«Относятся как к собаке»: ростовчане — о волоките при получении разрешений на благоустройство могил

Ждать выдачу согласования на установку надгробия в Ростове можно почти месяц, как показал эксперимент 161.RU. Предприниматели из сферы ритуальных услуг подозревают «Службу городских кладбищ» в намеренной волоките и жалуются в Генпрокуратуру, а СГК — называет их аргументы ложью. Корреспондент 161.RU поговорил с людьми, обратившимися за получением разрешений на обустройство могил своих родственников. Вот что они рассказали.

19 апреля Александр Харкевич-Вербицкий пришел на могилу матери — принес цветы на 110-летие. Он обнаружил, что металлического надгробия на месте нет — его украли. В тот же день пошел в офис кладбища, подал заявление. И оно легло в папочку — к остальным. Чтобы найти воров, мужчине посоветовали обратиться в полицию. Приехав к участковому, прождал полчаса, но всё впустую — заявление так и не приняли. Александр решил, что надо сперва поставить новый памятник. Спустя два дня после неудачной попытки подать заявление в полицию, он обратился в районный отдел. Там обращение приняли.

— До СГК я дозвонился 11 мая, — рассказывает Александр. — Там девушка железным голосом мне сказала: запишем на прием на 4 июня. По договору с компанией, которая ставит памятники, установить его должны были 30 мая. Я попытался объяснить ситуацию, но мне опять же — железным голосом — сказали: либо 4 июня, либо вообще нет. Записался.

На Ларина, 24/1 находится фирма, которая занимается установкой памятников — под одной крышей с муниципальной «Службой городских кладбищ». У Александра было свидетельство о смерти матери, выданное в 1982 году. В документах было указано, где похоронена мать: квартал, номер, дата. Александр полагал, что этого будет достаточно.

— Чтоб вы представляли: я отца хоронил в Москве, а тетю в Петербурге, — уточняет Александр. — Общался с похоронными организациями, и всё было вежливо, быстро. Никаких проблем. А тут мне девушка говорит — нет свидетельства о захоронении. Говорит, приходите через 10 дней — уже 14 июня.

Придя в СГК снова, Александр обратил внимание на большое количество заявителей. Он предположил, что кража памятников, получается, — не такое уж редкое явление. Ему выдали разрешение на установку. Но работы провести удастся только 24 июня — еще через 10 дней. «Такой вот документооборот», — сетует ростовчанин.

Так что 24 июня он приедет на кладбище, получит новое разрешение и передаст его исполнителю. А 25 июня поедет по делам в Петербург — билеты уже куплены. Что будет потом, признаётся Александр, он и сам не знает.

— До 1991 года у нас хватало чиновничьего беспредела. Но то, во что это всё сейчас превратилось… — Александр берет паузу. — Я тогда уволился из армии, бизнесом занялся. Был коммерческим директором издательского дома «Приазовский край» — первая газета Ростова. Спокойно ходил к мэру, в разные организации — без всяких пропусков. Всё было демократично. Думал, всё. Жизнь у нас пойдет. Но потом эти ребята начали ставить запреты. Каждая сволочь норовит поставить рядом с собой какого-то охранника. И ладно вахтеры — там же еще десятки людей, которые просто бумажки оформляют.

Ангелина (имя изменено по просьбе героини) решила заменить надгробие своему отцу — памятник в последний раз ставили 22 года назад. Решилась на это в середине апреля. А разрешения от СГК ждала больше месяца — последнюю справку выдали 1 июня.

— О том, что мне нужен документ о захоронении для получения разрешения на установку памятников, мне никто не сказал. Видимо, люди там полагают, что установкой занимаются только те, кто только-только захоронил, — считает Ангелина.

С середины апреля Ангелина ждала 11 мая — дня, на который записалась за месяц. По телефону она уточнила — можно ли принести ксерокопии документов для записи? Сказали, что да.

— Прием работает с 8 до 13–14 часов. Я наконец пришла туда, а мне говорят: «Нет, нужны оригиналы». И нужен заявитель — моя 76-летняя мама, которая еле ходит. Пришлось вызывать такси, — вспоминает Ангелина.

Ангелина трижды возила престарелую мать в офис — именно она должна была расписываться во всех журналах. У женщины создалось впечатление, что долгая запись, работа с клиентами — всё сделано для того, чтобы доставить человеку как можно больше неудобств, чтобы он «выстрадал уже до конца».

— На Ларина, 24/1 — две молодые девочки, которые разговаривают некорректно, — отмечает Ангелина. — Со мной-то ладно, я относительно молодая. Но когда приходят совершенно пожилые люди, а они с ними разговаривают достаточно грубо: «Ты не видишь, где ты расписываешься? Ты что, не слышишь?» и так далее — это конечно, просто ужасно.

В итоге, еще когда Ангелина вместе со своей матерью, получив свидетельство о захоронении, вышли на улицу, престарелая женщина заплакала. Дочери она сказала: «Я даже представить себе не могла, что в таком месте к тебе могут относиться как к уличной собаке».

— В общем, это очень-очень нелицеприятная процедура, — резюмирует Ангелина. — Хотелось бы, чтобы люди понимали, для чего они там сидят, что они делают. Они не в магазине сладостями торгуют, а сидят в очень грустном месте, куда люди приходят с большой бедой. Если нельзя изменить эту процедуру, если нельзя ее ускорить, если нельзя эти разрешения выдавать как-то при кладбище, без десятидневных сроков и месячных записей на прием — то хотя бы просто душевно относиться к людям. Нужно помогать им в горе, а не чинить массу препятствий.

По словам Ангелины, разрешение на установку памятника имеет очень ограниченный срок — оно действует до 1 октября. После этой даты работы на кладбищах запрещены.

— Люди реально ходят туда, получают эти документы, не успевают ничего сделать. И на следующий год эпопея начинается снова.