Хутор уходит в небыль. О чём молятся жители вымирающего селения на границе с Украиной

Павловка вымирает. Единственную школу давно закрыли, газ и водопровод так и не провели, молодежь уезжает в Ростов или в соседние шахтерские городки. Сто лет назад было иначе. Хутор считался богатейшим в округе, здесь жила почти тысяча человек. Теперь едва наберется сотня, да и те — в основном пенсионеры. Павловчане верят, что угасание хутора связано с разрушением храма. Корреспондент 161.RU Ирина Бабичева рассказывает, о чём молятся жители Павловки на руинах своей истории.

Ехать до Павловки осталось три минуты, но домов всё не видно. Перед хутором дорога резко уходит вниз: показываются кроны деревьев, столбы, шифер деревенских крыш. Летом — за пышной листвой — домов не увидеть даже со склона этого холма. Будто и нет ничего на другом конце гладкой асфальтовой полосы.

Павловка прижалась к Украине почти вплотную, ближайший двор — в трехстах метрах от границы. Раньше она считалась самым богатым селом по обе стороны. Поэтому Павловку выбрали местом строительства казачьего храма Святого Пантелеимона Целителя. Приход объединил тринадцать селений Киселевского поселения.

Теперь растерзанная церковь снова стала центром притяжения хуторян.

Кричать плюс бить равно любить

— Мы по четвергам читаем акафист Пантелеймону, чтобы он нам помогал в делах на благо прихода, — рассказывает мне павловчанка Нелли. Мы стоим в храме у места, где должен быть алтарь. — Начали — птицы по периметру крыши сели, как стали петь — простые воробьи, а как чирикают! Кажется, нас перебивают. Мы переглядываемся все, друг другу киваем: ты посмотри, что птицы вытворяют! Закончили читать акафист — раз, замолкли и поразлетались. Ну вот… Это все тогда заметили.

Голос у Нелли Просянок грудной, певучий. Она улыбается этому воспоминанию, глядя на массивные кирпичные стены. Они поднимаются к лазурному куполу неба — яркому, какое бывает только ранней весной. Кровли над церковью нет с шестидесятых. Чтобы ее сорвать, колхоз выделил несколько тракторов. Золоченый купол вместе с колоколами увезли в город на переплавку. Тогда же церковь лишилась полов — доски увезли, чтобы строить колхозные свинарники.

Из своих 59 Нелли провела в Павловке 40 лет. Она и ее муж Владимир Просянок родом из соседнего города Гуково. В хутор переехали сразу после свадьбы.Он устроился механизатором, она — бухгалтером в колхоз.

— Я жила в шахтном поселке, [где] всегда [стояла] гарь от террикона. А сюда как в оазис приходила, — вспоминает Нелли юность, когда гостила в хуторе у родных. — Всё время меня пленило это село. Вышла замуж и уговорила мужа ехать жить.

При советской власти павловской церкви досталась роль зернохранилища. Но без крыши пшеница гнила, потому храм закрыли и бросили.

Старожил рассказывал Нелли, что в школу приходил председатель сельсовета и другие «передовики-коммунисты, которым было нужно выслужиться перед властью». Старшеклассников уводили с уроков бить иконы. Чтобы доказать любовь к своей Родине, дети должны были пинать стены церкви и кричать, что бога нет.

Некоторые иконы уцелели — хуторяне вынесли их и спрятали в домах. Нелли считает, что одна из таких находится у нее дома — Донская икона Божией Матери. Если Нелли права, то спрятали ее предыдущие владельцы дома, где живет семья Просянок.

— Уезжали из этого дома и сказали: «Икона эта — павловская, пусть в Павловке и остается». Ее сохраняла моя мама, а сейчас икона у меня хранится, — говорит Нелли.

Она мечтает восстановить храм и вернуть икону на место.

Дети подземелья

Металлические ворота колокольни открываются с таким скрежетом, что с ветки ближайшего дерева слетают воробьи. Храм стоит в окружении семи вековых тополей. Изначально их было двенадцать, по числу апостолов.

На дверях колокольни масляной краской нарисован православный крест. Владимир Просянок помогает жене открыть ворота: тянет одну дверь, Нелли — вторую.

— Вот крепость! Храм-крепость, — говорит Владимир. — Толщина стен — больше метра. Метр десять, где-то даже превышает.

Кирпич, из которого строили Пантелеимоновскую церковь, обжигали на местном заводе. Говорят, что в строительный раствор добавляли куриные яйца, которые несли жители окрестных сел. Отсюда, считают хуторяне, и нерушимость кладки.

Под церковью — большой подвал и подземные ходы, ведущие к ключевым точкам: конюшне, дому священника, школе и зданию бывшего молочного завода, где век назад находилось ремесленное училище.

Местные мальчишки часто забирались в ходы. Периодически случались обвалы, но ребятню это не останавливало. В семидесятых одного из детей придавило камнями. Мальчика спасли, а все входы забетонировали отцы местной детворы.

В подвале церкви похоронены местные священнослужители. Сейчас он заполнен водой. Последний батюшка Пантелеймоновского храма перестал работать после революции. Что с ним стало, в хуторе не помнят.

Сейчас здесь нет своего священника, поэтому раз в месяц Павловку посещает священнослужитель из района; местные говорят, что батюшка «приходит в гости».

Павловские священники жили в отдельном доме, который прихожане построили неподалеку от церкви. В советское время в здании открыли фельдшерско-акушерский пункт. После принятия в 2010 году закона о церковном имуществе дом вернули церкви, а ФАП сделали модульным. Но священник в Павловке так и не появился, поэтому прихожане обустроили тут молитвенный дом.

Колокольня церкви ограждена от купольной части свежей кирпичной кладкой. Это сделали, чтобы в помещение колокольни можно было войти только через ворота. Получилось хранилище материалов, которые могли бы понадобиться при ремонте церкви — широкие доски и выцветшие купола, с которых слезла краска. Их пожертвовал Храм Казанской иконы божьей матери в Гуково.

— Они стояли на другой церкви, — поясняет Нелли. — Там купили новые купола, а нам для молитвенного дома пожертвовали эти. Они сказали: «Ветхие все, выберите, какой более пригодный будет». Мы один выбрали, а эти остались стоять здесь.

За всех тут молимся

Дом священника был в неприглядном виде после долгих лет работы как ФАП, говорит Нелли. Одна часть деревянного здания была выкрашена в коричневый, другая — в бирюзовый. С годами краска почти сошла, окна выпали, доски отошли от стен и цоколя.

Прихожане стали собирать деньги на восстановление дома. Они не надеялись, что после ремонта найдут батюшку, который сюда переедет, просто хотели теплое место, где смогут молиться.

Жители местных хуторов прибили доски и обтянули фасад профлистом, забетонировали фундамент. На крышу подняли небольшой золотистый купол — один из тех, которые пожертвовали из Гуково.

Между ним и храмом стоит, как нездешняя, блестящая вышка 4G. Ее установили в начале года. До этого в Павловке мобильная сеть не ловила. Под вышкой — засыпанная щебнем площадка. Проходя здесь, местные стараются оттереть грязь с обуви. Асфальта в хуторе нет, поэтому много слякоти.

Внутри — смесь стилей. Дореволюционное происхождение выдают высокие потолки с узорчатой белой лепниной. Советское прошлое угадывается по выкрашенным казенной краской полам и стенам коридора. Настоящее время заметно по евроокнам.

У дверей располагается маленькая церковная лавка, тут можно купить свечи. На золотистых ножках у икон стоят песочные подсвечники. Иконы везде: на белых стенах и дверях, на комоде, резных деревянных постаментах и алтаре; большие и маленькие, прямоугольные и квадратные.

В центре комнаты стоит алтарь из ДСП. На нём — икона святого Пантелеимона.

Соседняя комната — трапезная с длинным белым столом и лавкой. Здесь кормят батюшку после службы. В комнате на железном постаменте стоит камень, покрытый словами молитвы «Отче наш». Его приходу подарил местный фермер.

— В той комнатке, — Нелли указывает на дверь маленькой кухни. — Мы подготавливаем, подогреваем. [Еду] с дому приносим. Сельскую здравую пищу. Нам это всегда в радость.

Мобильная сеть дала хутору доступ в интернет; от новостей прихожанам сейчас тревожно. Хотя рядом с Павловкой не стреляют, хуторяне встречаются каждое утро и молятся.

Батюшка по-прежнему навещает приход раз в месяц — в Павловке говорят, что у него нет возможности приезжать чаще. За молитвой христианскому богослову Андрею Критскому читают молитву о мире. Павловский приход каждый день молится за тех, кто остался без дома, голодает и участвует в боевых действиях.

— Молитесь именно за ростовских солдат?

— Молимся вообще. Чтобы был мир, скорее ***** закончилась.

Крест и нищета

Спустя сорок лет Нелли Просянок не жалеет, что убедила мужа переехать в Павловку. Владимир не жалеет, что согласился.

— Тут сама благодать божья присутствует. Что природа может дать человеку, всё в Павловке есть, — говорит Нелли.

Местную природу она описывает с восторгом: около хутора несколько незамерзающих родников, в Павловке две речки и водохранилище. Здесь останавливаются перелетные лебеди, в прошлом году прилетели фламинго.

В центре хутора стоит деревянный колодец. Вокруг него аккуратно уложена тротуарная плитка. Место для хуторян знаковое — двадцать лет назад сюда еще ходили с коромыслом. Ходила и учительница младших классов Ирина Тимофеенко.

Она вспоминает, как это было: два ведра цепляли на коромысло, поднимали на плечи, удерживали приспособление одной рукой. В свободной Ирина несла третье ведро. Можно было не брать третьего, но тогда ходить за водой приходилось чаще — поэтому обычно женщины несли по три.

В Павловке могут долго хвалить местную колодезную воду: вкусная, долго стоит прохладной и не портится, от нее не бывает накипи в чайнике, а выстиранная в этой воде одежда остается мягкой.

Подхожу к колодцу. Рядом припаркована машина из соседнего города Новошахтинска. В распахнутом багажнике — пара больших алюминиевых бидонов, несколько 19-литровых бутылок и десятилитровых.

Многие хуторяне пробурили частные скважины прямо во дворе и качают воду насосом в дом. Это единственный способ сделать так, чтобы в кране была вода. У некоторых стоят бойлеры, и есть горячая вода — роскошь для Павловки.

Газа у хуторян тоже нет. Административный центр поселения, Киселево, газифицировали в 1987 году, сразу после первого пункта в районе — города Красный Сулин. Киселево и Павловку разделяют 7 километров и как минимум 41 год — такой при самом оптимистичном сценарии будет разница по газификации. Из областной программы следует, что газ в Павловку проведут не раньше 2028 года.

Тут нет магазинов и аптек. Нелли Просянок говорит, что три раза в неделю в хутор заезжает автолавка. Отовариваются в ней старики и те, у кого нет машины. Владимир и Нелли ездят на машине за покупками в Новошахтинск. Если нужно купить что-то, чего нет в автолавке, соседи просят привезти из города.

Хлеб пекут сами. Почти все оставшиеся хуторяне раньше работали в колхозе, поэтому получают паевую муку.

В Павловку не ходят автобусы.

— Когда район льготы выделял, маршрутка [в Красный Сулин] ходила каждый день, вплоть до выходных. С области льготы зарезали, и они зарезали здесь. Ну… оптимизация, — говорит Ольга. Она переехала из Павловки, когда устроилась на работу в другом месте: было неудобно добираться.

Покинутые дома на Московской — самой длинной улице из четырех — соседствуют с теми, в которых еще живут. Волны шифера одного из пустых домов желтые от лишайника. Когда-то крыльцо было выкрашено в голубой, а теперь доски посерели. Цвет сохранили только шляпки гвоздей.

Куда ведет проем, не видно — глаза упираются в черноту. Дом скривился так, что лопнули стекла. Ветки обступили здание со всех сторон; кажется, что если бы не деревья, то дом бы рухнул. Забора нет, остались только одинокие ворота. Их поддерживают бетонные столбы — так глубоко вкопанные, что время не смогло их повалить.

Соседний дом стоит полый, без стен внутри. Там, где они были, прерывается побелка. Обломки кирпичей валяются на полу. Там же — обрывок письма. Слова выведены чернилами: «Пора отнимать от титьки, дети помладше хлеб едят. Приезжайте за цыплятами, папа отдаст, а если не отдаст, то я ему покажу».

Павловскую школу закрыли в девяностые. Сейчас там сеновал, а детей везут на автобусах в Киселево. Новыми жителями хутор не обзаводится, а молодежь уезжает учиться или работать и остается в городах. Дети Просянок тоже уехали.

Руины прошлого

Хутор основали в XVIII веке, назвали в честь генерал-майора казачьих войск Павла Иловайского. Герой русско-турецких войн получил землю за службу. Считается, что он и основал хутор, хотя на самом деле это сделали его жена и дети. Генеральшу в Павловке запомнили как добрую хозяйку, а генерала тут не знали: он воевал дальше и умер, ни разу не побывав на своей земле.

Позже здесь держала подворье помещица Юсупова, которая владела местными рудниками. Железа в Павловке до сих пор много: от него ранней весной обе речки, протекающие через Павловку — Бургутка и Кундрючья — становятся красными.

Роду Иловайских принадлежали земли и в западной части области Войска Донского. При советской власти владения поделили между Донецкой областью Украины и Ростовской областью РСФСР. Считается, что предок рода Мокей был беглым казаком из Запорожской Сечи. В честь него назвали Макеевку, в честь рода — город Иловайск. Оба названия запомнились после ожесточенных боев 2014–2015 годов. С того времени Иловайск и Макеевка оказались на территории, контролируемой ДНР.

В Павловке хранят память о Великой Отечественной войне. В 1943 году в хуторе разбился летчик, герой Советского союза Алексей Соломатин. В его честь тут названа улица, в Киселево и Павловке стоят памятники Соломатину. Его жена Лидия Литвяк — тоже летчица и герой Советского Союза — погибла в Луганской области через несколько месяцев.

В Луганской области есть побратим хутора: село Павловка, а в нём — церковь святого Пантелеймона. В семидесятых жители Павловки и ближайших сел ездили на Украину регулярно — раз в неделю или две.

— Тогда снабжение Украины было гораздо лучше, чем у нас. Мы поголодней себя чувствовали. На Украину ездили за продуктами: маслом, колбасой, прочим съестным, — говорит Олег Каралкин, глава Киселевского поселения.

Он выиграл выборы в 2012 году. Спустя два года название его муниципалитета оказалось в мировых новостях. Рядом с Павловкой шли боевые действия. Близкий к хутору таможенный пост несколько раз захватывали — трижды или четырежды его отнимали друг у друга силы ЛНР и правительственных сил Украины.

Снаряды долетали и до российской Павловки.

— Для меня это был самый тяжелый период работы, — признаётся Каралкин. — Потому что это происходило вплотную к моим населенным пунктам, жителям. Каждый раз, когда начиналась стрельба — два-три раза в неделю точно, я не знаю, чего они стреляли — [мне звонили] местные жители, надо было выезжать, успокаивать.

Хороший год Каралкин выделить не может: говорит, подходят все остальные, потому что тревог меньше и есть возможность что-то строить и развивать сёла:

— В этом году мы получили большие деньги для реконструкции СДК [в центре поселения — селе Киселево]. Начнем громадное строительство, нам выдали 304 миллиона, контракт мы фактически заключили, осталось тут пару дней. Деньги получаем — начинаем строительство.

В сельском поселении был 600-местный палаточный лагерь для беженцев. Местные помогали им продуктами. В лагерь приезжали американские и немецкие журналисты. Часть беженцев приютили хуторяне. У многих есть родственники на Украине и в Луганской области.

— Беженцы прямо селилися, — вспоминает Нелли. — К родственникам приезжали, и женщины с детьми тут жили. Тут же переплетенные судьбы, еще при Советском Союзе многие с Павловки замуж выходили в Бирюково — это первое село с той стороны, с Украины. А они — наоборот. Раньше не было границы, на танцы друг к другу [ездили], пары образовывались.

Недалеко от лагеря беженцев, вдоль дорог и лесополос, стояли российские военные. Нелли хорошо помнит это время. Солдаты приехали, а кухня опаздывала. Об этом узнали в Павловке и стали собирать продукты по дворам. Военным повезли домашние яйца, молочку, овощи из огорода. Одна из хуторянок стала варить им борщи. На следующий день приехала солдатская кухня.

— Это очень больно — отношения с Украиной. Много друзей там осталось, вместе и служили, и учились. С кем-то отношения разорваны [из-за происходящего], — говорит Каралкин.

…И благодать снизойдет на землю

В Павловке верят: чтобы спасти хутор от вымирания, нужно восстановить церковь. Но никто не знает, успеют ли.

— [Если восстановить церковь], люди будут приезжать. Может, что-то есть не небесах? Божья благодать проявится на селе и будет способствовать ее процветанию. Я сам агностик в большей степени, хотя тут склоняет душа многократно, — признаётся Каралкин.

Сколько денег конкретно понадобится на реставрацию, никто не знает. На храм никогда не готовили проектно-сметной документации, чтобы рассчитать стоимость. Местные полагают, что реконструкция обойдется не меньше 25 миллионов рублей.

Сегодня Павловка живет мечтой — тут хотят поднять колокольню над разрушенным храмом. В прошлом году 40 прихожан собрали больше 500 тысяч рублей на покупку колоколов. Деньги копили медленно. Крупные суммы могли пожертвовать только местные фермеры. Старики выкраивали с пенсий по 200 рублей.

Колокола отлили в Москве, доставили в Павловку и освятили.

Звонница хранится в доме Просянок. Пять колоколов привозят с собой в церковь на службу. Потом увозят обратно. Оставлять опасаются: вдруг цветной металл украдут.

…На выезде из Павловки стоит деревянный крест. Он обложен крупными камнями, между которыми воткнуты цветы. На одной стороне надпись: «Спаси и сохрани», на другой — «Господи благослови».

В поле рядом с хутором работают геологи: нашли месторождение золота, проводят изыскания для разграничения участка.

— Бог его знает, [восстановим ли церковь], всё зависит наверно от господа бога, от чинов православной церкви, — пожимает плечами Нелли Просянок. — Но меня радует то, что прихожане активные. Их не много, но каждый действует, полон энергии и надежд именно на восстановление храма. Сейчас надеемся на помощь божию.

Олег Каралкин боится не успеть отремонтировать церковь. Население Павловки — в основном пенсионеры, и через 10–15 лет хутор может опустеть.

Тогда крест придется ставить на Павловке.