Дом, в котором побывал я... и отец Федор

Чудесный, удивительный, таинственный дом на Московской, 72...

Несколько недель я собирался написать этот пост, но откладывал, находя другие темы.

Этот дом с детства «застрял» в моей памяти как нечто величественно-загадочное, красивое и таинственное, явно чужеродное, из другой жизни, из другого мира...

Громадные, высоченные, всегда запертые (даже в советские времена) двери в подъезды, по две с каждой стороны, купидоны, смотрящие вниз, таинственные физиономии мифических существ, львиные головы и, что самое главное – надпись «КВАРТИРЫ», написанная вроде бы по-русски, но как-то не так, как это слово пишется сейчас – все это разжигало мое детское любопытство, притягивало и настораживало одновременно...

Дом не только явно отличался от безликих панельных и кирпичных пятиэтажек-хрущевок, которыми застраивался город в 70-80-е годы прошлого века, но и от старой застройки исторического центра.

Было в нем что-то величественное, благородное. И поныне дом похож на обнищавшего потомка старинного благородного рода, в котором за старой грязной одеждой явно проглядывает слава и роскошь предыдущих поколений.

И вот мне удалось получить воспоминания Максимовой Елены Давидовны, которая долгие годы прожила именно в этом доме и решила поделиться со мною своими воспоминаниями.

Но сначала коротко об истории дома.

В реестре памятников это здание значится как доходный дом Веньямина Кисина и Исаака Фроймовича. Компаньоны торговали мануфактурой – готовым платьем, и были довольно состоятельными людьми.

В истории дома есть много нестыковок, о которых стоит упомянуть. Во-первых, в некоторых документах дом значится как собственность наследников В.Р. Максимова, что не соответствует действительности. Во-вторых, есть разные мнения о годе постройки дома: 1910, 1902 или 1899 годы... Поскольку в газете «Ведомости Ростовской-на-Дону Думы» за 1899 год публикуются сведения о разрешениях городской управы на постройки и ремонты, где среди длинного списка адресов и фамилий можно найти запись о том, что Кисину Веньямину и Фроймовичу Исааку разрешается в четвертом городском участке по улице Московской надстройка четвертого этажа и приделка по боковым флигелям несгораемых террас, я склонен думать, что к 1899 году дом уже был построен. В-третьих, считается, что архитектором дома был Николай Дорошенко, хотя есть мнение, что после смерти Дорошенко в 1899 году дом достраивал Николай Дурбах.

Первый этаж здания доходного дома Кисина и Фроймовича занимали дорогие магазины готового платья. Выше располагались просторные квартиры, которые снимали адвокаты, инженеры, врачи. Известно, что в одной из них проживал модный в Ростове доктор Гурий Фабиан Натанович, лечивший кожные и внутренние болезни с помощью электрических лучей. Он даже имел кабинет, оборудованный рентгеновской установкой, что было по тем временам большой редкостью. Это – единственное свидетельство об обитателях доходного дома, обнаруженное Л.Ф. Волошиновой.

Совсем ничего неизвестно о других жильцах, для которых вход в дом лежал не через парадный подъезд, а со двора. Предположительно, именно для обустройства этих достаточно дешевых квартир (для портних, мелких служащих) и было взято разрешение на пристройку террас, на которые можно было подняться по наружным лестницам. Однако время не сохранило пристроенных террас. Утрачена и часть здания, которое, как предполагают, изначально имело п-образную форму, в результате прямого попадания авиабомбы в 1941 году.

Под домом до сих пор существуют вместительные подвалы, спроектированные с учетом местоположения здания – между Старым и Новым базарами. Старый базар – нынешний Центральный рынок – известен всем. А вот от другого, Нового, не осталось и следа. Располагался он на площади, которая сегодня называется площадью Советов.

А теперь вернемся к рассказу Елены Давидовны Максимовой, прожившей в этом доме 40 лет: «Дом делился на две части, которые имели общий черный ход со стороны двора, а снаружи, по фасаду, дом имел два парадных входа, оформленных высоченными деревянными резными дверями и лепными украшениями. Эти двери первоначально имели изящный орнамент в стиле модерн, но в советские времена были закрашены темно-коричневой краской. Правда, спустя много лет, в 60-е прошлого века, когда проснулся интерес к старине, и стало не так опасно вспоминать дореволюционное прошлое, один жилец счистил с двери всю краску и грязь, выявив резьбу в ее первозданном виде, и покрыл дверь лаком. Но возрожденная красота просуществовала недолго – тогдашний управдом твердо сказал, что все двери в доме должны выглядеть одинаково и приказал вновь закрасить ее темно-коричневой краской. Так и стоит она до сих пор, храня секрет своей красоты (это та дверь, что ближе к переулке Газетному).

Пол в подъездах был вымощен очень красивой бело-голубой кафельной плиткой, которая со временем была выщерблена, а ямки залиты обыкновенным цементом, без затей... Перила представляли собой металлическую узорную решетку с цветочным орнаментом, ступени лестниц были сделаны из серого мрамора.

Снаружи дом был щедро украшен лепниной, носящей несколько эклектичный характер – здесь можно было увидеть и львиные морды, и амуров, и гирлянды и многое другое. Широкие окна также были окружены лепной штукатуркой.

Но особенное своеобразие дому придавали балконы, настоящая изюминка!.. Их было четыре, по два на каждой половине дома, на втором и третьем этажах. Сейчас облик этих балконов несколько изменен, а некоторые и вовсе изуродованы остекленеем. Балкон третьего этажа в левой, ближней к Газетному половине дома, был нашим. Двери из комнаты на балкон были резные, а кованая решетка балкона имела цветочный орнамент. Эти чудесные балконы не выступали вперед, а были утоплены вглубь дома, создавая пространство с нависающим потолком и боковыми стенами (аналог современных лоджий). Пол на балконах был выложен желто-коричневым кафелем, следы которого еще кое-где оставались до недавнего времени. Потолок над балконами третьего этажа имел вид свода и, как говорили старожилы, когда-то был расписан темно-синей краской и серебряными звездами, изображая небесный свод. Но на моей, довоенной памяти, этот потолок уже был закрашен желтой краской...

Комнаты в доме были разной величины. Все двери выходили в общий длинный коридор, а между некоторыми комнатами были и внутренние двери. На полу всюду был замечательный паркет.

Но самым интересным в комнатах были потолки. Стены соединялись с потолком не под прямым углом, а полого переходили в линию лепного цветочного орнамента, слегка подкрашенного. В каждой комнате был свой орнамент: так, в нашей комнате были стилизованные подсолнухи, в других комнатах были виноградные лозы и еще какие-то цветы и гирлянды... К сожалению, жильцы счищали этот узор при ремонте и побелке комнат, во-первых, с целью упрощения ремонтных работ, во-вторых, так сказать, в эстетических целях... Деление больших «буржуйских» комнат на несколько коммунальных клетушек с помощью внутренних перегородок от пола до потолка варварски разрезало потолочные узоры и явно указывало, что потолок, да и само помещение, были когда-то единым целым, выглядело некрасиво...

В обеих половинах дома на втором и третьем этаже были большие кухни, ванные комнаты, выложенные бело-голубым кафелем, и туалеты, потерявшие своей первоначальный вид... Каждая квартира была предназначена при постройке дома исключительно для одной семьи, поэтому, когда после советского уплотнения в каждой квартире появилось по 9-10 семей (20-25 человек), туалеты и ванны стали естественным источником недовольства жильцов и грандиозных коммунальных скандалов.

Внутри парадного высокая и широкая лестница вела наверх, к квартирам, с другой стороны – в узкое, но длинное пространство под лестницей, которое заканчивалось комнаткой для швейцара. В голодные и холодные 20-е годы 20 века в этом коридоре, спасаясь от холода, снега и дождя, ночевали беспризорники. Вели они соответствующий образ жизни, но жильцов дома не трогали, даже наоборот. Устная летопись нашего дома сохранила рассказ о том, как однажды одна из наших соседок возвращалась домой поздно вечером. Была зима, женщина шла одна и в шубе. А за ней следом шел какой-то мужчина, который стал ее заталкивать в подъезд дома, а она сопротивлялась. Так продолжалось некоторое время, пока на улицу не вышел один из ночлежников-беспризорников, который, поняв, в чем дело, быстро разобрался в ситуации, прогнал нападавшего, а даму проводил до ее квартиры на третьем этаже».

В начале 20-х годов на первом этаже расположились продуктовый магазин имени Анастаса Микояна и то самое адресное бюро, о котором упоминают Ильф и Петров в своем романе «12 стульев». Именно в этом «личном столе», утверждают ростовчане, побывал отец Федор, разыскивая инженера Брунса, перебравшегося в Баку. Вот как описывает он Ростов в письме своей жене Кате, написанном в водогрейне «Млечный путь»: «По приезде в Ростов сейчас же побежал по адресу. «Новоросцемент» – весьма большое учреждение, никто там инженера Брунса и не знал. Я уже было совсем отчаялся, но меня надоумили. Идите, говорят, в личный стол, пусть в списках посмотрят. Пошел я в личный стол. Попросил. Дороговизна в Ростове ужасная. За нумер в гостинице уплатил 2 р. 25 коп. До Баку денег хватит. Оттуда, в случае удачи, телеграфирую. Погоды здесь жаркие. Пальто ношу на руке. В номере боюсь оставить – того и гляди украдут. Народ здесь бедовый. Не нравится мне город Ростов. По количеству народонаселения и по своему географическому положению он значительно уступает Харькову...»

Да уж!..