По Банному спуску, да на саночках

Тогда, в начале 70-х годов ХХ века зимы были холоднее и гораздо снежнее. Это было прекрасно и очень радовало нас, детвору. Снег выпадал часто, лежал подолгу и катались мы на санках очень часто.

Любимым местом для катания был как раз бывший Банный спуск от улицы Баумана, на которой я, собственно, и жил, через Ульяновскую улицу и до улицы Донской. Спуск был замощен булыжником еще в царские времена (и заасфальтирован только в начале 21 века), но, несмотря на это, очень быстро превращался в снежно-ледяное «зеркало», укатанное нашими санками и редкими автомобилями, проезжавшими по булыжной мостовой.

Итак, спуск был достаточно крутым и очень длинным, машин было очень мало, и проезжали они редко, санки были у всех, так что сразу после снегопада (а часто – даже не дождавшись его окончания) толпа малышей собиралась на углу улиц Баумана и Ворошиловского проспекта, и веселье начиналось...

Катались мы лихо, быстро и бесстрашно... Кое-кто из взрослых всегда стоял на углу и предупреждал, когда появлялась редкая одинокая машина, направлявшаяся вниз, к Донской улице.

Была «зеленая» трасса – она заканчивалась поворотом на Ульяновскую улицу, откуда на пешем подъемнике, с санками, мы поднимались на исходную точку и съезжали снова...

Санки почти у всех были одинаковые – с сидением из красно-сине-зеленых реек и бельевой веревкой, привязанной спереди. Веревка была именно бельевой (для молодого поколения поясню, что бельевая веревка – это веревка, на которой развешивали для просушки постиранное белье во дворах и на балконах)...

Была и «черная» трасса – она продолжалась и после Ульяновской улицы, спускаясь по еще более крутому склону до самого низа, к Донской улице. Причем этот участок спуска был всегда очень неровным, состоящим из некачественно зарытых ям, кривых бордюров и встающей дыбом брусчатки. Именно это и придавало спуску по нему особый шик...

Заканчивалась трасса у домика на углу Донской улицы, в котором в далеком 1891 году жил молодой Алеша Пешков (будущий писатель Максим Горький), отпущенный из тюрьмы, где отсидел несколько дней за вольнодумные речи и призывы к свободе среди портовых рабочих. Он просто не захотел возвращаться в то место, где жил до ареста у своего товарища Щербакова в небольшой мазанке на Державинском переулке. Горький поселился в ночлежке у старухи Леонтьевны. По воспоминаниям самого Горького, в то время он был «человеком в костюме босяка, с лямкой грузчика на спине и перепачканным в угольной пыли». В этом доме было что-то вроде постоялого двора. Внутри стояла жуткая вонь, духота и чад – внизу располагалась кузница. Подвал дома был битком набит народом, в некоторых комнатах ночевала по 20 человек, и даже больше. Позже Горький в одном из рассказов писал: «Спали вповалку. В верхних комнатах было немного почище, и народу поменьше. Туда хозяйка пускала тех, кто был почище, и не пил сильно».

Я хорошо помню этот дом, так как я чаще всего «гонял» по «черной» трассе, и заезды мои оканчивались аккурат возле этого старого ветхого двухэтажного дома. Изображений его не сохранилось, по крайней мере, мне удалось найти в Интернете только два фото не очень хорошего качества. Они взяты мною на сайтах Temernik.ru и Rostovbereg.ru, соответственно.

Нужно сказать, что в Ростове начала 90-х годов XIX века на 100 000 населения приходилось ежегодно около 15 000 пришлых сезонных рабочих, которые в навигацию всегда находили себе работу на ростовской пристани. Рабочим в день платили в сезон до 75 копеек, а после окончания навигации – не более 20. Среди этого пришлого люда и работал будущий великий пролетарский писатель.

Кто изображен на этой фотографии, мне неизвестно, как неизвестен и ее автор. Нас же интересует двухэтажный дом в левом углу снимка, за спиной молодого человека – это и есть тот самый дом Леонтьевны.

А на этом фото «черная» трасса и домик Леонтьевны запечатлены как раз в том ракурсе, в каком видели их мы, съезжая вниз, к Донской улице, на санках.

Очень интересен и дом, до сих пор стоящий на юго-западном углу перекрестка Ульяновская-Ворошиловский. Этот старый дом хорошо виден на старинных открытках. По справочнику «Весь Ростов и Нахичевань н/Д. 1913 год» дом этот числился за Черниковым Абрамом Лазаревичем и значился по адресу улица Канкринская, 70/ Большой проспект, 9.

А вот как выглядит двор этого «коммунального рая» в наши дни.

Живописный двор!.. Правда?..

В начале 20 века в Ростове-на-Дону было несколько спусков к Дону. Все они начинались от Полицейской улицы (нынешняя Тургеневская) и уходили к Дону. И было их несколько: Пилипенковский, Кривой, Соляной, Мостовой, Донской, Амбарный, Свиной, Банный, Острожный.

Банный спуск, сейчас это начало Ворошиловского проспекта, получил свое название по расположению на нем, около родников у Дона, торговых бань.

А вот и проглядывающие сквозь асфальт остатки старинной булыжной мостовой, по которой мы «гоняли» на санках.

О мостовых и мощении улиц Ростова я расскажу отдельно, есть такая задумка...

Особо хочу отметить «страшное» и одновременно заманчивое место, расположенное на этом участке спуска – дыру или «пещеру» в обложенной плитами насыпи Ворошиловского моста, где проходят широченные трубы теплотрассы. Мы, мальчишки, часто и регулярно лазили туда, вовнутрь, в чрево моста... Цели были разные – спрятаться от противника во время игры в казаки-разбойники или войнушку, погреться, когда замерз во время катания на санках, или просто, чтобы продемонстрировать свою отвагу (внутри было темно, тесно и страшновато). А потом мы перестали даже приближаться к этому месту... Взрослые рассказали нам историю про то, что там, внутри, милиция нашла убитого человека. Правда это или взрослые просто выдумали эту историю, чтобы отвадить нас от посещения опасного места, уже не установить... Но для меня лично и одного моего товарища эта история совпала с неожиданной встречей с курящими в темноте «пещеры» подростками из неблагополучных семей (так тогда говорили), которые нас специально сильно напугали и долго потом потешались над нами.

Заканчивалась зима, таял снег, и мы не возвращались на это место до следующей зимы и следующих снегопадов.

А санки отправлялись в подвал нашего дома, где было полно крыс, и хранился уголь, которым мы топили печку в нашей коммунальной квартире...