Иванова война...

Нижний Дон. Дельта. Места, где великая река, разбиваясь на множество ериков, впадает в Азовское море. Особенные заповедные места. И живут там особенные люди. Свободолюбивые, сильные, решительные.

Казаки с незапамятных времен облюбовали дельту. Край, богатый рыбой, зверем, птицей. Пойменные луга, на которых и сейчас круглый год пасутся табуны донских скакунов. Жизнь здесь с детства делала из человека рыбака, следопыта, охотника. Постоянные донские разливы научили здешних казаков бороться со стихией. Долгие снежные морозные зимы воспитали в жителях нижнего Дона удивительное чувство товарищества, взаимовыручки, сплоченности. В трудные времена здесь не нужно было долго ждать помощи. Жители хуторов в дельте всегда поддерживали друг друга в беде.

Кому-то может показаться, что бесконечные заросли камышей – это непролазные донские джунгли. Бесчисленные каналы-ерики как замысловатый лабиринт, заблудиться в котором проще простого. Маленькие островки суши между проток и коварных болот кажутся необитаемыми. На таких островках живут люди. Те самые, для которых Родина и свобода не просто слова. Казаки низовьев Дона.

С одним из таких удивительных людей мне выпала удача недавно познакомиться. Иван Иванович Терентьев родился в 1926-м на одном из таких островков близ хутора Лагутник. Семья его построила здесь дом и завела хозяйство еще в XIX веке. Казаки держали лошадей, коров, имели несколько лодок для рыбной ловли. Трудолюбие, взаимовыручка, упорство позволило семье пережить страшные годы революции и Гражданской войны. Хотя видели здесь и грабителей с белыми лентами на папахах, и комиссаров с отрядами китайских стрелков, проводивших расказачивание. Многое довелось пережить здешнему люду.

С детства Иван выходил с отцом на рыбный промысел, учился рыбацким премудростям. В десятилетнем возрасте уже умел сам управляться с лодкой даже на неспокойной осенней воде. Со старшими приучился и к охоте. Бил кабана со 100 шагов. Птиц различал по хлопанью крыльев. Десятками приносил домой донских уток и гусей. Каждый ерик, каждое болотце в дельте знал Иван. Где-то охотился с отцом, где-то рыбачил, где-то косил траву. Все было родное, все знакомое с малых лет.

Война. Вести о ее начале донеслись на хутор днем 22 июня из Лагутника. Родственники из Ростова, приехавшие на выходные половить сазана, тревожно засобирались и уехали, не дождавшись ужина и толком не попрощавшись. Это была их последняя встреча. Вся семья тетки Ольги вместе с ней погибнет под немецкими бомбами летом 42-го в очереди у «черного магазина». Ваня и представить себе не мог, что очень скоро фашисты, которые так вероломно напали на страну, окажутся у стен его родного дома. Лишь отец несколько раз обмолвился грустным словом, что германцы уже однажды побывали в Ростове, и могут прийти еще – мол, дорогу знают. Так и случилось…

Иван отлично видел с лодки, как горит Таганрог. Наблюдал, как в заливе тонут корабли и баржи, по которым прицельным огнем стреляют вражеские орудия. Грохот пушек и зарево пожаров весь октябрь наполняли степи и хутора под Таганрогом. Звуки и запахи войны становились все ближе к родному дому. К ноябрьским холодам враг занял Синявскую, а это от Ваниного острова всего восемь километров по воде. На лодках, на плотах переправлялись с того берега красноармейцы, выходившие из окружения. Изможденные, с почерневшими от пороховой гари лицами, в порванных шинелях и гимнастерках, находили они в доме на острове еду и кров. Утолив голод, выспавшись на душистом сене, уходили солдаты дальше в тыл, на переформирование.

Однажды утром на месте их ночлега Иван обнаружил две мосинские винтовки и две противогазные сумки, полные патронов. У Вани, которому не было еще и 15-ти лет, загорелись глаза. Еще бы, оружие было настоящим, боевым. Это тебе не отцовская берданка…

Теперь у Ивана было, чем встретить врага. Фашисты казались ему какими-то злыми, отвратительными существами. Существа эти хотели отобрать землю, дома, жизни у народа. Так рассуждал Ваня, чистя от пороховой накипи стволы своих винтовок. Он готовился встретить немцев на пороге своего дома. Несколько раз недалеко от ворот приходилось Ивану стрелять кабана. «Сунутся фашисты, встретим пулей и их», – думал он, протирая маслом затворы «мосинок».

Но враг не сунулся на остров. Наверное, потому, что рядом, в Лагутнике, вдоль ериков и по хуторам заняли оборону красные кавалеристы. С короткими карабинами и пулеметами «Максим» готовы были отбить наши солдаты любую атаку. Иван подолгу общался с конниками, разглядывал их оружие, задавал вопросы о войне, о службе.

Многие из бойцов были казаками из донских станиц. Беспокоясь, что их землю захватил враг, они желали скорей сразиться с фашистами, пойти в наступление и побыстрее освободить свои дома, свои семьи. Но наступления все не было. Горел Ростов. Основные части Красной Армии оставили донскую столицу, отойдя на левый берег Дона. Тяжело вздыхали казаки, густо дымя армейской махоркой. В один из таких хмурых ноябрьских дней на острове появились партизаны. Так назвал отец Ивана людей, завалившихся перед самым рассветом в дом. Кто в тулупах и валенках, кто в сапогах и шинелях, некоторые и вовсе в телогрейках грелись у большой печи, разговаривая вполголоса.

Ваня с любопытством разглядывал их оружие. Два ручных пулемета, несколько автоматов и винтовки. Все смазано до блеска и готово к бою. Сразу было видно: партизаны хотят задать жару немцам. Отец подозвал Ивана к себе.

«Сынок, проводи людей к Синявке скрытно по льду, – попросил старый казак сына. – Только выходите сейчас, пока не рассвело».

Иван, наскоро одевшись, зацепив на ходу краюху хлеба, вышел во двор. За ним, поправив ремни, начали выходить партизаны. Старший из них, в короткой кожаной куртке, коротко бросил Ивану: «Ну давай, хлопец, веди». Вслед за мальчишкой шагнули партизаны на темный донской лед.

Рассвет застал отряд в камышах недалеко от железнодорожной насыпи, ведущей к станции Синявка. У железки с кирками и лопатами возились человек 50 рабочих. Командир в кожанке рассматривал их в бинокль.

«На-ка, посмотри», – отдал он Ивану трофейную вещь, и мальчик бережно поднес бинокль к глазам.

«Так это же синявские казаки и пленные вроде, под немецкой охраной, – шепотом сказал Ваня старшему. – Работают, насыпь укрепляют».

«Ну, я им сейчас наработаю», – выругался командир и приказал открыть огонь по железнодорожной команде.

«Так это же свои!», – вырвалось у Ивана, но его слова заглушили звуки выстрелов. Мальчик видел, как несколько рабочих упали замертво и скатились с насыпи к камышам. Остальные залегли, побросав свой инструмент. Немецкие автоматчики не стреляли, а пустили в небо несколько разноцветных ракет.

«Надо бы назад», – дернул Иван командира за рукав. Но тот оттолкнул его, перезаряжая свой автомат. Мальчик был прав. Не прошло и десяти минут, как к насыпи с противоположной стороны подкатило несколько мотоциклов с минометами. В воздухе засвистели мины. Взрывы накрыли заросли камыша. Двум партизанам осколками разворотило спины. Остальные без команды стали в беспорядке без приказа отползать на лед. Иван, пригибаясь, вышел из плавен последним. Он был рассержен на партизан за то, что обстреляли своих, а потом бежали. Обижен на их командира за то, что не послушался его. Зол на немцев за их силу и наглость.

«Ну, ничего, – думал Ваня по пути обратно, – ночью я фашистам отомщу. Они узнают, как воюют на Дону».

Партизаны, вернувшись на остров, забрали у отца Ивана двух лошадей и, погрузив на них убитых, ушли. Солдаты-кавалеристы, домашние расспрашивали Ваню о бое партизан с немцами. Мальчик нехотя рассказал о том, что произошло, и, оставив казаков спорить, незаметно выбрался в сарай. Туда где хранились его «мосинки». Смазанные и завернутые в ветошь винтовки ждали своего часа. А Иван с нетерпением ждал наступления сумерек.

Осенью на реке темнеет рано. К вечеру поднялся ветер и начал сыпать снежок. Ваня быстро справился с домашней работой и, поужинав кукурузной кашей, вышел во двор. Метель усилилась. В десяти шагах не было видно ничего.

«Самая лучшая погода устроить немцам сюрприз», – думал парень, забрасывая на плечо винтовку и рассовывая по карманам бронебойные патроны. Подождав еще немного, Ваня отправился в путь к станции Синявка. Он выбрал другой маршрут. Не тот, по которому вел партизан. Теперь получилось значительно дольше. Зато риск нарваться на засаду или наступить на мину был меньше. Заблудиться Ваня не боялся. Он хорошо ориентировался на реке. Далеко за полночь подобрался Ваня к станции. Точнее, к хорошо освещенному разъезду недалеко от Синявской. Здесь часто проносились поезда с техникой и солдатами. Составы везли в Ростов подкрепление немцам. В городе шли бои. Врагу не хватало танков, боеприпасов, продовольствия. Иван поначалу решил выпустить несколько обойм по вагонам с солдатами. Но уверенности, что в закрытых вагонах едут фашисты, не было. Там могли везти лошадей или мотки с колючей проволокой. А Ване очень хотелось, чтобы его выстрелы нанесли ощутимый вред врагу.

И тут появился эшелон. Впереди паровоз, освещая прожектором путь, натужно сигналя, подползал к переезду. За ним три закрытых вагона. К ним прикреплены несколько открытых платформ с танками. А дальше… Дальше по путям катились огромные, черные цистерны с топливом для танков и автомашин.

Иван, почти не раздумывая, щелкнул затвором и прицелился. Выстрел, за ним еще один, и еще… маленький огонек вспыхнул посередине первой цистерны. Попал в цель, но взрыва так и не произошло. Ваня торопливо вставил новую обойму и выстрелил во вторую цистерну. Он не успел ничего понять. Раздался взрыв такой силы, что камыш, откуда стрелял юный охотник, задрожал, словно от сильного ветра. Вагоны один за другим стали сходить с рельс и переворачиваться. От огня стало светло как днем. Было слышно, как взрываются снаряды, как орут в панике немецкие солдаты. Иван все дальше уходил по льду от станции. Зарево от горящего состава было таким ярким, что его видели даже в Лагутинке.

«Что там у немцев творится?» – спросили стоящие в карауле кавалеристы у Вани. Иван стоял, облокотившись на невысокий, плетеный из камыша забор и смотрел на пылающее рассветное небо. Там, вдалеке, по-прежнему слышались глухие взрывы.

«Не знаю даже, что там», – ответил Ваня караульным, соврав единственный раз в жизни. Он боялся, что его накажут за самовольный подвиг. Накажут за неравный бой, который он в одиночку дал немцам, и из которого вышел победителем. Наступало утро.

Немецкая группировка в Ростове, так и не получив необходимого подкрепления, утром 29 ноября 1941 года начала в беспорядке оставлять донскую столицу.

Кавалерийские части, которые защищали Иванов остров, Лагутник и дельту реки, перешли в наступление. А Ваня вместе с семьей остался. Впереди у них был год 42-й, оккупация казачьих земель и борьба с врагом в партизанском отряде. Иван еще не раз лицом к лицу столкнется с немцами. Ощутят Терентьевы и предательство соседей, и страх, что в любой день их самих вместе с домом и хозяйством сожгут эсэсовцы или полицаи. Плавни дельты Дона станут настоящим партизанским краем. Донской Брянщиной. Здесь зарождалось и крепло антифашистское сопротивление. Отсюда зимой 1943 началось победное наступление на Ростов.

Иван Иванович Терентьев принял участие в боях за донскую столицу в феврале 43-го. Штурмовая группа, в которую он входил, сражалась бок о бок с бригадой Мадояна. Затем были бои на Миус Фронте. Из боевых товарищей, с которыми Иван освобождал Ростов, не выжил никто.

Сейчас Иван Иванович живет на своем острове один. Прошлогоднее наводнение бесследно унесло в Дон все боевые награды этого отважного человека…