«Мама, тебе не будет за меня стыдно»: о ростовчанине Дмитрии Петрове, погибшем в Аргунском ущелье

Двадцать лет назад, 1 марта 2000 года, завершилась одна из важнейших битв Второй чеченской войны. В бою на высоте 776, в Аргунском ущелье, 90 десантников Псковской дивизии приняли на себя удар двух тысяч чеченских боевиков. Шестая рота продержалась сутки, под конец битвы вызвав артиллерийский огонь «на себя». Из 90 десантников выжили только шестеро, потери боевиков — около 500 человек, число раненых неизвестно. Спустя двадцать лет родители российских солдат, погибших на высоте 776, до сих пор пытаются узнать, почему их сыновьям пришлось совершить свой подвиг.

161.RU поговорил с матерью и отцом Дмитрия Петрова, десантника из Ростова, погибшего в Аргунском ущелье, чтобы узнать, каким был их сын и что им удалось узнать о бое на 776 высоте.

Когда Людмила и Владимир зашли в ангар военного госпиталя, чтобы забрать своего сына, они поразились числу лежащих там тел. Рядами — черные мешки, не сотни — тысячи тел, на земле и на полках. Номер Дмитрия был 812 — родители до сих пор помнят эту цифру. Когда его привезли на столе-каталке, Владимир расстегнул мешок, чтобы увидеть сына. Он насчитал десять пулевых ранений в груди сына, осколочную рану в правом боку и руки в пузырях от ожогов. Потом отцу Дмитрия расскажут, что этот ожог, как и плечо, покрытое сплошным синяком, от пулемета. Парень голыми руками менял ствол. Обгоревшее лицо тоже смогут объяснить — Дмитрий трое суток пролежал в Аргунском ущелье. Не смогут только объяснить, почему эти три дня его — как и других десантников — не забирали с высоты.

— Мы 20 лет пытаемся узнать обо всех обстоятельствах боя. Но всё скрывают. Никакой информации нет, — говорит Людмила, мать Дмитрия Петрова.

Владимир, его отец, добавляет, что никто не знает, как и почему произошло то, что случилось на высоте 776. Знают только те, кто уцелел, но они молчат — их предупредили, чтобы они помалкивали.

Петровы собирали правду по-крупицам — от однокурсников Дмитрия по рязанскому десантному училищу, от солдат, которые служили под его командованием, от друзей-офицеров. Десантники помогали семье, чем могли, часто навещали Петровых и рассказывали, что знали. Дмитрия Петрова любили в войсках, его отца до сих пор приветствуют по-солдатски в рязанском училище. О Дмитрии отзывались как о хорошем офицере. Он с детства мечтал быть солдатом.

Как говорит Людмила Петрова, Дима с детства ничем не отличался от других мальчишек. Был смешным, как и другие ребята, всегда смеялся и улыбался. Друзья ценили его за хорошее чувство юмора, конфликтов в школе не было никогда. Единственным, что выделяло из прочих, была страсть к воинскому делу. «Он с самого начала знал, кем он хочет быть», — говорит Людмила.

— Как только он научился ходить и говорить, первой же песней, которую он разучил, была «День Победы». Столько песен на свете, а он её выучил! И он ходил по дому в отцовской солдатской фуражке, отдавал рукой воинское приветствие и пел. И так пока не заснет, — рассказывает его мать.

У родителей никогда не было проблем с Димой. По их словам, они его практически не видели — сразу после школы тот шел на тренировки. Танцы, стрельба, футбол, бег, рукопашный бой.

— Вот вы скажете — хвастаюсь. А за мной родители бегали, спрашивали: «Как такого парня воспитать?». А я не знала, что ответить. Мы просто позволяли ему жить так, как он хочет, — говорит Людмила.

В 12 лет Дима начал ходить в клуб «Юного летчика». Людмила до сих пор удивляется, как она отпускала в те времена своего ребенка одного ездить с Чкаловского на Ворошиловский. На занятия он вставал сам, в семь утра. Гладил форму и уезжал. Когда в клубе началось разделение на планеры и прыжки, Дима сначала думал пойти на планеры. Это могло бы помочь ему стать военным летчиком. А потом сказал: «Да ну, высокий я. Ещё в кабину не влезу». Так он начал прыгать с парашютом.

— Это ведь было не так просто тогда — захотел и прыгнул. Собирала справки, заверяла их, чтобы сына пустили. Когда он поехал первый раз, мы очень переживали. Нервничали, ждали, пока вернется. А потом приехал — такой счастливый! — рассказывает Людмила.

К десятому классу Дима совершил 15 прыжков с парашютом. Сразу после окончания школы он тут же поехал поступать в рязанское десантное училище. Людмила не хотела, чтобы её сын становился солдатом. Но и идти против его желания тоже не могла.

— Говорила: «Дима, поступай в строительный». А он говорит: «Мам, ну ты представляешь меня? Я, в пиджаке, инженер, среди станков». Его это очень смешило, прямо укатывался. А когда он поехал в рязанское поступать, я где-то в душе надеялась, что он не поступит. Конкурс был очень большой — 11 человек на место, — вспоминает Людмила.

Петровы собирали своего сына по-серьезному: купили костюм, красивую яркую сумку, снарядили всеми дипломами — думали, что это может помочь при поступлении. На второй же день в Рязани у Димы похитили всё, в том числе деньги и документы. Он остался в одних трусах и трико. Когда он пошел жаловаться к одному из преподавателей, тот сказал: «Если тебе суждено быть десантником, то ты им будешь, ты поступишь». Одежду пришлось просить у других парней, которые тоже поступали в училище. В итоге он сдал всё на отлично.

— Мы когда на присягу приехали, его не узнали. Они ведь все одинаковые, в одинаковой форме. Только младшая сестра его, которую он очень любил, моментально узнала его в строю, побежала обнимать. А он стоял нагруженный — взял у другого, низенького парня, автомат и каску, тот не справлялся с весом. А Дима себя так испытывал, — рассказывает Владимир.

Как рассказывает Людмила, когда Дмитрий учился на третьем курсе, она следила за событиями, которые происходят в Чечне — тогда там уже шла Первая чеченская. В одной из передач она увидела списки погибших — в этом списке она увидела Дмитрия Петрова. «У меня душа в этот момент улетела», — говорит Людмила. Но это был полный его тезка.

— Он говорил: «Пап, ты боишься смерти?». Я ему отвечаю — конечно, как все нормальные люди. А Дима говорил: «Не надо смерти бояться. Жизнь — это миг. А смерть это вечность». Вот чему их там учили. И научили. Он знал, на что идет. Спрашивал: «Какой я офицер, если я в горячей точке не был? Чему я научу ребят?» — вспоминает Владимир.

После рязанского училища Дмитрия направили на службу в Псков. Он прослужил там пять лет, с 1995 по 1999 год, съездил в командировку в Абхазию, на миротворческую миссию. После поездки сказал матери: «Если со мной что случится, тебе за меня стыдно не будет». В Пскове он познакомился с девушкой — писарем в строевой части. Он встречался с ней четыре года. Родители Дмитрия говорят, что она была любовью всей его жизни — высокой голубоглазой красоткой. Но не женился, говорил: «Где мы будем жить? Куда я её привезу? Заработаю, получу квартиру, тогда и женюсь». Но жениться не успел. В 2000 его направили в Чечню. О том, что их сын уехал туда, они узнали только после его гибели.

— Он тогда приехал в последний раз домой. На мой день рождения. Сидит, а у него книжка в руках — «Бой в горах». Я его спрашиваю: «Дим, тебе зачем?». А он говорит: «Да так, для общего развития», — рассказывает Людмила.

О том, кто виноват в гибели десантников на высоте 776, Людмила судить не может, говорит она. По её словам, об этом могли бы сказать родители детей, которые пошли на срочную службу и погибли.

— А Дима дал присягу. Он офицер. Знал, на что шел. Кого тут обвинишь? Это война, а война — его работа, его жизнь. Для нас это горе, — говорит она.

Вот что Владимиру удалось узнать о бое в Аргунском ущелье и роли его сына в нем. Дмитрий дежурил на блокпосту между двумя поселениями в Чечне, Верхатой и Махкитой. Дежурство было непростым и длилось две недели, в сложных полевых условиях — зима, холодно. После дежурства уехали в Махкиту на отдых. Тот продолжался только два дня — уже 28 числа прилетел некий полковник на МИ-8. «Пьяный в дымину, от генерала Трошева», — подчеркивает Владимир. Он дал приказ выдвигаться в Аргунское ущелье для перекрытия выхода из него. Командир второго батальона, в который входила шестая рота, Евтюхин отказывался. Приказ был устный, не подтвержденный документально. Это вызвало у полковника ярость, он поднял крик. Командир 104 полка Мелентьев подчинился и отправил шестую роту в ущелье, занимать высоту.

— Евтюхин пошел налегке, взял только один автомат и всё. Диму, который тогда в первом батальоне служил, командовал первой ротой, тоже с собой позвал. Для поддержки. Они должны были просто отвести роту и вернуться, вдвоем-втроем. Дима не обязан был идти туда, — говорит Владимир.

Из-за большого количества вооружения и тяжелой погоды рота растянулась на пути к высоте. Разведгруппа, которая шла впереди, наткнулась на боевиков. В короткой перестрелке десантникам удалось убить двух-трех противников, остатки отряда отступили и «подняли» всю группировку боевиков. Разведка говорила, что придется столкнуться с 30–40 противниками. Их оказалось четыре тысячи, говорит Владимир. По данным Министерства обороны Российской Федерации, боевиков было более двух тысяч с половиной, под руководством Басаева и Хаттаба.

— Разведка продержалась два часа. Заняли высоту, но, мне кажется, не очень удачно. Не успели подняться наверх, а встали на склоне, под высотой, спиной к ней. Боевики шли и шли, шли и шли. Евтюхин связался с Мелентьевым, командиром полка, рассказал о ситуации, а тот: «Да не может быть, их там 30–40!» — рассказывает Владимир.

Десантникам предлагали отступить. Боевики предлагали им крупную денежную сумму, лишь бы те отступили, Владимир говорит о сумме в 25 миллионов долларов. Но десантники отказались.

Бой продолжался сутки. Насколько известно Владимиру, союзных войск вокруг высоты было «море». Роты на соседних блокпостах, ОМОН из Екатеринбурга — все слышали, как шёл бой в ущелье. Но идти на поддержку им запрещали, угрожали трибуналом.

Насколько известно отцу Дмитрия, нашим войскам три дня не давали команду зайти в Аргунское ущелье, чтобы забрать тела десантников. Эти три дня боевики свободно забирали своих. Вывозили на ишаках, лошадях и уазиках, все трое суток. На высоте 776 полегло около 600 боевиков. Число раненых неизвестно.

— Я ничего не имею против чеченцев. Почему я должна их ненавидеть? Люди как люди, страдают так же, как и мы. Люди простые — они ведь ни при чем. Ни мы, ни они, ни чеченцы, ни абхазы, ни грузины, никто. Это все происходит в верхах. А скрывают, чтобы не было нового конфликта. Потому что ситуация, вся эта история — она очень сложная. О ней не принято говорить. А насчёт правды: где ты правду какую-нибудь слышал? Мы слушаем то, что нам говорят. То, что нам надо сказать. Остальное нас не касается. От того, что мы узнаем эту правду — легче нам не станет, — считает Людмила.

Владимир признается, что ему до сих пор часто снится Дима. Однажды ему приснилось, как Дима проходит мимо его комнаты. Владимир гонится за сыном, но тот ему говорит: «Папа, тебе туда нельзя. Я спешу, мне надо идти, а тебе ещё рано».

— Я родился на Кубани, в Адыгее, — рассказывает Владимир. — Постоянно с адыгейцами дрались. И вот приснился сон — еду я на телеге по степи. Одноколка — это с одной лошадью. И вот еду я, везу сено. И вижу — сын стоит на дороге. Пулемет в руках держит. Я ему говорю: «Дим, садись, я подвезу». А он мне говорит, что мне туда, куда ему, ехать не надо. Говорит, он и там воюет. На том свете.