Между войной и закрытыми воротами: как Ростовская область (не) справлялась в первый день наплыва беженцев

Красный Десант — небольшой хутор на побережье Азовского моря. В здешние санатории летом съезжаются дети, но сейчас они стали пристанищем для тысяч беженцев из Донбасса, где с новой силой разгорается конфликт между властями Украины и непризнанными республиками.

Корреспондент 161.RU Григорий Ермаков приехал в хутор, чтобы узнать, как разместили граждан Донецкой и Луганской республик в местных санаториях. В итоге он просто простоял перед закрытыми воротами — как и беженцы.

Добро пожаловать в Россию. Снова

— Вопросы? Можно! А разместить нас можете? — белокурая беженка нервно улыбается, теребя в руках шнурки от капюшона куртки. — Детей наших сможете разместить?

За спиной у незнакомки, только прибывшей в Неклиновский район с семьей на своем авто, — закрытые ворота санатория. За ними — жухлая аллея пансионата. По ней носятся дети, бабули приглядывают за ними с лавочек. Ночное бегство с родины для них закончилось — по крайней мере, пока. Для людей по эту сторону забора оно еще продолжается.

Блондинку перебивает подруга, с которой приехала на одном авто. Она тоже с детьми.

— Россия пообещать — пообещала. А в конечном итоге мы приехали, а нас никто не может поселить, всё занято, везде отказы. Так тоже не по-человечески! Мы в том, том, том, — машет руками женщина, — пансионате побывали, и везде нет мест!

Она резко разворачивается, прячет руки в карманы и возвращается к машине. Спрашиваю, что они делать-то планируют? Горько бросает, не оборачиваясь: «Мы не знаем!»

Что делать дальше, похоже, не знают и в самом пансионате «Красный Десант», у которого шел разговор. По телефону директор учреждения говорит мне, что впустить если и смогут, то только завтра или послезавтра. А сейчас «немножечко очень заняты»: разместить беженцев в несезон — это не самая тривиальная задача. Да, заселение уже окончено, но людям нужно помочь устроиться на местах, обеспечить их питанием, гигиеной. С последним беженцы справляются и сами — периодически небольшими группами они покидают территорию, а возвращаются уже с пакетами из единственной в хуторе «Пятерочки».

Решившие вопрос с заселением люди гораздо легче идут на контакт. Они улыбаются, ведь им есть где спать этой ночью. Уже немало, если за спиной многочасовая ночная поездка в холодном автобусе после внезапного объявления об эвакуации. Возвращаясь в пансионат, удается побеседовать с Дарьей из Макеевки, что под Донецком.

— Я в социальных сетях увидела об эвакуации. В этот момент сильная паника охватила. У меня маленький ребенок еще. Решили собираться. Такого ожидали. Последствия 14-го года оставили осадочек. Уже выезжали так. Всё точно так же было, как сейчас. Дальнейшие планы? Делать гражданство, паспорт. Планирую остаться, возвращаться бессмысленно, — говорит Дарья.

Дарья отвечает односложно, улыбаясь, как будто говорит о совсем привычных вещах. О том, что эвакуация и ее обстоятельства слишком схожи с аналогичными в 2014 году, говорили еще вчера, во время ее объявления. В этот раз первыми рванули к границе волонтеры и общественники. Вечером 18 февраля региональный координатор общественного движения «За правду» Юрий Мезинов давал мне интервью на пути к пропускному пункту в Новошахтинске, где он планировал помочь беженцам с размещением и гуманитаркой. Он помогал при трех эвакуациях — в 2014 году, осенью 2015-го и после битвы за Дебальцево. Мезинов отметил грандиозный размах нынешней эвакуации, называя его «исходом».

По словам общественника, региональные чиновники не были готовы к такому развитию ситуации. Хотя люди из Донбасса давно на низком старте.

Но быстро устроить беженцев не удалось. Это было особенно заметно у входа в пансионат «Котельщик».

Бежать, чтобы ждать

«Котельщик» — еще один санаторий в черте хутора, расположенный на той же улице, что и «Красный Десант». Пока иду до него, глаз цепляется за надписи на заборах частных домов — где-то сдают квартиры для отдыхающих, а где-то организована домашняя пельменная. Такая курортная самозанятость сейчас невостребована. Зато в единственной «Пятерочке» аншлаг.

На маленькой парковке у магазина, на пересечении двух основных улиц хутора, ютятся автомобили с номерами Ростовской области и непризнанных республик. Люди разминают ноги, закупаются продуктами. От машин далеко не отходят — надо двигаться дальше, здесь ведь нет мест. Кассир в «Пятерочке» отвечает на мое: «Добрый день» — сухим, но красноречивым: «Если бы». Переговариваемся, она жалуется на суету — покупателей больше, чем в курортный сезон.

Тяжесть ситуации у «Котельщика» видна издалека. Автобусы — как старые школьные, с вывеской «Дети», так и обычные — вчерашние городские, ютятся на обочине. Места не хватает, и двухполосная проселочная в итоге превращается в однополоску, на которой пытаются разъехаться то отбывающие, то прибывающие машины. Ближе к трем часам дня у санатория остаются только четыре автобуса — это примерно 140 человек. Но утром было хуже — стояло около 35 автобусов.

Беженцы ждут, пока их пустят в «Котельщик». Или просто куда-нибудь увезут, где еще есть места. Ждать тяжело — нет теплого питания, нет туалетов, нет крыши над головой.

Кто-то расположился на лавочке у дома, а кто-то на тротуаре, сидя на чемоданах и мешках. Здесь женщины, старики и дети. Долгая дорога и бессонная ночь измотала матерей с детьми — отвечают нехотя, если не посылают сразу. Забираюсь в автобус, где мне все-таки удается разговорить одну женщину, Виту. Она отвечает, непрестанно покачивая ребенка на руках. Спрашиваю:

— Что вы здесь сейчас делаете? Вас не могут заселить?

— Жду. Я сама не в курсе, чего жду. Не знаю. Ждем. Перед эвакуацией сидела дома, занималась своими делами. Шоком она не была. Мы этого вообще ждали. Вот, приехали сюда. Толком не понимая, куда, что ждет, — отвечает Вита.

Снаружи, среди матерей с грудничками, стариков и подростков, особо выделяются водители. Единственные мужчины. Впрочем, как и остальным, им тоже приходится ждать, куда перебросят дальше. Сетуют на топливо — изначально рассчитывали на один километраж, а теперь неизвестно, хватит ли солярки. МЧС обещало помочь. Машина районного ГО и ЧС стоит неподалеку, спасатели рядом с ней держатся особняком.

Подъезжает голубой ВАЗик, из него выходят мужчины с бейджиками и начинают на крыше автомобиля делать бутерброды для беженцев. Говорят, коллеги Мезинова из движения «За Правду». Хочу задать им пару вопросов, но беженцы, увидя неравнодушных, облепляют их. Образовавшуюся очередь обступают уже операторы с камерами и фотографами. Из окружающих домов редкие местные жители смотрят на сцену из-за закрытых калиток. Мне вдруг становится неловко спрашивать хоть что-то, хоть у кого-то.

К четырем часам автобусы вновь запускают двигатели, оставшиеся люди забираются внутрь. Водители не говорят, куда отправляются. Машины убывают дальше, развозить людей по региону.

Рады всем, кроме мужчин

Чуть нетвердой походкой из частного дома выходит его владелец. Обращаюсь к нему — а что местные жители думают о появлении беженцев? Краснолицый и седоволосый Григорий отвечает то с горечью, то с яростью, сопровождая речь экспрессивным жестами.

— За деточек, — прикладывает руку к груди, — сердце кровью обливается. Примем конечно, всеми руками за. Но сегодня утром, когда шел в магазин, и шли три, [блин], мужика неместных, которые должны… А они идут, пиво пьют, [блин]! Ты понимаешь?! Деточки — это да. Это понятно. Но ты, козлина, сука, возьми в руки автомат и иди родину защищать! Я — пойду. А мне семьдесят!

К настоящим беженцам — точнее, беженкам и их детям, — Григорий относится только положительно. Хотя о том, чтобы принять их у себя в доме, не задумывался. А к мужчинам среди уехавших хуторянин относится крайне резко: «Им лишь бы эти самые десять тысяч получить — и всё, через три дня они [резко уедут]!». Тут стоит добавить, что из Донбасса эвакуировали женщин, детей и стариков, но мужчин от 18 до 55 лет оставили по ту сторону границы.

Другая местная жительница, Галина, с которой я встречаюсь на автобусной остановке в центре хутора, тоже сочувствует женщинам. И тоже против приезда мужчин.

— Люди в таком положении — как же можно относиться, когда дети… Это если только не будет мужчин. Мужчины пусть воюют. А дети — дети пожалуйста.

На мой вопрос, было ли такое в 2014-м году, Галина отвечает быстро: было!

— Но сюда приезжали не только из Донбасса, — добавляет женщина. — Тогда приезжали не очень хорошие люди. Мы были недовольны ими. Когда они уезжали, то сделали здесь много гадостей. А эти люди нормальные.

В 2014-м, вспоминает Галина, ехали со всей Украины. Разные попадались люди, и нормальные тоже, но среди них были «не такие уж те беженцы, которые бедные и несчастные».

Нейтральнее прочих относится к приезжим местный житель Андрей. По его мнению, от появления беженцев сильно ничего не изменится. Разве что от мужчин могут быть проблемы — они ставят цены на работу ниже, так что рабочим станет тяжело. В 2014 году, вспоминает он, доходило до конфликтов. Пока беженцы не «рассосались» по стране. Андрей, как и Григорий с Галиной, не задумывался о том, чтобы принять беженцев у себя. Разговоров среди соседей об этом он тоже не слышал.

По размякшему от влаги склону спускаюсь к Азовскому морю. Думаю выбраться вдоль него по берегу к пляжу у пансионата «Котельщик». Навстречу мне поднимается Светлана, за ней бредет белый козлик. Шествие замыкает маленькая черная дворняжка. Светлана улыбается — она только недавно переехала в Неклиновский район из Уфы. От местного климата в восторге.

— Насчет беженцев? Несчастье у людей, что сделаешь? Людей жалко, детей особенно. Всем хватит места, я считаю. Я не думаю, что будут проблемы. В наше-то время всего хватает, — улыбается мне Светлана.

Побережье Азовского моря. Шум волн и ветра гасит смех играющих на берегу детей. Здесь, на берегу, и не подумаешь, что в пятистах метрах на запад, на территории переполненного пансионата ютятся беженцы. Что всего лишь в сотне километров на север Донбасс, замерший в ожидании... Чего?