«Ни от кого не зависим и никого не боимся»: директор ростовского Центрального рынка — о власти и попытках «отжать» бизнес

На Центральном рынке Ростова столько соблазнов — можно было бы в Майами жить, говорит гендиректор компании Юрий Муковоз. В девяностые во дворе его дома взорвали гранату. Виновников не нашли и не искали, потому что все было «завязано», уверен директор рынка. В интервью специальному корреспонденту 161.RU Ирине Бабичевой Юрий Муковоз рассказывает, как полицейские управления экономической безопасности и противодействия коррупции пытались навязать «крышу». Вспоминает, как куратор рынка из ФСБ приструнил десяток молодых ОБЭПников, отбиравших рыбу у торговцев. Комментирует конфликт с администрацией Ростова из-за нижнего белья, экономические проблемы, ужесточение миграционной политики. И признается, что впервые приехал на рынок подростком — чтобы продать два ведра вишни, собранной нелегально в колхозном саду.

— Вы помните, как впервые оказались на Центральном рынке?

— Первый раз я приехал на Центральный рынок лет в четырнадцать. Раньше же были совхозы и колхозы. Мои родственники жили в селе Еремеевка Азовского района. И ночью многие сельчане шли нелегально собирать урожай в колхозный сад. Раньше же так было: платили мало, а на продукты как-то закрывали глаза. Утром придешь — земли не видно, все в вишне.

— И сколько стоило ведро?

— Мы продавали по десять рублей. Для мальчишки это были большие деньги. Я родителей не обременял, не просил у них денег. У меня всегда были свои деньги. Как-то я с детства привык. Это был 1964 или 1965 год.

— А в 1990 году вы сюда приехали в качестве бизнесмена и возглавили Центральный рынок. Как это произошло?

— Я работал до этого в потребкооперации. А потребкооперация тогда стояла выше других форм торговли. Ну база своя материальная была на должном уровне. Я работал директором магазина «Дары Дона» рядом, через проспект Буденновский. Раньше было легко все продать, но тяжело купить и доставить продукцию. И вот мы ездили. Я объездил всю Украину, Молдавию. Закупали колбасные изделия, сухофрукты. Чего мы только не закупали, чтобы поддерживать ассортимент в магазине и выполнять план товарооборота. Пока государственная торговля на фондах ждала у моря погоды, мы не сидели, не ждали — все добывали сами. И так работала вся система потребкооперации, поэтому она была на плаву. Потом, когда уже государство не могло содержать рынки, они уже везде пришли в упадок, эти рынки передали в систему потребкоопераций. Вот так меня назначили директором сюда.

— Что здесь было тогда? В каком состоянии вам достался рынок?

— Тут были какие-то допотопные деревянные столы. Здание павильона разрушенное было. Это был павильон типа ангара, еще 30-х годов постройки. Потом, что еще было здесь? Ну мясной павильон был на уровне, потому что его построили там в недалеком прошлом еще. И по Тургеневской улице были фанерные, щитовые павильоны. Легковозводимые, неухоженные, там работали представители колхоза. Крыс и мышей в них было много. Вот это мы приняли такое наследство.

— А сколько здесь было продавцов на тот момент?

— Продавцов было больше. И сельского хозяйства в стране больше было, и продавцов тоже.

— Как вам последние политические новости региона? Что думаете об отставке многолетнего губернатора Василия Голубева?

— Сразу и не ответишь. Голубев не мешал нам, но особо и пользы не было никакой. Он не участвовал в жизни Центрального рынка.

— А от нового врио губернатора Юрия Слюсаря вы чего ждете?

— Они же крупного масштаба вопросы решают. Им, наверное, не до рынка. Вообще, конечно, надо пожить и посмотреть — социальные вопросы ему придется решать, а рынки имеют социально важное значение, потому что цены формируются на рынке. Помогать надо, потому что без помощи издержки и цена будут расти. А рычаги у них есть какую-то помощь оказать — например, налог на землю уменьшить.

— Три года назад мы с вами уже беседовали — тогда в самом разгаре был конфликт с городской администрацией. Власти Ростова даже выдвинули Центральному рынку ультиматум: убрать ларьки с улицы Станиславского или готовиться к принудительному сносу. Но вы и так планировали их демонтировать. Сейчас ларьков раздора больше нет. Как складываются отношения с администрацией Ростова теперь?

— Они нас не трогают, а мы им вопросы не задаем. Раньше мы, рыночники, получали помощь. Обращались в городскую думу, решали свои проблемы. Их всегда было много. И нам шли навстречу. А сейчас это бесполезно. Чтобы зайти в администрацию, нужно полчаса ждать пропуск. Просто не хочется туда ходить. Вот такие отношения.

— А они к вам как относятся?

— И они к нам не приходят. Знают, что к нам бесполезно лезть. Когда была эта эпопея, произошло какое-то недопонимание. Ну обычные милицейские наезды (сити-менеджер Ростова Алексей Логвиненко работал в управлении экономической безопасности и противодействия коррупции ГУ МВД России по Ростовской области. — Прим. ред.). Но мы уже столько прошли потрясений… У нас прозрачное предприятие — вот это наше кредо.

Если бы что-то было не так с рынком, администрация могла бы придраться — сто процентов, потому что объект — очень лакомый кусочек, и чиновники почему-то думают, что тут манна небесная. А тут — один шаг только от нулевого баланса или до убытка.

— Вы сказали, раньше получали помощь от администрации города. Когда это было?

— При Михаиле Чернышеве. При Сергее Горбане мы вообще в фаворе были, меня Горбань наградил всеми знаками отличия. Он видел работу. Не уважал тех, кто блефует, а на самом деле ничего не делал. Видел, что мы действительно не берем взяток. Думаете, проверок не было? Были проверки, потом убедился человек, что у нас всё чисто.

— Когда этот вектор переломился?

— Как пришел действующий сити-менеджер Ростова Алексей Логвиненко. У нас сразу возникли разногласия. Логвиненко считал, что рынок должен быть прежде всего красивым. Как в Волгограде, там все красиво оформлено. А мое кредо другое: рынок существует для сельхозпроизводителей, для личных подсобных хозяйств (ЛПХ), мелких хозяйств, которые свою продукцию могут поставить на рынок. В торговый комплекс, сети им дорога закрыта, потому что там принимают крупные партии. А рынок служит им поддержкой. И мы создаем условия для них. У нас в России сельхозпроизводители на ладан дышат. В селах им не уделяют должного внимания — я имею в виду [владельцев ЛПХ]. Я был в Белоруссии, изучал их опыт — там вся переработка находится на местах производства. Строят квартиры, дома, дороги, инфраструктуру — и молодежь остается в селе, занимается хозяйством.

— Факт — сейчас в Белоруссии растет количество молодых фермеров. Но агрогородки — это же политика президента Александра Лукашенко. То есть это не местная инициатива, а федеральная.

— Лукашенко, да. Она [политика], может, и совковая, но она работает. Она для людей, и с человеческим лицом. А у нас что? Задушили всех: это нельзя, то нельзя, штрафы немереные. Люди, может, и рады бы заниматься сельхозпроизводством, а возможности нет. И рынок должен быть прежде всего для селян, понимаете? На этой почве у нас возникли разногласия с Логвиненко. Я ему доказывал, что рынок как раз должен выполнять такие функции. Он должен быть нормальным, где создаются условия и для предпринимателей, и для посетителей рынка. Мы построили хороший павильон, технически оснащенный, с кондиционерами, вентиляцией, высокотехнологическим холодильным оборудованием. Но есть у нас места, которые прицельно привлекают сельхозпроизводителей. Им предлагать торговые места в павильоне? Они дороже, потому что там оснащение, денег много затратили, издержки другие. Человек из села туда не пойдет. Но у нас есть модуль для этой цели — что ему [Логвиненко] не нравилось. Там столы, крыша и самое главное — хороший трафик. Люди проходят, им не надо там подниматься в павильон.

— Я правильно понимаю: мы говорим о зеленом модуле на улице?

— Да. Это всех привлекает. Человек не должен тратить много время на продажу, он и так работает у себя на земле. Ему нужно вырастить что-то, быстро приехать, продать и опять ехать заниматься огородом. В моем понимании так должен проходить рыночный процесс. А он приводил пример: вот в Ростове рынок открылся, «Новый базар». А я говорил: «Он закроется, потому что там условия создали не для селян, а просто для предпринимателей». И там влупили такую высокую стоимость места, что не все смогли выдержать этот рынок. И он закрылся. Мы у них купили холодильное оборудование, нам надо было.

— Еще я помню возмущение Алексея Логвиненко нижним бельем на Центральном рынке. Помните, он сказал, что развешивать его на улице и торговать им — это неуважение к городу. В уличных рядах по-прежнему висят халаты, белье, продают галоши. Больше конфликтов не было?

— Пытались они. То халаты срывали, то еще что. Но рынок же не может бутики открывать. Богатые люди, кому надо, пойдут в бутики и купят там. А тут повседневный товар для людей. Это покупателям нравится, они приходят на рынок, могут купить и продукцию, и в то же время там что-то для семьи.

На центральном проходе рынка более дешевая продукция повседневного спроса — галоши, халаты, постельное белье, обиход такой, повседневный.

— В 2021 году тогдашний начальник управления торговли Ростова Константин Тихонов сообщил, что на руководство рынка составили протокол о незаконной врезки в ливневую канализацию. Что это было?

— Это они искали повод, к чему придраться. <…> Ну, они нам перекрыли ливневку. Я им позвонил: «Что же вы делаете? Церковь сбрасывает сточные воды к нам, канализацию сбрасывает к нам. Давайте тогда закроем все. Наводнение будет наверняка». И им тоже это малым бы не показалось. Ну они подумали-подумали, потом сняли этот вопрос.

— В 2021 году в самом разгаре был конфликт с Тихоновым, а начался он с того, что после назначения он зачем-то попросил принести абсолютно всю документацию на рынок, а вы возмутились. Думаете, у Тихонова были какие-то виды на Центральный рынок и поэтому он попросил бумаги?

— Но вы предрекали ему уголовное дело. Три года спустя Тихонов действительно в колонии — осужден за мошенничество и превышение должностных полномочий на пять лет и четыре месяца за крышевание торговли.

— Я говорил, что все может плохо закончиться для него, если работать с таким подходом. И мне его по-человечески жалко. Все-таки молодой человек, молодой специалист. Ну в силу каких-то обстоятельств он погряз в этих делах, а по-человечески мне его жалко. Злорадства не было. Мы не злорадствуем никогда.

— А как стих конфликт с администрацией Ростова? Со сносом ларьков по улице Станиславского?

— Они поспешили с непроверенными заявлениями. Они, [ларьки], у нас существовали совершенно легально, и у меня уже был в работе проект на реконструкцию тех павильонов, на которые они обратили внимание. Когда чиновники узнали об этом, тема стала им не интересна. Мы получили проект и незамедлительно стали строить эти павильоны. Построили, потом даже Логвиненко похвалил: вот видите, я говорил, вы пошли навстречу и совсем другой вид получился. Да мы знаем, что другой вид должен быть на рынке, мы не сидим на месте. При мне это уже третья реконструкция на рынке.

— Вы руководите рынком с 1990 года, то есть застали целиком девяностые. Вы сами сказали: Центральный рынок — это «лакомый кусочек», но говорите, что «крыши» у рынка нет. Как это возможно? И как это было возможно в девяностые? Неужели настолько «лакомый кусок» в Ростове действительно был абсолютно свободен и никто не пытался его отжать?

— Ну почему? Была граната, которую во дворе у Юрия Ивановича взорвали, — отвечает пресс-секретарь Сергей Дудниченко.

— Ну, были времена лихие, да, — продолжает Юрий Муковоз. — Гранату бросили, это да, хотели отжать рынок. <…> Где-то в конце девяностых, в 1996 или 1997 году.

— Кто бросил гранату? Нашли этих людей?

— Нет, не нашли. Их и не искали, потому что там всё было завязано. Просто психическая атака не удалась. Мы сохранили предприятие. Я не ради своего личного благополучия его отстаивал. Рынок — это достояние города. А я живу в Ростове. И я добропорядочный гражданин.

— А криминальные авторитеты не пытались навязать свое покровительство?

— Криминальные авторитеты знают, где воруют, а где нет. Мы не воруем. Значит, что с нас возьмешь? Были предложения: «Давайте мы это…» Я говорил: «Зачем? Придешь, мне надо уже где-то искать дополнительные средства, а это значит, что будут нарушения. Зачем мне за тебя свою репутацию портить?»

— Вам не угрожали? И покушений не было?

— Нет, только гранату бросили тогда.

— Вы говорили мне, что сотрудники ОБЭП предлагали вам «крышу» и вы отказались. Неужели они легко восприняли отказ?

— Нет, проверку организовали. Сразу же пришли. Я сказал: «Вы же понимаете, если эта проверка будет проводиться с нарушениями, я сегодня же напишу жалобу в областную прокуратуру». — «Ну пиши». Они-то думали на чем-то меня прихватить, что на предприятии все равно будут слабые места. Ревизоры тут, ОБЭП там, начали спрашивать у торговцев: «Сколько вы директору заносите, даете?» А кто ж скажет, если у нас этого не было. За неделю они проверили бухгалтерию, говорят: «Все нормально, мы уходим». Я: «Не, извините, пишите акт». А ревизорша говорит: «Мне не надо писать акт о результатах проверки». Я говорю: «Как это не надо? Ничего не нашли? Так и пишите». Заставил их акт написать, а документы лично привезти и вернуть.

— А когда приезжали из ОБЭПа?

— Лет десять назад. Бригадой пришли, человек 15 было. У ОБЭПников ко мне один вопрос был: «Кто вас крышует?» Я говорю: «Что значит крышует?» А вообще, как я там сказал, мы с ФСБ сотрудничаем. Они интересуются нашей работой, мы же многонациональный объект, а они руку на пульсе города должны держать. И мы не скрываем ничего. Это все в рамках закона. Мы знаем своего куратора.

— А в полиции знаете?

— Не знаю, а в ФСБ мы знаем своего куратора. Вдруг что-то такое, даже неправомочное с милицией — мы звоним, они реагируют. У меня был случай: пришли человек десять, наверное, ОБЭПников, молодые ребята. Притом в выходной, в воскресенье. И начали внаглую рыбу отбирать. Я спросил: «Чем вы занимаетесь?» — «А кто вы?» — «Я директор рынка». — «Молчите, нам надо». — «Вам ничего не надо. Зачем вы забираете? Пишите акты, что вы изъяли рыбу». А они для кого-то хотели собрать рыбу. Я позвонил куратору, из ФСБ приехал сотрудник, угомонил их. Быстро приструнил, и они ушли с кислыми физиономиями.

— Скажите, а как вообще дела у рынка? Сколько тут торговых мест?

— Тысяча восемьсот семьдесят мест.

— А сколько из них занято?

— Сорок процентов свободно. Тысяча где-то занята.

— И давно такая статистика?

— Уже года два, наверное. Это после ковида.

— Кстати, о пандемии. В ковидный 2020 год выручка Центрального рынка упала на 18%. Как сейчас с деньгами?

— Сейчас выручка у нас стабильная. 120 миллионов — это годовой налоговый бюджет. А средний доход, выручка — где-то 33-34 миллиона ежемесячно. Пока повышения налогов не было, и увеличения доходной базы не было. Налогообложение стабильное, вот в пределах этого.

— Мы с вами упомянули личные подсобные хозяйства. Это уникальное торговое предложение рынка — горожанин может купить домашнее, деревенское. Много владельцев ЛПХ тут торгуют?

— Я думаю, мест 300 ими занято. На рынке пустуют места. Мы можем еще больше принимать, но дело в том, что становится все меньше и меньше производителей. Трудозатратное это дело, и самое главное: молодежь уезжает из села. Будущего нет в этом процессе.

— А сколько стоит арендовать торговое место?

— У нас определенные тарифные ставки, разный подход. На ночном рынке — 100 рублей. Днем — 300 рублей за место. Если будем много брать за аренду, то будет отток продавцов. От этого рынок обеднеет, оскудеет. Когда много продукции, ассортимент широкий, то и ценообразование более-менее стабильное. А когда чего-то не хватает, возникает дефицит, у нас сразу подскакивает цена.

— Из каких районов приезжают торговать?

— В основном западный Батайск, близлежащие районы: Мясниковский, Багаевский, Семикаракорский, Азовский район.

— А как работает ночной рынок?

— У нас вечерний рынок есть, там расценки намного ниже. Есть ночной — он начинает работать с четырех часов и до восьми утра. Расценка там дешевле стоит, мы минимально берем за аренду места. И приезжают сюда из кафе, те же перекупщики закупают эту продукцию, а потом у себя реализуют. Это мелкий оптовый рынок. Например, производитель привозит 100 килограмм зелени или редиски, овощей, быстро продал и уехал. <…> У нас кафе, рестораны закупают. Свои закупщики есть или сами заказывают продукцию, приезжают, потом берут сотнями килограммов. Они поняли, что продукция с рынка вкусная, качественная. А если в ресторане будет невкусная продукция, кто же будет туда ходить?

— В книге «История Центрального рынка» я прочла, что в начале нулевых вы завели «Доску позора» с портретами продавцов, которые обвешивали покупателей. Я прогулялась по рынку, таких досок не увидела. Почему?

— Сейчас уже нет такой проблемы. Везде контрольные весы, да и время совсем другое. Понимаете, сейчас предприниматели заинтересованы, чтобы им меньше вопросов задавали. Они не обвешивают, не обсчитывают. Почему? Если он кого-то обсчитал, к нему покупатель не придет второй раз. Борьба за покупателя идет, от этого зависит их благополучие.

— А среднестатистический покупатель Центрального рынка — он какой?

— Это, как правило, ростовчане среднего возраста. Бабушкам, может, тяжело рынок посетить. Молодежь более подвержена торговым сетям. А вот люди среднего возраста рынок очень любят.

— Правда ли, что на рынок в основном приходят люди среднего достатка?

— Мы построили подземную парковку. Раньше к нам состоятельные люди не приезжали, потому что негде было припарковаться.

Им нравится рынок, они ходят, покупают. Рынок — это же не только продукты, это еще и колорит Ростова.

— Как вы относитесь к нестационарной торговле не на Центральном рынке, а в принципе в городе?

— Это отрицательное явление. Мы все-таки боремся с такими явлениями, как обсчеты, обвесы, следим за соблюдением качества продукции и норм санитарных. Но не всем это нравится. И многие предприниматели, которые раньше у нас работали и не прижились в силу наших требований — невыполнимых для них — уходят и торгуют нестационарно. Но сейчас еще более-менее навели порядок с этим делом. А раньше тут вокруг рынка столпотворение было.

— Как вы оцениваете инициативу властей перенести Аксайские рынки — я имею в виду овощные ряды — в «Южный хаб», «Гарант»? Почему туда люди не ездят?

— Надо же создавать удобства для предпринимателя. Кто был участником этого процесса? Потребители на оптовом рынке? Конечно, предприниматели, которые покупают на оптовом и продают в розницу. И предпринимателям легче в черте города купить, чем ехать куда-то дальше. Трафик усложнился.

— Сейчас в Госдуме ужесточают миграционную политику. Вы не сталкивались с критикой из-за того, что на Центральном рынке торгуют представители разных национальностей?

— Мы работаем по закону. У нас все национальности, но в малом количестве: и армяне, и азербайджанцы, и украинцы даже есть, которые приехали в свое время к нам работать. Беженцы, получившие статус граждан России. Для нас главное, чтобы была продукция и соблюдали наши правила торговли, которые для них не секрет. В договоре аренды все записано.

У нас работают только законопослушные. Ну как без азербайджанцев работать? Их немного, но они же торгаши от Бога. Они работают до восьми часов. Я не знаю, когда они отдыхают: в четыре часа они уже на оптовом рынке, привозят продукцию сюда. Это тяжелый труд, это адский труд. Единицы наших, честно говоря, могут с ними конкурировать. Они это ремесло освоили. И продукция в основном скоропортящаяся, и все надо оперативно делать. У них направление такое специфическое — плодоовощная продукция. Армяне занимаются молочным производством, сырами. И разве это плохо? Если человек занимается этим на селе? Соблюдайте наши нормы и правила — и торгуй, пожалуйста. С сухофруктами таджики приехали, ну и кто так может торговать? Ну никто. А продукцию кто такую может закупить? Нам же ассортимент нужен, и чтобы было дешево. Будет ассортимент в больших количествах, значит, будет продукция дешевле.

— Вы — президент Ассоциации рынков и ярмарок Ростовской области. Какие общие проблемы объединяют донские рынки?

— Ну общая тенденция такая: все мы живем в режиме ожидания, отменят закон о рынках, не отменят. Еще несанкционированная торговля очень пагубно влияет на рыночную торговлю. И потом администрация, муниципальные власти сквозь пальцы смотрят на несанкционированную торговлю. А эта торговля обычно организуется около рынка, с земли и все прочее. Мы теряем доходную часть рынка, потому что они немножко дешевле продают. Но у нас издержки есть, а у них никаких издержек. У нас, соответственно, стоимость услуг будет больше, чем в несанкционированной торговле.

— Рынок не может участвовать в торговой деятельности — я имею в виду, торговать самому — с 2006 года, после принятия 271-ФЗ «О розничных рынках…». Как это сказалось на жизни предприятия? Сейчас же администрация рынка может выполнять только организаторскую работу?

— У нас раньше было 16 торгово-закупочных предприятий. Да, сейчас только организаторская функция. Мы закупали продукцию. У нас было даже овощехранилище. Администрация видела, что мы нормально в этом плане работаем. И они нам дали в пользование даже овощную базу.

— Администрация Ростова? Это при Чернышеве было?

— Администрация Ростова, при Чернышеве, да. И мы там закладывали плодоовощную продукцию на зимнее хранение. Потом мы занимались закупкой зерна, подсолнечника, изготавливали масло, продавали эту продукцию, и так мы заработали деньги на приватизацию. Для чего были нужны торгово-закупочные предприятия, которые у нас были?

Но что было хорошо для покупателей: эта продукция реализовывалась на 30−40% ниже частных цен. Основное предназначение таких торгово-закупочных предприятий — создание механизма регулирования цен на рынке. Не подвезли в Ростов продукцию по каким-то причинам — гололед или другие погодные условия, цены мгновенно росли. И в этот момент администрация Центрального рынка продавала картофель еще на 20% ниже, чем он вчера был. И мы этим сдерживали рост цен на рынке. То есть демпфирование было.

— Почему вы критикуете ФЗ «О розничных рынках…»?

— Мы его называем «закон-убийца», его приняли, чтобы убить рынки. Крупные торговые сети пролоббировали этот закон. Ничего положительного в нем нет. Количество рынков сократилось где-то в 6 раз в России за последние 17 лет. В 2006-м был принят закон этот. Тогда было 6800 с лишним рынков. Сейчас около 800 по всей России. Если был бы нормальный закон, такого бы сокращения не было.

— Вы говорите «пролоббировали торговые сети». А как на рыночную торговлю повлияли сетевые магазины?

— Отток прошелся поначалу, но сейчас у нас постоянное количество покупателей и даже идет возрастание. Потому что с момента постройки парковки у нас на рынке людей стало больше, мы создали больше комфортных условий. Теперь не надо долго ходить по улице, особенно в зимних условиях, или по жаре: зашел в помещение и там всё можно купить. И мясо, и молоко, и овощи, и фрукты. Летом прохладно, зимой тепло, потому что мы создали такие условия. И еще есть что выбрать, продукция хорошего качества — наша, выращенная в наших районах, домашняя. А в сетях что предложили, то и купишь.

— Читала, что у вас были совещания с региональным департаментом потребительского рынка. Значит ли это, что с областным ведомством у вас нормальный контакт — в отличие от городского управления торговли?

— Конечно. Да, мы с ними работали и работаем в контакте. Я никогда отказа не получал в наших просьбах.

— В чем это выражается?

— Например, последний год мы живем в режиме ожидания. Мы все время предлагали изменить 271-й закон (ФЗ «О розничных рынках…». — Прим. ред.). Года три назад нам пообещали вообще этот закон ликвидировать, чтобы работать как все по закону о торговой деятельности. И даже на уровне Министерства промышленности и торговли РФ к нам сколько раз приезжали замы министра. Они клятвенно обещали: «Отменим этот закон». Мы входим в структуру Союза рынков России. Они координируют свои действия со всеми общественными организациями рыночников по всей России. Вхожи как эксперты в Государственную думу, в правительство. Мы большую работу проводили вместе с ними. Так вот, Минпромторг обещал в ближайшее время изменить или отменить этот закон. Вот его мы до сих пор терпим. Видно, очень сильны структуры, лоббирующие его.

— А в региональном Законодательном собрании что думают про закон о рынках?

— Юрий Иванович в отпуске был, я вместо него как раз представлял рынок в Законодательном собрании, — отвечает пресс-секретарь Сергей Дудниченко. — Шло заседание комитета по бюджету. Пришли к тому, что рынки сейчас живут в жестких условиях, в то время как ярмаркам — полегче, свободнее. И председатель комитета по экономической политике, депутат Игорь Бураков долго не мог понять, в чем проблема. Говорит: «Ну назовитесь не рынком, а торговым центром или ярмаркой. Почему вы так упорно держитесь за слово „рынок“»? Вот так просто можно решить проблему, казалось бы. А я ему говорю: «Хочу на примере объяснить. Вот вы Бураков, и дедушка у вас был Бураков, и папа Бураков, и прадед. И вы, наверное, этим гордитесь, цените — это ваша родословная. И вдруг вот кто-то подошел бы к вам и сказал: „Знаете, сейчас, в свете сложных отношений с Украиной, Бураков как-то не так звучит, а вы измените фамилию на Свеколкин, например“. Гораздо благозвучнее звучит». Не знаю, понял он меня или нет.

— У вас универсальный рынок — есть продуктовые павильоны, есть два огромных вещевых. Что приносит больше денег?

— Большая доходная часть — вещевая торговля, — продолжает Юрий Муковоз. — В процентном соотношении 40 на 60, и 60% — это вещи.

— И в продуктовой торговле конкурируют сети, а в вещевой — маркетплейсы, чьи продажи растут. Каким в связи с этим вы видите облик Центрального рынка через пять или десять лет?

— Наверное, какие-то формы подвергнутся изменениям. Все зависит от сельхозпроизводства. Как в других странах? Я был в Европе — там уже практически не осталось рынков. Остались только в южных странах — Италии, Испании. А а в Чехии, Германии этого уже нет. Правда, у них в последнее время блошиные стали организовывать. Но у нас будет меньше сельхозпроизводителей. Значит, что-то нужно будет менять в каком-то плане. Может, пойдем по пути развития фастфуда как в Москве — там на рынках сейчас фуд-корты открывают. И у нас были такие предложения, но пока площади эти освоены, востребованы, и мы отказались от этого. А предложения до сих пор поступают. Может, к этому и придется вернуться. Нам надо, чтобы наша производственная деятельность была непрерываема. Пока площади заняты и нам не до этого, но если они будут освобождаться, конечно, будем что-то делать.

— На ваш взгляд, какие должны быть адекватные требования к рынкам со стороны власти, чтобы рынок развивался в полной мере?

— Какая-то помощь должна, конечно, быть. Раньше мы работали по льготным условиям — сейчас никаких льгот нет. Большие суммы платим, налог на землю, сейчас он еще и увеличится. Вот это наше слабое звено.

— Скажите, как вы оцениваете транспортную развязку? Центральный рынок является конечной остановкой многих городских автобусных маршрутов.

— Для нас это положительный фактор. Это значит, что действительно рынок имеет важное значение для горожан. Почти на всех маршрутах написано «Центральный рынок». Так повелось давно, еще в советские времена. Во Франции был знаменитый рынок — «Чрево Парижа». А у нас чрево Ростова. И собор здесь же.

— А почему в городе нет дорожных указателей «Центральный рынок»? Например, на перекрестке проспекта Буденновского с другими улицами?

— Мы скромные в этом плане, рекламу не делаем. Все люди нормально знают рынок. Когда шумиха была, такая полемика в печати, в интернете в 2021 году во время конфликта с администрацией города, ростовчане писали: «Отстаньте от рынка». Люди во власти же задумались, что можно вместо рынка еще построить. А у нас предложений знаете сколько было? Убрать рынок, оставить одно помещение, которое имеет историческую ценность, а здесь жилые дома, комплексы построить.

— Больше трех этажей нельзя поставить, потому что здесь рядом собор. Только поэтому и успокоились, — добавляет Юрий, сын Юрия Муковоза.

— У нас хорошие связи с собором, — продолжает директор Центрального рынка. — По-соседски живем, мирно, дружно. Да, тут охранная зона, нельзя высотки ставить. Мы [строим павильоны] как положено. Оставили центральную часть, проход. Когда идешь по Соборному вверх, красиво вырисовывается собор. Разве это плохо? А могли застроить, понимаете? Уже бы не было собора этого, вида.

— А торговля как-то взаимодействует с церковью?

— Немного. До революции как было: в поселке или в городе собор и рынок строили рядом.

Продав, шел опять свечку ставить. Так и здесь тоже. И тем более мы сделали свободный проход свободный, с собора прямо на рынок можно попасть, не обходить нигде.

— Вы член «Единой России», но не политик и никогда им не были.

— Я неактивный. Я был и в коммунистической партии.

— Слышала, вам предлагали баллотироваться на выборы в Законодательное собрание Ростовской области, но вы не стали.

— Предлагали, да. Отказался.

— Тогда зачем вам партия?

— Понимаете, я законопослушный. Когда была советская власть, я был членом партии КПСС. Потом началась перестройка — я стал «яблочником». Потому что прогрессивные взгляды, мысли были мне присущи. Я был «яблочником». Но потом лидер партии «Яблоко» Григорий Явлинский не оправдал мои надежды, а в коммунисты неохота была возвращаться. Появился интерес к «Единой России». Мне предлагали баллотироваться в заксобрание. Я сказал, что я непубличный человек и мне надо заниматься хозяйственными делами. Если я пойду к вам депутатом, я вам особую пользу не принесу, а на предприятии станет хуже. На двух стульях нельзя сидеть, надо заниматься чем-то одним.

— Знаю, что вы готовите к выпуску книгу воспоминаний о Центральном рынке и сейчас она в типографии. Что сподвигло на мемуары?

— Я — редактор этой книги, которая имеет символическое название: Юрий Муковоз: «Судьба моя — Старый базар», — отвечает пресс-секретарь Сергей Дудниченко. Старым базаром раньше называли Центральный рынок. — Там и про ночные электрички, и рыбалки, и те места, где Юрий Иванович в память о своих предках и в назидание потомкам красивейший храм Александра Невского построил. В июне 2024 года его освятил Архиепископ Ростовский и Новочеркасский Меркурий. Когда я пришел сюда 12 лет назад пресс-секретарем, предложил такую идею. Но тогда Юрий Иванович ответил, что пока рановато. А два года назад, отмечая день рождения, Юрий Иванович объявил: я созрел. Нужно было время поработать над материалом, чтобы собрать историю.

— По крайней мере, я себя здесь ничем не запятнал, — продолжает Юрий Муковоз. — Здесь столько соблазнов — можно было в Майами жить. Но мы не идем по этому пути.

— Читала, что вы построили храм на личные деньги. Это правда?

— В Васильево-Петровке. Это где мои прародители жили. Вот такой храм — он на фотографии (в кабинете Юрия Муковоза есть снимок храма. — Прим. ред.). И сразу местность ожила. Люди стали приезжать в храм.

— А скажите, вы сами чувствуете, что Центральный рынок — это культовое место для Ростова?

— Да, конечно. У нас сейчас даже проводят экскурсии. Экскурсоводы сами включили рынок в список достопримечательностей Ростова. Уже на постоянной основе к нам приезжают туристы.

— Как иностранные туристы реагировали на рынок во время чемпионата мира по футболу?

— Во многих странах уже рынки не сохранились, и для них это было диво. Ну и еще такой человеческий фактор влиял: у нас люди добродушные. В рыбном отделе, например, был предприниматель, который всё держал наготове: и бутылочку водки, и сало, и рыбу, и овощи. Он сразу накрывал поляну, приглашал их. Бразильцы жили на Тургеневской улице, в гостинице. Жены ходили за ними — боялись, что они тут напьются. А он от доброты души угощал их. Немецкие журналистки из журнала «Шпигель» приезжали, так он их упоил и салом накормил.

— Хочу узнать, о чем вы мечтаете.

— О внуках. У меня уже две внучки и два правнука есть по дочкиной линии. Теперь ждем по этой стороне, по мужской линии (кивает на сына). И еще мечтаю, чтобы рынок как можно дольше существовал. А для этого нужно много работать.

— Думаете, он может не существовать?

— Может случиться, что он станет невостребованным для коллектива и для покупателей.

— Вы руководите Центральным рынком тридцать четыре года. Не устали? Не думаете отдохнуть?

— Я устал. Очень устал. Вот у меня сын работает здесь. Здесь харизма нужна, характер, опытом нужно обладать. Еще немножко подучу [сына]. Устал, конечно, но пока я здесь нужен. Это моя вторая жизнь.

— Это как ребенок его, он же не сможет без рынка жить, — говорит сын директора рынка. — Есть дочка и я, а это третий ребенок. Это он говорит, что устал. Пока он ходит сюда, он жив. Пока он жив, он будет сюда ходить. На самом деле, он без этого просто не сможет.