«Не знаю, как поступить, я в отчаянии»: зоолог Александр Игнатенко ― подробно об аресте и тюрьме

В начале марта 2020 года в Шри-Ланке задержали сотрудника ростовского зоопарка, зоолога Александра Игнатенко. Его обвинили в сборе жуков на территории национального парка, что строго запрещено. Ростовчанина и двух его друзей сразу отправили в тюрьму. Сейчас им грозит огромный штраф или 40 лет заключения.

Александр записал несколько роликов, где рассказывает о задержании, тюрьме и нестыковках в своем деле. Вот о чем там идет речь.

Когда нас (Александра и двух его друзей. — Прим. ред.) задержали, то отобрали телефоны, паспорта, камеры. На следующий день повезли в отель, оттуда выгребли всё, потому что спешили попасть в суд. Все вещи засовывали в мешки — без описи, без каких-либо бумаг вообще. Забрали и личные вещи. Например, пакет с душистым мылом, которое купил жене. На возражения сказали: «Заткнись!»

Потом нас увезли в суд. До этого изъятых жуков, даже двухмиллиметровых, разложили по отдельным огромным коробкам. В итоге получилось три кубометра коробок. Суд всё это назвал «большим делом», сказали разбираться и везти нас в тюрьму.

Всё это время мы требовали звонка хотя бы в посольство или родным, чтоб описать ситуацию, рассказать, что мы не пропали и не умерли. Нам не позволили. Прошло несколько дней в тюрьме, прежде чем после больших уговоров нам разрешили выйти на связь.

В местной тюрьме мы пробыли больше месяца. Приехали туда после суда поздно вечером. Опоздали на ужин, но нам всё равно предложили рис и хлеб. Из-за морального состояния не могли есть, легли спать голодными.

Камера, в которую нас привели, представляла собой бетонную коробку примерно 5 на 7 метров с деревянной дверью и зарешеченным окном. Внутри вместе с нами было 12 заключенных — в основном местные. Бетонный пол, кроватей нет. Вместо этого все стелют пластиковые подстилки, похожие на мешки из-под картошки, а укрываются тем, что есть. Места немного, все спят близко друг к другу.

У нас не было ни подстилки, ни покрывала. Пришлось просто лечь на бетонный пол и попытаться уснуть. Местные, надо отдать должное, сразу попытались нам помочь. Несколько человек легли плотнее и выделили нам одну подстилку. Еще они где-то нашли тоненькое одеяло, которым мы укрывались всю ночь. Сна не было — кусали комары, потому что на окнах нет стекол и москитных сеток.

Еда в тюрьме — в основном рис. Дважды в день нам выдавали кусочек рыбы или курицы размером со спичечную коробку. Острые, поэтому приходилось под краном их отмачивать, чтобы поесть. Еда в целом очень острая, поэтому мы питались теми двумя кусочками хлеба в день, которые нам выдавали. Еще старались пресный рис не смешивать с овощами, которые были обильно сдобрены перцем. Ну, и пили воду. Несколько раз находили в хлебе, как мы поняли, крысиные какашки. Делать было нечего — приходилось их выковыривать и есть кусок дальше. Ведь другого не дадут.

Местный, который был в камере главным, заметил, что мы плохо питаемся, и пытался донести это до офицеров. В итоге нам несколько раз дали экстрахлеб (из муки сорта «Экстра». — Прим. ред.) и даже бананы. Люди в камере в целом относились к нам дружелюбно. Старались помочь, поддержать. Говорили: «Не думай о ситуации, всё наладится».

В нашей комнате во время обыска лежал мусорный пакет. Его тоже забрали полицейские.Туда мы накануне вечером скидывали шкорки от хлебного дерева, от папайи, косточки. И их приобщили к делу. Сказали, что мы собирали их для какого-то гена, хотели украсть и привезти в Россию. Но ведь здесь это всё можно купить абсолютно везде и спокойно принести домой. А мы теперь должны заплатить штраф.

Кроме прочего, у нас было лекарство «Коартем» (препарат от малярии. — Прим. ред.), привезли его из Африки. В инструкции нарисованы комарики. В итоге местная экспертиза назвала его «специальным веществом для приманки насекомых и других животных». Остальные лекарства приняли за вещества, с помощью которых мы сохраняли животных живыми. Очень странная фантазия.

Из рапортов, которые нам прислали, видно, что многие животные определены неправильно, многие — только до рода. Эксперты назвали их эндемиками (обитают только в одном месте. — Прим. ред.), хотя виды из их рода есть не только на Шри-Ланке. Многие названия написаны неверно. По этому можно судить, какой была экспертиза.

Всё, суды и документы, — только на сингальском языке. Приходим на заседание: судья, защита, обвинение говорят на этом языке — мы ничего не понимаем. Что-то потом узнаем от адвоката, но в целом всё неясно. Перевод документов стоит бешеных денег. Потому что надо перевести с сингальского на английский, затем с английского на русский. Там получается астрономическая сумма, которой мы не располагаем.

Я натуралист, мне интересна живая природа. Планету надо сохранять. А как это делать, если мы не будем знать, что у нас под ногами? Ведь местная фауна изучена слабо.

Популяцию насекомых в принципе невозможно уничтожить ручным сбором. Можно только уничтожить место обитания и тогда потерять вид навсегда. Поэтому надо понимать, кто на каких территориях живет. Для этого насекомых нужно хотя бы фотографировать. Я понимал, что животных изымать из природы нельзя. Всех живых отпускал, всех мертвых возвращал на места, где их нашел. Правда, доказать, что я их собирал не в национальном парке, невозможно.

Абсурдности добавляет, что со мной двое друзей, которые фотографировали горы. У них не было зоологического интереса, хотели просто отдохнуть, но оказались в тюрьме. С животными они не взаимодействовали.

Нам грозит штраф в 3 миллиона рублей или 40 лет заключения. Я считаю, что такие сроки несоразмерны. Мы не убивали людей, слонов, гепардов. Мы не связаны с крупными преступлениями. Не знаю, как сейчас поступать, нахожусь в отчаянии.