Николай Шевкунов, ветеран РАУ: «Останки погребенных на территории РАУ ночью тайно вывозили КАМАЗами»

В Ростове продолжается битва за судьбу бывшего артиллерийского училища (РАУ). Вуз официально закрыли, оставшиеся курсанты поедут доучиваться в Серпухов, но страсти вокруг военного учебного учреждения не утихают. Созданное ровно 60 лет назад, РАУ воспитало немало достойных офицеров, но не пережило новейшей военной реформы. И теперь вместо объекта, представляющего культурную и историческую ценность, здания училища рассматриваются исключительно как предмет дорогостоящей городской недвижимости и земельный участок в центре Ростова площадью 13 га. Выпускники РАУ, донские законодатели и молодежь обратились к Верховному главнокомандующему страны, чтобы спасти вуз, но реакции не последовало. А 29 августа 2011 года знамя училища было торжественно низложено – РАУ умер. Но жива не только память о нем. Территория вуза хранит немало тайн, а его бывшие учебные экспозиции могут стать настоящей находкой для Ростова-на-Дону – города воинской славы. В этом убежден его выпускник, ветеран Ростовского института ракетных войск им маршала артиллерии М.И. Неделина, полковник запаса Николай Федорович Шевкунов.

– Николай Федорович, что вам известно о захоронениях на территории РАУ?

– Все то, что знаю я, знают все, кто учился в РАУ, по крайней мере, до 1975 года. Дело в том, что на территории первого здания РАУ во время немецкой оккупации был организован военный лазарет №161 для военнопленных. Но это только на словах – лазарет, реально же это был самый настоящий лагерь смерти. После освобождения Ростова была создана комиссия по оценке ущерба, нанесенного городу. В составе той комиссии был руководитель научно-исследовательской лаборатории при мединституте Георгий Григорьевич Жангоцев. Он в своих воспоминаниях описал то, что увидел в этом «лазарете»: февраль, в промерзших комнатах вперемешку, по 2-3 человека на койке, лежали живые и мертвые. Их никто не кормил. По периметру здания была натянута колючая проволока, и немцы на вышках расстреливали любого, кто пытался пройти в госпиталь, чтобы помочь. Из лекарств – одна марганцовка. Пленных кормили раз в несколько дней – выкатывали во двор огромную бочку, и многие возле этой бочки умирали. Рвы на территории училища были полны трупов. Когда вошли наши войска, кое-где в ямах удавалось разыскать еще живых людей.

– Как в РАУ сохраняли помять об этой страшной странице истории?

– Наш ветеран, тоже выпускник РАУ, полковник запаса Карпенко рассказывал, как после войны эту самую бочку раз в году выкатывали на плац – так курсанты и преподаватели поминали погибших здесь в неимоверных мучениях солдат и офицеров Советской армии. Вплоть до 1975 года на территории училища было официальное братское захоронение и памятник, куда в День Победы и годовщину освобождения Ростова возлагались цветы. Все знали о тех страшных событиях, которые происходили в зданиях РАУ во время войны, и чтили память павших. А в 1975 году кто-то «наверху» принял решение – провести перезахоронение. Но сделано оно было формально. С территории вывезли всего один или два лафета с останками. Когда я в 1978 году вернулся, чтобы служить в РАУ, памятника не было, а на месте захоронения расположился корпус учебно-технической ракетной базы.

– Так, может быть, вы просто не в курсе, а все останки были выкопаны и перезахоронены?

– В 1981 году в связи с расширением училища на месте захоронения появились новые объекты – учебная пусковая установка. Траншею под кабель для нее рыли мои подчиненные. Они буквально на глубину штыка вошли в землю и наткнулись на человеческие останки, о чем тут же доложили мне. Когда я пришел на место, то увидел на глубине 30-40 сантиметров – кости вперемешку с остатками обмундирования, сапоги, кожаные ремни. В своих руках я держал человеческий череп. Еще обратил внимание, что на черепах были следы от пуль или такие рубленые отверстия. Но главное – запах – специфический, трупный, стойкий. На место тут же прибыл начальник медчасти, он приказал не трогать останки и не прикасаться к ним, сказал, что трупный яд очень опасный и сохраняется годами. А по некоторым данным, в бывшем лазарете свирепствовал тиф. Останки эти вывозились ночью, КАМАЗами, тайно... Тогда как раз приказ такой в СССР вышел – меньше напоминать о трагедии Великой отечественной. Захоронения в черте города, которые до тех пор не удалось вывезти, просто … вычеркивали из памяти – и все.

– Почему вы так думаете?

– Дело в том, что спустя некоторое время я начал заниматься оформлением Ленинской комнаты в училище. А поскольку много помнил и знал о бывшем лазарете, о братском захоронении на территории РАУ, то предложил начальству оформить стенд на эту тему. Мне четко дали понять, что делать этого не стоит. Мы так быстро строили свой коммунизм, что забывали о своих мертвых. Может быть, и сейчас мы что-то слишком быстро идем. Может быть, надо присесть у дороги этого исторического развития, задуматься, правильно ли мы идем. Не искать крайних – у всех рыльце в пушку.

– Что вас беспокоит в процессе закрытия РАУ?

– Непрозрачность процесса. Я вышел в отставку в 1998 году, но до сих пор поддерживаю связь с теми, кто там работал. У всех одно чувство – недоумение. Какая-то тайна на ровном месте делается. Решение о закрытии РАУ приняли где-то, людям ничего не объяснили, никто не соизволил с ними поговорить. Мне, например, совершенно непонятно, кто взял на себя ответственность – закрыть такой военный вуз.

– Официальная версия – нам не надо столько специалистов этого профиля.

– Если потребность в специалистах не высока, это не значит, что они вовсе не нужны. Если врач раньше принимал 100 больных, а теперь у него на участке – 10, то что – врачей готовить не надо? Сейчас таких специалистов будут готовить в Серпухове. Но почему-то сначала комиссия делает вывод, что Серпухов не дотягивает по уровню подготовки до Ростовского училища, а потом принимается решение закрыть именно наш вуз.

– Серпухов ближе к Москве, вы думаете?

– Я убежден, что это политическое решение, а не экономическое, и оно полностью укладывается в ту тенденцию, которая сейчас видна в России: все «завязывается» на Москве. Все финансовые потоки, все управление.

– Вы думаете, спасти РАУ – реально?

– Сейчас, когда решение принято, нас – ветеранов РАУ, общественников – беспокоит лишь судьба самих зданий. Они представляют для города определенную архитектурную и историческую ценность. Необходимо как-то решить вопрос с захоронениями. Проверить территорию, установить памятник. Ведь славный военный вуз может исчезнуть безвозвратно, как это случилось в Ставрополе с авиационным училищем. Выпускники туда приезжают, а от училища ничего нет – ни креста, ни погоста. Товарищ рассказывает: говорит, в этом году 35 лет выпуску, приедем – даже зайти некуда. Походим вокруг территории да пойдем помянуть. Я не хочу, чтобы такая же участь постигла РАУ.

– Но решение уже принято, что можно сделать?

– Прежде всего, необходима более открытая процедура ликвидации РАУ. Обычно в таких случаях схема простая: министерство бороны поручает какой-нибудь фирме «А» заняться утилизацией военного имущества. Фирма на какое-то время заезжает на территорию объекта, закрывает ворота и делает все, что хочет. Никого на территорию не впускают. Туда уже никого не пускают! Недавно мы, активисты-защитники РАУ, попытались зайти на территорию, чтобы самим разобраться, что же происходит, но нас не пустили, сославшись на «режимность» объекта. При этом на наших глазах с территории училища выехала машина с (!) белорусскими номерами. Что происходит? Что станется с уникальными экспонатами артиллерийского училища? Ведь они бы могли лечь в основу отличной военной экспозиции. Подумать только: Ростов – город воинской славы до сих пор не имеет своего военного музея. Но такой музей есть, он находится на территории училища. Надо просто успеть все спасти, потому что потом уже будет бесполезно размахивать кулаками.

– Среди выпускников РАУ немало генералов. Почему они молчат, и никто не вступился за судьбу alma mater?

– А вы знаете, сколько у нас генералов сидит по тюрьмам? Сейчас каждый за свое место трясется. Времена такие.