«Торговые центры — мертвецы». Зачем Вадим Калинич предлагает совместить школу и пивоварню на берегу Дона?

Бизнесмен Вадим Калинич планирует перестроить обветшавший мукомольный завод №2 и ни много ни мало изменить менталитет ростовчан. Так он описывает свою цель. Каким будет гигантское арт-пространство на берегу Дона за 3,2 миллиарда рублей на реновацию и почему власти должны поддержать проект — Калинич рассказал в интервью 161.RU.

— Одна из главных претензий, которую я видела в комментариях к эскизам проекта, — «напихали всё сразу, слишком много всего в одном месте, непонятно кто клиент».

— Пока люди не понимают, что такое экосистема. Те, кто оставляет такие комментарии, — яркие примеры людей с бинарным сознанием. А еще, возможно, хотят уличить проект в том, что за всем остальным прячут торговлю, и всё к ней в итоге сведут.

Скепсис людей в принципе понятен: пока не увидишь материальное проявление, ты не поверишь. В Москве с этим дела лучше обстоят, потому что там есть деньги, которые очень быстро материализуют практически любые инновации. Но Москва мне больше напоминает картонный Голливуд, прав Федя Фомин. Это подобие определенного образа жизни, имитация западного поведения. Но на самом деле никто там не пропитан этой идеологией.

— Москва вообще отдельно от России развивается. Но вот даже стоимость проекта взять — 3,2 миллиарда рублей. Для большинства ростовчан это гигантская сумма, и непонятно с ходу, на что такие деньги пойдут.

— Если посчитать деньги, вложенные во франшизные проекты Аркадия Новикова и братьев Васильчуков — «Чайхона № 1», «Колбасный цех» и другие — то перевалит за 650 миллионов. Пятая часть от того, что я декларирую, а речь при этом о 5–6 заведениях, реализованных. Наша сумма мне не кажется такой уж большой.

Получится место, где в идеале можно провести все выходные: вечером пойти в хороший ресторан, остановиться в отеле, утром с чашечкой кофе выйти на красивую террасу, а потом пойти в клинику, сделать подтяжку лица или шоколадное обертывание.

Мне нравится, как сделали общественные пространства в Вильямсбурге и Берлине. Другой источник вдохновения — архаичные пивные деревни в Германии. Какие-то части проекта навеяны практикой Сиднея. Там ребята реконструировали промышленные постройки и сделали зону отдыха с ресторанами и галереями. Они смогли настолько успешно это раскрутить, что «Дисней» там теперь проводит свои предпремьерные презентации.

Проект в Ростове мы обсуждаем уже год. Есть мелкие тактические вопросы, а есть глобальные.

— О них говорил сити-менеджер Алексей Логвиненко на совете инвестиций, когда вы презентовали проект. Одна из проблем — ограничение по этажности. А какие еще преграды есть?

— Если начать с этажности, то ограничение превышаем в два раза. Один только элеватор мукомольного завода, который мы хотим реконструировать, — более 60 метров в высоту. Но закон, который запрещает высотное строительство, относится к жилым домам — об этом Логвиненко сам напомнил. Мы пройдем в качестве исключения как общественная территория.

Вторая проблема — ПЗЗ и число разрешенных видов использования земли. Мы хотим список расширить. Мое желание — совместить в рамках участка редко используемые одновременно виды деятельности. Мы соединим три больших направления: торговля, рекреация и образование, к примеру.

— Еще одна интересная сумма, озвученная вами на том совете — по средней зарплате будущих резидентов в 40 тысяч рублей. С одной стороны, круто — выше средней зарплаты по области, но с другой — проект заработает не раньше, чем через 5 лет. Откуда эта сумма взялась?

— 40 тысяч, конечно, не взяты с потолка, проводились расчеты. Но я бы не обозначал их как зарплату — это доход. Я бы не хотел создавать там вертикальные зарплатные проекты. Нужна грамотная система — сначала концепция, потом оператор. У нас будут не арендаторы, а партнеры. К примеру, есть пространство под фитнес-центр в непосредственной близости от СПА-зоны. Они размещены таким образом, чтобы работали друг на друга и обменивались клиентами. Мы ищем партнеров, которые согласны так взаимодействовать.

— Сверхзадача у вас есть?

— Наш проект может положить основу новому подходу. Торговые центры — это ходячие мертвецы, бизнес по сдаче площадей, не более. Я был идеологом проекта на «Табачке» в Ростове, который собирал бы гармоничные в отношении друг друга проекты. Всё закончилось банальной сдачей площадей всем подряд. Кто первый — того и тапки. А то, что у них над банкетным залом прыгает фитнес, никого не интересовало. Или что пескоструйкой обрабатывают зимой холодные помещения, и потом сидят в пыли — это тоже не важно.

— Если торговля с рекреацией и ваш опыт, безусловно, неразлучны, то с образованием мне не понятно. Какую концепцию вы предлагаете и почему решили включить в проект школу?

— В детстве я учился в Германии (Дортмунд) по обмену, это было в 1990-х. Был в вальфдорской школе и видел, как там работает система образования. Очень классно, когда ты, получая знания, проходишь через другой системный подход.

Если пивоварня будет размещаться рядом с вальдорфской школой — это прекрасно: видеть, как варится пиво, как создается материя из зерна и солода. Ничего страшного в этом нет. Но мы живем в зашоренном сознании, и сорезцание алкоголя максимально уводят от школ. Как будто это на что-то влияет. Хочется стереотип сломать.

Вальдорфская школа дает возможность выявлять лучшие качества ребенка, а не равнять всех. Но у меня нет идеи создавать саму школу. Я не собираюсь заниматься образованием как таковым. Есть возможность интегрировать в наше пространство школу как партнера. Мы сделаем площадку и инфраструктуру для того, что уже есть в современной системе получения знаний. В Германии при такой школе я видел дом престарелых, оранжереи, мастерские. Это абсолютно иной подход к освоению территории.

Прекрасным зданием для школы может стать старая 6-этажная парамоновская мельница. Там еще реконструируем входную группу, из которой получится неплохой конференц-зал, кафедра. Конечно, подобная школа — частная история, которая подразумевает оплату. Государство такое не сильно поддерживает. Все-таки речь не о федеральной «Доброшколе».

— Правильно понимаю, что 2026-й — это все-таки не год готовности всего проекта? Территория-то огромная.

— Это первый этап освоения. Будем заходить поэтапно. Некоторые зоны, безусловно, уже будут работать через пять лет.

— Есть еще одна проблема — продление набережной, в которую попадет часть территории. Как собираетесь этот вопрос решать?

— Пока набережную решили продлить и спроектировали до 13-й Линии. В планах администрации — строительство моста на Зеленый остров и канализационного коллектора. Логвиненко сказал, что по нашему проекту соберут рабочую депутатскую группу, чтобы все сделать корректно. Мы ждем перенос «красных линий», но сейчас всё заторможено. Впрочем, есть участки, которые не попадают в зону интересов по набережной и на которых уже сейчас можно начать работы.

Со стороны мэрии я вижу заинтересованность, мне задают вопросы, участвуют активно. Это ведь то, что должно рано или поздно прийти в нашу жизнь. Я часто слышу, что Логвиненко посещает Сколково, оттуда есть генеральные директивы о том, что в Ростове необходимо что-то подобное. Наш проект застройки совпадает с их планами. Может получиться хорошая коллаборация бизнеса и власти, а администрация со своим ресурсом способна повлиять на скорость принятия решений.

— Какой вы хотите видеть зону торговли, куда войдут заведения общепита?

— С торговлей у нас тоже особый подход. Большинство фуд-холлов в России используют очень короткую цепочку работы. Было бы гораздо интереснее, если производство совместили бы с торговлей: что произвели, то и продают. А пока в фуд-холлы продукты чаще всего просто привозят. Мне кажется, лучше было бы, например, при пивоварне иметь свой паб или магазин. Или, скажем, переработку мяса, производство колбасы, полуфабрикатов и реализовывать в мясном проекте с рестораном.

Когда случилась пандемия, я сказал, что нас ждет ренессанс левого берега. Так и произошло — он трещал по швам. Ростову не хватает ресторанов на открытом воздухе с использованием локальных продуктов. И открывать их стоит без отрыва от зоны рекреации и парков. Необязательно это должен быть классический ресторан: пусть будет павильон с цыплятами-гриль или раковарня, где ты берешь себе тазик раков и идешь ужинать в живописное место.

— Ростовчане как личную обиду восприняли новость о том, что гастрономической столицей стала Казань — особенно те, кто этот бренд Ростова много лет продвигает.

— Я когда-то ввел этот термин. Но потом сам попытался от него отказаться. Гастростолица — это не желание горожан каждый уик-энд проводить за концептуальными застольями. Это большое число профессиональных и увлеченных шеф-поваров с палитрой сельхозпродукции глубокой переработки. Это точно более глубокое понятие, чем организация посиделки в ресторане. Я включаю туда селекцию, работу с продуктами — то, чем занимался «совок», который нам так не нравился.

В свое время моему другу, французскому шефу Жерому Кустийасу, задали вопрос о русской кухне. Мне после его ответа всё стало ясно. Он сказал: «Как можно создать русскую кухню, если у вас нет русских продуктов?» Ростов, конечно, может этим заниматься: есть речная рыба и пастбища с мясом. Но одного-двух видов баранины, одного вида курицы и одного рака точно недостаточно.

— Та же администрация озадачена имиджем города. На ваш взгляд, как сделать Ростов привлекательным для туристов?

— Сначала нужно понять, о каких туристах речь и кого надо привлекать. Если мы говорим о туристах, которые едут посмотреть достопримечательности, то я слабо представляю, что они здесь увидят. По гастротуризму всё ограничивается раками. Этнотуризм — казаки. Всё тривиально.

Ростов пытается замещать города, которые выскочили из соцлагеря — Киев, Одессу, Тбилиси. Те, кто не может поехать туда, едет в Ростов за южным колоритом. Но Ростов — не Одесса — он уступает по наличию Черного моря. Там сезон совмещает разный характер отдыха.

— Какая у вас формула хорошего ресторана? Ростов от нее еще далеко?

— Я считаю, что надо заниматься не только образованием персонала, а образованием клиентов. Когда приходишь в ресторан и выискиваешь в меню, что бы ты хотел заказать, — это неверно. Надо учить клиентов общаться с официантом. Я не пользуюсь меню в ресторанах. Но очень мало заведений, где ожидают клиента, который спросит: «Что у вас сегодня самое свежее?» или «Какую бутылку вы открыли недавно побокально?». Мало кто так себя ведет. Сотрудник должен знать кухню и гарантировать восторг. Этот обмен нарушен, поэтому люди обламываются. Им «пушат» то, что надо продать, или то, что точно «зайдет».

У меня есть гости, которых я очень люблю — их не интересует меню. Приходит Юрий Александрович Галий в «Буковски». Взрослый дядька, латифундист. Говорил: «Ты же помнишь, что раков надо сварить по моему рецепту?» И я всегда с удовольствием на это иду.

Представим, что вы ждете у себя дома гостей. С утра сходили на рынок, заранее поставили морс в холодильник, журналы сложили стопочкой, пульт от телевизора положили на видное место. Тапочки у двери, салат нарезан. Дверь лифта открывается, они заходят, и вы сразу рассказываете, что сейчас будет холодный морс, а позже — цыпленок. Большинство ресторанов так себя не ведет. Всё происходит наоборот. Гость приходит, открывает дверь и видит, что его никто не ждет. Пытается порыться в холодильнике — в меню. Я это много раз объяснял рестораторам, что так не сработает. Клиентов надо ждать так же, как друзей дома.