Еда как постылая жена

Говорили о еде. Тему «Наконец-то похудеем!», связанную с санкциями, обсудили бодро, но быстро. Хозяйка попросила хотя бы в честь праздника не задевать политику.

Во время горячего перешли к диетам. Свинину по-французски сочетали с рассказами об эффективном голодании. Наиболее категоричную позицию занял гость N. Ел он мало и подчеркнуто аккуратно, держался прямо, голос у него звучный, с барственными интонациями, так что поневоле все прислушались. N осуждал тех, кто переедает, увлекается жирным и сладким; также он заявил, что любой способен похудеть, если соберет волю в кулак. Он даже показал этот кулак, и все представили, как воля сжимает горло и душит, не давая проскользнуть лишнему куску. Самые впечатлительные настолько ясно это представили, что отодвинули от себя тарелки, не доев, а когда хозяйка внесла торт, боялись к нему притронуться.

В общем-то, ничего нового гость N не сказал. Однако, повторяю, говорил весомо и выглядел солидно, держался самоуверенно: такие господа умеют преподнести банальность под видом новости.

В комнату забежал сын хозяйки и попросил кока-колу. Тема вышла на новый виток. «Кола! – грозно возвестил N. – Вы знаете, сколько в ней сахара? Вы понимаете, что этот сахар разрушает зубную эмаль? Вы хотите, чтобы ваши дети всю жизнь страдали?!».

Напуганная хозяйка шикнула на ребенка и спрятала колу. Ребенок не посмел возмущаться публично, но было заметно: он расстроен и не понимает, что случилось, почему колу запрещают, хотя полчаса назад разрешали. «А торт можно?».

N посмотрел на торт. Все ждали. Должно быть, N уловил в атмосфере назревающий бунт, потому произнес с растяжкой: «Можно. Если осторожно». И улыбнулся крокодильей улыбкой. Гости выдохнули.

Я ела торт и посматривала на N. Интересно, никто не замечает, или мне кажется, что не замечает очевидного: N – весьма упитанный мужчина. На лице и ниже – особенно ниже – отразилось увлечение жирным и сладким. Не удивлюсь, если узнаю, что он злоупотребляет майонезом и колой. Но, может быть, это в прошлом, сейчас же он начал диету и строго следит за количеством и качеством пищи? Известно, неофиты отдаются новому со всей силой и страстью, а ко всему, что не вписывается в новую концепцию, нетерпимы.

Прошло полгода. Будучи в гостях, я опять столкнулась с N. Он так же, как и прежде, мало ел, оглядывал других с чувством превосходства, держался прямо, говорил внушительно, поучал, клеймил. «Жрать, жрать, жрать! – голос N гремел гневом обвинителя. – Одна забота – как бы набить свой желудок! Мозги заплывают жиром! А мы все жрем, жрем! И все-то нам подавай сладенькое да вкусненькое, разнежились от сытой жизни!». Гости задумчиво жевали. Не знаю, может, я что-то пропустила, N давно выступает с подобными речами, и окружение привыкло, перестало воспринимать его всерьез? «Икорочки им подавай! – продолжал обвинитель. – Да с белым хлебушком, блинчиком масляным! Колбаску любим сырокопченую, семужку слабосоленую, сыр со слезой…». Он так аппетитно обвинял, что гости снова проголодались. «А редьку с черным хлебом не хотите ли?!» – неожиданно воскликнул N, оборвав сладкие мечтания.

Далее он сурово внушал, как надо питаться. «И вот тогда у всех будет отличное самочувствие, и с кишечником все в порядке, и с печенью, и в мыслях найдется место чему-то помимо еды».

За полгода N стал еще упитаннее, а в голосе прибавилось злости. Зря считают, будто полные люди добры. Нет тут прямой связи. Зато обнаруживается связь между внешним видом N и его словами. Он ненавидит себя за «пагубную страсть». Ненавидит свою полноту, но не может от нее избавиться. Вожделеет, ненавидя свое вожделение.

Благодаря N я поняла причину неуспешных диет. Человек уверен, что не может похудеть из-за любви к еде, а на самом деле он ее не любит. Тут что угодно, но не любовь. Презрение, стыд, ненависть. Или напротив, восхваление, возвеличивание, сотворение кумира. Страсть.

С нею встречаются тайно. Прячут ее от чужого взора, как внебрачную связь.

Пренебрегают ею, как постылой женой.

Поглощают поспешно, чтобы никто не заметил и чтобы самим не заметить поглощение. Отказываются от еды как от хлама. Ругают.

Довольно часто можно услышать, что мы сыто жили, не по средствам, привыкли к изобилию. Когда запретили импортные продукты, некоторые люди бросились скупать пармезан, семгу и морепродукты, хамон, экзотические фрукты и овощи, маслины и прочие деликатесы. Понятно, что такое количество не съесть даже обжоре. Скупать скоропортящиеся продукты в огромном количестве – сумасшествие. В то же время люди менее богатые бросились скупать гречку, муку, макароны, соль и спички. Тоже сумасшествие.

По-моему, все это произошло потому, что никакой сытости не было. Не насытились мы. Не успели привыкнуть к изобилию, поскольку никогда не верили, что это надолго. В любой момент все может закончиться, еда исчезнет, и все исчезнет, и продлится до самой смерти черный-пречерный день, а хорошее время никогда не наступит. Вот что прописано у нас в подкорке, прошито крепкой нитью.

Умом понимаем, что еда – не главное, что следует соблюдать умеренность, а тело спешит накопить жирок, попировать напоследок.

Евгения Захарова, начинающий литератор. Одинаково любит город и деревню. Стирает грань между умственным и физическим трудом.