Джастас Уолкер, фермер: «Русский пофигизм – это очень хорошо»

В Россию из штата Айдахо американец Уолкер переехал с семьей в возрасте 11 лет в средине 90-х. Сегодня деревенская звезда Интернета рассказывает нам, когда и при каких условиях Россия будет кормить весь мир.

В России заниматься мелким сельским хозяйством легче, чем в Европе или Штатах. Здесь легче продавать то, что выращено подсобным хозяйством.

…Страна будет сильна, если агропром будет стоять не на корпорациях, которые имеют 30% рынка, а на двух миллионах мелких производителей. Вот такая модель нам нужна. Когда-то также было и в США, до 1970-х годов, и в Европе. Но потом везде появились агропромышленные лобби, законы, изживающие мелких производителей. Запад, может, и понимает, что для него это нехорошо, но уже по инерции идет по этому пути. У нас инерции пока нет, мы только в начале пути. И должны не повторить чужих ошибок. А то в России тоже случится агрохимический ужас.

У меня есть ностальгия по Америке, да. Когда я стараюсь получить здесь несчастные 14 гектаров, а на меня смотрят, как на интервента, пальцем у виска крутят, начиная с председателя сельсовета и заканчивая районной архитектурой: «Зачем вам столько земли?». У моего отца в Америке 60 гектаров – так, для души, это то, что осталось от хозяйства. А вообще, чтобы серьезно заниматься этим делом, нужно гектаров двести, не меньше.

Основное отличие между американской и российской глубинкой – в земле.

67% территории США принадлежит частным лицам. Ты приезжаешь в любой американский поселок, покупаешь землю, тебе туда проведут Интернет и все коммуникации – то есть все так же просто, как в России при покупке квартиры или машины. Ну, ничего страшного, дайте нам 15-20 лет – и мы будем мировыми лидерами по всем статьям в агропроме. Но для этого нужна земля.

У меня для моей продукции (сыры, молоко, йогурты) – два вида сбыта: один местный, другой «экспортный»: отправляем за сто километров от нас.

С дорогами плохо. Но давайте посмотрим в корень проблемы. Если бы я мог купить маленький недорогой самолет и полететь от нашего поселка в город, вышло бы дешевле, чем на машине. Так что мы можем в Сибири без больших бюджетных вложений в дороги решить вопрос с сообщением. Но проблема в запрете гражданской авиации, которая не позволяет мне использовать самолет.

А я считаю, не надо в XXI веке, решая вопрос дорог, применять модель, которая была еще у римлян во II веке до нашей эры. Дороги важны, но важен не сам асфальт, который лежит на земле, а важно сообщение.

Что может стать русским брендом для всего мира? Ой-ей, я не задавался таким вопросом… Я думаю, что русская пшеница должна стать таким продуктом и продаваться во всем мире. Русский сахар должен продаваться во всем мире. Потому что у нас самая большая страна, самые большие ресурсы чернозема, пресной воды, самые большие показатели по среднему освещению солнцем. Грех нам, если мы покупаем хоть один грамм чего-то не своего. Это какой-то абсурд, что мы не являемся первыми в мире по экспорту сельхозпродукции. Мы должны кормить мир, а не сидеть на санкциях и говорить, как нам плохо и что мы не можем без австралийского мяса.

Труд мне не особо тяжел. Трудна неизвестность в России. Что завтра меня ждет со стороны бюрократии, какой новый законопроект? Это меня как-то пугает. А все природные препятствия – мы их легко преодолеваем.

Можно ли верить русскому слову? Все зависит от конкретного русского, с которым ты имеешь дело. Везде есть пунктуальные люди и люди, которые не держат слово. С такими, что в Америке, что в России, ты стараешься не вести никаких дел, заносишь их в «черный» список.

Чтобы стать самодостаточной страной, нужно понимать, что смысл жизни – это не урвать кусок и куда-нибудь свалить. Смысл жизни в том, чтобы трудиться и наслаждаться трудом рук своих. В том, чтобы построить вокруг себя небольшой рай. И тебе потом не стыдно будет ходить в гости в чей-то такой же рай. Я буду делать свое дело максимально хорошо, потому что это приятно, но это еще и выгодно.

Вот, что важно поменять в менталитете русских. Я не хожу работать в какую-то бетонную клетушку просто потому, что так надо, потому что должна быть работа, долг обществу. Да пошло оно, это общество, в баню! Смысл жизни – творить что-то, а не просто быть потребителем. Когда мы в русском обществе это поймем, начнут появляться гостиницы, где приятно останавливаться, рестораны, где приятно есть. Я не говорю, что этого сегодня нет. Но мы же удивляемся, что в Европе до падения рубля отдыхать стоило не намного дороже, а в чем-то и дешевле, чем в России. Почему? А потому что здесь каждый гребет и не понимает, что есть что-то большее, чем сегодняшняя нажива.

Это проблема не одного года – заменить философию потребления на философию производства.

Конечно, для этого нужно начать воспитывать детей по-другому. Прежде всего, учить своим примером, привлекать к работе, вовлекать их в свою жизнь. Это и есть тот долг обществу, который я могу отдать. Моей старшей дочери пять лет. Я утром ухожу до того, как она встает, а вот вечером беру ее с собой, чтобы она помогла мне замешивать корм, собирала яйца. Чтобы она была вовлечена, насколько это возможно в ее пять лет. Когда мне было восемь, я уже работал на тракторе у отца, в десять-двенадцать был уже полностью задействован в нашем семейном деле. Именно таким образом династии и рождаются. Потому что дети уже с малого возраста начинают ценить то, что построили родители.

Часто слышу такие разговоры, что у детей должно быть детство, чего их нагружать, они вырастут, потом сами поймут, что им надо. Но дети ищут лидеров, ищут кумиров. И если родители не становятся своим детям кумирами умышленно в своем деле, то дети находят кумира в телевизоре или на улице. И потом в его 15-16 лет родители рвут на себе волосы: «Почему у нас вырос такой ребенок? Мы его не узнаем, мы его не знаем». Так заниматься надо было. К сожалению, многие думают, что школа или какие-то другие социальные учреждения играют особую роль в воспитании их детей.

У русских есть такая черта – пофигизм. Это, с одной стороны, плохо, когда, например, ты строишь с какими-нибудь ребятами амбар. И ты говоришь им: слушайте, а тут уровень не тот.

А они тебе: «Да пофиг! Пойдет». Но с другой – это очень большой плюс, когда ты начинаешь считать бизнес-проект, думаешь о каких-то трудностях и говоришь сотрудникам: ребята, будет куча проблем. А они: «Да пофиг! Нормально все будет!». У русских есть это – «глаза боятся – руки делают». И это мне по душе.

С 1994 года, с момента нашего приезда, Россия стремительно менялась. Что уж говорить, в 1994-95 годах в деревне ни сахара, ни муки нормально купить было нельзя. Приедет КАМАЗ из города с сахаром – очереди с трех часов ночи стоят. Понятное дело, что такого бардака уже нет. Появляется у людей предприимчивость. Они начинают задавать вопросы не «куда мне устроиться на работу», а «какую бы мне работу создать». Когда мы приехали, некультурно было задавать вопрос о деньгах. Все хотели, чтобы им платили, всем были нужны деньги, но говорить об этом не могли. «За сколько ты мне сложишь печку?» – «А сколько дашь». А вот мало дашь – обидится.

Много дашь – сам прогоришь. А сегодня уже такой здоровый подход к деньгам. Меньше людей хотят уехать из страны. В девяностые все валили. Просто все. У всех знакомых был один вопрос: «Вы не могли бы помочь нам уехать?» А сейчас люди смотрят на тех, кто смог уехать, и на тех, кто уже вернулся. Смотрят на то, что происходит на Западе. Что не все там так просто и легко. Куда бы человек не приехал – везде будут проблемы.

Кристина Канонская, журнал «Нация».