительных пожаров в истории Ростова-на-Дону. Начавшись у одного частного дома, за час огонь охватил тысячи квадратных метров. Район Театрального спуска горел больше суток — огонь уничтожил 160 домов, без крова остались 700 человек. Погиб 77-летний мужчина-инвалид, не сумевший выбраться из горящего дома. Корреспондент 161.RU Сабина Бондарь, которая провела на пожаре 12 часов, узнала, как сложились жизни погорельцев после трагедии.

Случайность или поджог? Загадка Ростова

Район Театрального спуска — один из самых старых в Ростове-на-Дону. Он появился в XVII веке. Большинство домов выросли как самострои, но с годами люди облагораживали и регистрировали жилища.

Накануне большого пожара местные жаловались, что их запугивают, угрожают поджогами представители девелоперов. За три дня до трагедии пять семей потеряли свои жилища в огне. Первые погорельцы утверждали, что их попросту решили выжить из собственных домов. Но внимания властей те заявления не привлекли. Интерес к участку земли в центре Ростова застройщики проявляли еще с 2004 года.

За 13 лет жители Театрального спуска неоднократно обращались в различные инстанции за правовой помощью. А после трагедии, которая прогремела на всю страну, многие погорельцы остались один на один со «своим пепелищем». Сотням ростовчан пришлось годами судиться с бюрократами, чтобы добиться компенсаций либо нового жилья. У разбитого корыта до сих пор остаются десятки погорельцев, которых власти не признают пострадавшими.

Семье Антошиных помогли вернуть малое

История Анны Антошиной и ее сына Димы стала широко известна через три года после трагедии. Погорелица годами отстаивала право собственности и требовала компенсации, но на пути к справедливости встречала постоянно препятствия. Лишь в декабре 2020 года, когда ее 11-летний сын написал письмо президенту Владимиру Путину, дело сдвинулось с мертвой точки.

Мальчик рассказал президенту о чудовищных условиях, в которых семья живет после пожара. Тогда власти пообещали деньги на приобретение жилья. Но счастливый конец для Антошиных так и не наступил.

Дом Анны, в котором жили двое взрослых и ребенок, стоял по адресу Седова, 171/6. Огонь добрался до этой улицы спустя несколько часов после начала. Когда вспыхнули дома на Чувашском, никто и предположить не мог, что пламя пройдет несколько кварталов.

— Когда начался пожар, то происходило всё очень странно, — вспоминает Владимир, сосед семьи Антошиных. — Он был странный и тем, как начинался, и тем, как он протекал, и тем, что спецслужбам удалось упустить его с шестидесяти «квадратов» до десяти тысяч. Вопросов очень много по этому пожару, но, скажем так, в этом будут разбираться компетентные органы — идет судебный процесс на эту тему. Мы практически в одночасье остались без крова, без вещей, без ничего.

Анна с супругом и сыном жили в квартире, расположенной в одном из домов. Там пострадало 5–6 многоквартирных домов. Естественно, властями моментально была организована помощь: и штаб по ликвидации, и штаб по помощи пострадавшим — многим удалось помочь. Но при этом большинство постановлений, которые были приняты наспех, не рассматривали помощь каждому. Три года Анна писала в прокуратуру, в администрацию города, в правительство области. Бездействовали все.

Антошиным удалось найти жилье — оставленную родителями Анны коммунальную комнату на 30 «квадратов», в которой они смогли поселиться втроем и ждать помощи от государства. Видя мытарства родителей три года и жутко замерзая, маленький Дима решил сам исправить ситуацию.

— Как ты к этому пришел, как решился?

— Не давали квартиру, говорили: у вас же есть, где жить. Бабка сдохнет — и туда переедете.

— Это кто говорил?

— Уже не помню.

— А тебе кто-то подсказал написать президенту?

— Нет, сам.

— Ты верил, что тебе ответят, помогут?

— Ну да.

— Холодно здесь зимой? Чем грелись?

— Вот форсунка, зимой мы ее включаем, а на кухне — печку, она круглосуточно работает.

— Ну вот письмо дошло, потом дяди, тети пришли в гости. Что говорили, чем помогли?

— Ну да, когда дошло, они вызвали нас давать квартиру.

— А что до них дошло, как ты думаешь?

— Не знаю.

После письма Путину в коммуналке Антошиных «поселились» сотрудники органов опеки и прокуратуры. Матери даже предлагали отдать ребенка в лучшие условия, пока не решится проблема с жильем.

— Даже после этого администрация города сопротивлялась и пыталась как-то замять эту проблему, не решить ее сразу же по указке президента, а отодвинуть куда-нибудь подальше — «да-да, мы поможем, но потом, потом, потом», — вспоминает Владимир. — Никакого отношения к помощи семье оно не имеет. Из этой серии были выплаты за потерю имущества первой необходимости и так далее. По-моему, числится порядка 500 тысяч.

Антошиной пришлось еще не раз обратиться в прокуратуру и в СК, чтобы подтолкнуть администрацию к действиям. Спустя время власти оценили ущерб, нанесенный Антошиным пожаром, и выплатили компенсацию, равную выкупной стоимости жилья — 2 миллиона 8 тысяч рублей.

Моральный ущерб за уничтожение жилья и годы нервотрепки в судах государство предпочло не возмещать.

— До этого администрация подавала на нас в суд, хотела лишить права собственности и снять с реестра, для того чтобы нам не выплатить ни копейки, — считает Анна. — Мы прошли все суды, и суд оставил право собственности за нами. Мы выиграли те суды благодаря прессе, общественности. Отстояли наше имущество. И после этого нам стали говорить: ну хорошо, отстояли, мы будем выкупать вашу недвижимость сгоревшую. Нам помогли приобрести квартиру в одном из ЖК — застройщик сделал скидку. Дом еще строится. Вроде как в сентябре еще даже не сдастся...

По оценке специалистов, на ремонт Антошиным нужно около 600 тысяч рублей. Взять кредит семья не может, потому что почти все средства уходят на лечение ребенка. После пережитого пожара мальчик состоит на учете у психиатра. Кроме того, у ребенка смешанные нарушения патологии речи и развития. Ему нужно делать уколы, иглоукалывание, быть под наблюдением у невролога и логопеда.

Антошины просят помощи у неравнодушных на помощь в ремонте квартиры. От государства уже не надеются получить ничего. Мечта Димы — отпраздновать 12-й день рождения в новой квартире, куда можно будет позвать своих друзей — в коммуналке тесно даже двоим.

Семья Васиных осталась за бортом госпомощи

Сосед Антошиных, Владимир Васин, с женой и престарелыми родителями вспоминают последние четыре года как борьбу с ветряными мельницами. В доме на Седова отставной полковник МЧС прожил всю свою жизнь.

С балкона второго этажа мама с папой кричали ему: «Володя, домой». В день пожара Васин был на работе. Когда вернулся, на Седова уже тлели руины. Вернувшись с нами к дому детства, мужественный полковник пустил скупую слезу.

Сейчас мужчина с горечью отмечает, как Родина «отблагодарила» его за служение.

— Многое в моей жизни было, но это самое яркое, самое непередаваемое никакими словами ощущение, когда ты видишь, как сгорает твой родной дом, когда ты знаешь, что твои коллеги должны приехать в течение 10 минут и как-то начать его тушить. Когда ты знаешь, что к твоему дому должны приехать четыре цистерны. И ты понимаешь, что проходит час, два, а ты видишь, как сгорает сначала чердак, потом второй этаж, потом дым начинает идти с первого этажа. Ты ждешь машины, которые вот-вот должны появиться. Не может этого быть, чтобы не появились... А машины появляются через четыре часа — из Таганрога.

Владимир считает, что в первые часы и дни все, начиная от самого мелкого чиновника и заканчивая главой МЧС и президентом, сочувствовали погорельцам и будто по-настоящему старались помочь. Погорельцам оперативно выдали по 150 тысяч на человека — «помощь первой необходимости при утере имущества». Но когда люди решили по закону получить свое, власти отгородились стеной бюрократии.

После года скитаний по инстанциям мужчина опустил руки. На помощь пришли бывшие сослуживцы и друзья. Они купили семье Васиных квартиру, чтобы люди не остались на улице. По иронии судьбы чиновники, увидев, что у Васина появилась недвижимость, использовали это как повод, чтобы отказать погорельцу.

Формулировка в постановлении звучит так: «Отсутствие жилой площади должно быть с момента введения чрезвычайной ситуации, до момента <...> издания постановления о выделении средств у собственника не должно быть жилья».

В администрации Ростова бывшему полковнику сказали: «Ты же выкарабкался, ну и всё. Что мы тебе еще должны помогать?» Чиновники будто забыли, что в пожаре семья Васиных с пожилыми родителями потеряла всё, и что он имеет право на компенсацию за потерянный дом. Погорельцу посоветовали идти в суд, если он не согласен с формулировками.

— Постановление, которое быстро было принято, для них стало догмой, которая не подлежит никакому ни обсуждению, изменению, что в корне неверно. И я, как человек, проработавший на достаточно высоких должностях, знаю, что они должны сделать, — говорит Владимир. — Я не верю в то, что люди, которые занимают такие высокие посты в нашем городе, глупее меня. Они тоже прекрасно всё это знают. Это значит, что они просто не хотят этого делать, не хотят помочь тем людям, которые попали в трудную ситуацию. Наши чиновники стали на позицию не как помочь, а как отказать.

Спустя четыре года борьбы семья Васиных осталась только с понимаем, что государство им не в силах помочь. При существующих законах, они не работают.

— Благодаря своим друзьям, их поддержке я смог пережить этот пожар, пережить эту потерю. Ни фотографий, ни памятных вещей, которые у меня были… Ведь в доме, если вы посмотрите вокруг себя, к примеру, стоит какая-то ваза. Вы ее не сами купили, вам ее кто-то подарил к какому-то торжеству. Этого уже ничего не вернешь… Огромная потеря, которую нельзя восполнить ни деньгами, ни субсидиями, ни помощью — ничем, — сказал Владимир, стоя на руинах собственного дома.

Здесь Владимир был словно раненый лебедь, который тоскует о своей лебедушке. На вопрос, что бы он хотел сказать государству после четырех лет, мужчина немного подумал и сказал, что оно его не услышит.

— Не все из тех, кто служит [чиновниками], будут жить, как Захарченко. Основная масса тех, кто служит, это обыкновенные честные люди, которым не удастся украсть у этого государства бешеные деньги, чтобы потом ни о чем не заботиться. Нашему государству плевать на тех, кто ему служит. Оно не готово защитить своих людей, отдающих себя без остатка служению государству. Оно не готово его защищать, точнее, готово только на бумаге. Да, ты полковник — мы на бумаге тебе дадим 20 квадратных метров, ты отслужил 20 лет — мы дадим тебе и пенсию, и квартиру. Но когда дело доходит до реальных каких-то вещей, просто всё переворачивается с ног на голову. 20 «квадратов», которые положены полковнику, я от государства так и не получил. Квартиру, которую как положено вообще отслужившему государству, я тоже не получил. Спасибо, пенсия хорошая, — резюмировал погорелец.

Художник, который стал дворником

Улица Нижнебульварная тоже горела в числе последних. 56-летний Максим Березников чудом выжил. В тот злополучный день мужчина вернулся с ночной смены и лег спать. Если бы не почти выломанная дверь, через которую вошли люди, мужчина бы оказался вторым среди жертв трагедии.

— Проснулся я от того, что был сильный стук в дверь. Ее почти выломали. Работал тогда в охране, и после смены обычно я сплю как убитый. Думаю, мне повезло, — вспоминал мужчина. — Стоял какой-то парень, который кричал: «Уходите, всё бросайте, бегите, быстрее». Я ничего не понял, вышел на улицу, а там уже соседний дом пылал вовсю. Этот дом не просто горел, он горел с каким-то диким звуком, как будто пламя заворачивалось смерчем — уходило трубой вверх и гудело.

Пока Максим смотрел, как горел соседний дом, пламя охватило его собственное жилье.

— До меня только тогда дошло, что я вышел в одних трусах. Я попытался пойти в дом, но полицейские не пускали меня. Я уговорил одного, чтобы зайти в дом и забрать документы. Единственное, что я успел вытащить из дома — это коробку с документами, телефон и шорты. Уже практически полностью было задымление, а где-то минут через пять, как я вышел с документами, у нас в угловой квартире взорвался газовый баллон, и это был маленький огненный «ядерный взрыв». Пошел такой шар, дом очень быстро начал гореть.

Ростовчанин жил на Нижнебульварной с 1967 года. Его бабушка получила квартиру в 1932 году, когда работала на заводе «Ростсельмаш».

Квартира, которая досталась Максиму от бабушки и мамы, по документам была коммунальная. В свое время никто не переоформил бумаги и комнаты не соединяли. Ростовчанин был с детства прописан на одной из половин. Это и стало камнем преткновения, который мешает государству помочь мужчине с жильем.

— Когда бабушка умерла, я остался прописан на маминой половине, и фактически, по документам, я оказался только в этой половине, хотя по сути она принадлежала всей нашей семье, — пояснил погорелец.

Со спасенной коробкой документов Максим отправился, как и сотни других погорельцев, на ночлег в 5-ю школу, где временно размещали пострадавших. Примерно через пять дней всех разместили в гостиницы, но тогда Максим и не предполагал, что вскоре останется на улице, как человек без определенного места жительства. Спустя примерно полгода, когда закончился режим ЧС, погорельцам указали на дверь.

— Вот нас там продержали до апреля и потом благополучно всех выкинули из гостиницы на улицу. Когда я пришел в администрацию, мне в глаза сказали: «Это ваши проблемы». Я написал заявление и попросил помощи в жилье, мне сказали: «Ждите месяц». Я говорю: «Ребята, а где мне жить?» В ответ услышал: «Мы же вам давали, 20–30 тысяч скоро получите за утерю имущества», — вспоминал мужчина.

В общей сложности, перед тем как Березникову выплатили компенсацию за утерю около 160 тысяч рублей, ему пришлось скитаться по городу около четырех месяцев.

— Я перебивался по друзьям, у кого на кухне ночевал, у кого в подвале ночевал, потом на чердаках. В общем, просился, кто куда пустит, — рассказал погорелец. — В конце концов взялся человеку бесплатно отремонтировать забор, и он меня за это впустил у себя пожить.

Позже мужчина вновь написал заявление в кировскую администрацию. Те ходатайствовали в администрацию города о выделении «квадратов» для Максима в маневренном фонде. Но место нашлось только в ночлежке для бомжей на Семашко. Березников был согласен даже на это и собрал полный пакет документов для заселения, но и тут судьба сыграла злую шутку.

Всё это время, в течение четырех лет, мужчина не сидел сложа руки. Он судился и пытался отстоять свое право на получение жилья. Но бумажная волокита и прочее не дают ему возможности ни купить жилье, ни получить деньги за выкупную стоимость. На момент пожара погорелец не успел развестись с бывшей женой официально. Власти притянули эту ситуацию и нашли у бывшей супруги часть недвижимости. В итоге Максиму отказали в приобретении жилья. А за половину жилья, где он прописан, несмотря на то что вся квартира принадлежит ему, чиновники готовы были сначала заплатить мужчине только порядка 900 тысяч рублей. На них ростовчанин не смог бы купить даже место в ночлежке. Пройдя более 9 заседаний суда, мужчина не отчаивался и продолжал судиться. Но когда стало известно, что у бывшей жены имеется недвижимость, Максиму отказали и в выкупной стоимости.

— У нее доля в доме была. Ей мама сделала дарственную. И они прицепились к этой дарственной, хотя по закону я вообще никакого отношения ни к ее дарственной, ни к ее дому не имею. Мне отказали в помощи. У меня ничего нет, но меня пристегнули к чужому имуществу, — жалуется погорелец. — Я спросил: «Где мне жить? Куда бедному крестьянину податься?»

Березников по образованию художник, но за 4 года мытарств стал работать дворником в том же маневренном фонде, где пока проживает, чтобы заработать на кусок хлеба. Мастерская и все инструменты сгорели вместе с домом.

— По закону я имею право на получение жилья, так как мой дом признан аварийным, непригодным для проживания. Я официально стою на очереди под номером 41 как внеочередник, и какой-то по номеру как очередник. Ничего у меня нет. Но, к сожалению, у них всё так устроено, чтобы не дать, — сетует погорелец. — Меня хотят просто лишить возможности иметь регистрацию здесь. Единственное в сгоревшем доме, что у меня сейчас есть, это регистрация, которая дает мне возможность лечения, обращения в банки, в суды. Благодаря регистрации я стою на очереди, потому что если не будет постоянной регистрации, они мне сразу сказали, что с очереди на жилье сразу выкинут. Я хочу сказать нашим чиновникам, что людям вообще-то надо помогать, а не мешать. За четыре года ада, честно говоря, кроме отталкивания, игнорирования и нежелания что-либо делать, практически вспомнить больше ничего не могу.

Трагедия, которой могло не быть

Говорить о том, спланирован пожар или нет — неблагодарное дело. Но важно помнить: за месяц перед большим пожаром произошло три возгорания в том же районе. В день пожара из-за аварии на водопроводе гидранты в районе оказались сухими. Погода в роковой день — ветер и жара.

Ну и самое, наверное, интересное — это то, о чем знает и МЧС, и город. В Ростове нет ни одной муниципальной пожарной части. Город спрятался за область, за государство, и своих частей пожарных не имеет. Существуют законы, в которых расписано, сколько пожарных частей должно быть в таком городе. В Ростове должно быть 35 пожарных частей. Сейчас их всего 15 на миллионник.

В жарком августе 2017 года молодые ростовские ребята Ян Сидоров и Владислав Мордасов стали последними, кто пострадал от крупного пожара на Театральном спуске. Юноши, поддержавшие ростовских погорельцев, оказались за решеткой на долгие годы. 5 ноября 2017 года. На мирный митинг перед зданием правительства Ростовской области вышли два человека. Это были студент колледжа филиала РАНХиГС 18-летний Ян Сидоров и литейщик из Батайска 21-летний Влад Мордасов.

Однако акция протеста так и не состоялась. Как только юноши достали плакаты и листовки, их задержали. Их обвинили в подготовке революции. 19 марта 2019 года в защиту ребят выступили люди, которые потеряли свои дома в 2017 году в пожаре в районе Театральной площади. Они обратились к СМИ с просьбой обратить внимание на уголовное дело против Сидорова и Мордасова, но людей не услышали.

Юношей посадили в тюрьму и наказали. После этого случая права погорельцев никто больше отстаивать не вышел. Пожар, который произошел четыре года назад, вошел в историю Ростова-на-Дону как самый загадочный и беспощадный по отношению к самим ростовчанам.

Расследование его причин до сих пор продолжается. По крайней мере, так говорят.