«Когда жрать хочешь, собак не боишься»: воспоминания ростовчан, переживших оккупацию во время войны

14 февраля 1943 года Ростов-на-Дону окончательно освободили от немецко-фашистских захватчиков. Город оккупировали дважды — первый раз на восемь дней, второй — на 205 дней. Для каждого ростовчанина, которому пришлось жить в захваченном городе, это было страшное время.

161.RU публикует воспоминания двух ростовчанок, которые пережили оккупацию. Одна из них состояла в партизанском отряде Югова и попала в гестапо, на квартире у другой жили немцы. Женщины на всю жизнь в деталях запомнили эти месяцы.

Ростовчанке Елизавете Бурдановой в этом году исполняется 91 год. Когда в Ростов впервые зашли немцы, ей было 12 лет, во время второй оккупации — 13 лет.

— В первый раз, когда немцы зашли в город, нам было очень страшно, но и вместе с тем любопытно. Мы, дети, выбегали на улицу, чтобы на них посмотреть. Не помню, чтобы они вели себя очень агрессивно, некоторые складывали руки пистолетом, делали вид, что в нас стреляют, и смеялись. Некоторые говорили: «Гитлер капут, Сталин капут, алес гут», то есть если руководителей наших государств убрать, всё хорошо будет и война кончится.

Первая оккупация длилась несколько дней, вторая оказалась гораздо страшнее. Пенсионерка рассказывает, что перед оккупацией город долго бомбили, и в этот раз любопытства уже не было. Было жутко.

— Немцы наступали со стороны Таганрога. Нас, и взрослых, и детей, отправляли рыть противотанковые рвы и окопы. Собирали по всему городу и везли в кузове на полуторках (грузовых авто. — Прим. ред.) под Чалтырь. Рыли и сваливали землю кто чем: лопатами, досками, иногда и голыми руками, никаких инструментов не было. В очередной такой раз машину с нами развернули посреди дороги. Навстречу бежал солдат и кричал: «Куда вас черт несет!» Участок, где мы рыли, уже заняли немцы.

Чтобы достать какую-то пищу, а позже и дрова или уголь для обогрева (фашисты оккупировали Ростов второй раз летом 1942-го и покинули город в феврале 1943-го. — Прим. ред.), ростовчане ходили на менку — своеобразный рынок, где меняли посуду, украшения, иконы и другие ценные изделия на еду. Дети часто выпрашивали продукты у немцев.

— На менку, под Батайск, ходили в основном взрослые. Мы меняли посуду, у нас простая семья, особенно ценного больше ничего и не было. Мы с подружкой бегали к школе № 52 на Комсомольскую площадь. Там немцы устроили свою базу. Мы знали, что в школе есть пищеблок, и ребятами со двора собирались там, ждали, пока кто-то выйдет и, может, что-нибудь нам даст. Говорили, что иногда немцы спускали собак, но я лично этого не видела. Когда жрать хочешь, об этом не думаешь. Однажды мы прибежали с подружкой, никого больше не было. К нам вышел какой-то офицер, меня погладил по голове и знаками приказал стоять на месте, а подружку позвал внутрь. Я стою, сердце замирает, а сдвинуться не могу. Мне казалось, прошла вечность. В итоге выходят они вдвоем. «Пан» — так мы называли офицеров — несет масленку и две здоровых буханки подового хлеба. Одну из них дает моей подруге, а вторую и масленку — мне. Ну, мы из засунули в подол платья и как пустились бежать. Масло потом поделили пополам, а саму масленку я отдала подружке.

Когда немцы закрепились в Ростове, они начали обживаться, расселять своих военных по квартирам ростовчан. Болгары, румыны, поляки, воевавшие на стороне фашистов, вели себя, по воспоминаниям пенсионерки, довольно развязно и грубо. Семья Бурдановых с ними дел не имела: к ним на постой определили немецких офицеров.

— У нас квартировало по три–четыре человека. Они никогда не ложились спать. Ночью сидели на кухне, требовали, что мать делала им кофе. Часто еду они приносили с собой: гусей, хлеб, кофе. Нам с сестрой категорически было запрещено показываться им на глаза — сестра была видная, красивая. Мать за нас боялась, обслуживала их сама и молилась, что они оставили после себя какую-то еду: то, что они не доедали, иногда перепадало нам. Мама была малограмотной, но родилась в немецкой слободе, что была под Таганрогом, и поэтому знала немецкий. Когда русские были на подходе, немцы возбужденно обсуждали план отступления как раз у нас на кухне. Мать их поняла, но виду не подавала. Они уходили в спешке, побросали часть оружия, остатки еды, табак. Мама тут же всё собрала и спрятала для нас: знала, что они не вернутся.

После оккупации жизнь в городе постепенно стала входить в свое русло. Но людям всё еще не хватало самых простых вещей.

— Когда немцы уходили, они оставили у нас две свои шинели. Мама оторвала с них пуговицы и погоны и спрятала. Когда город освободили, к нам пришли два солдата, нашли шинели, спросили, откуда это. Тогда это могли расценить как сотрудничество с фашистами и предательство Родины. Мать взмолилась: «Разрешите оставить, хоть детей одену», зима же была на улице, а у нас не одежда, а лохмотья. Сукно было импортное, очень качественное, нам с сестрой потом сшили из них пальто, и мы в них проходили несколько лет. А из бинтов, которые забыли у нас бегущие немцы, мать пошила гардины на окна. Тогда это было роскошью.

Во время второй оккупации Ростова в городе действовало много партизанских отрядов. Одним из самых многочисленных был отряд Трифонова (Югова), в который входило более 100 человек. Юговцы вели диверсионные работы, помогали людям сбежать из немецкого плена, расклеивали агитационные листовки. Комиссаром отряда был Михаил Щербаков (потом в его честь назвали улицу в Первомайском районе Ростова). Членами отряда были и его дети — Владимир и Ольга.

Ольга набила на печатной машинке воспоминания о страшной войне. Ее дочь Елена их хранит по сей день. Аккуратно сложенный листок лежит среди военных фотографий матери.

— Его я обнаружила совсем недавно, — говорит она.

— До войны в нашей семье было четыре человека: отец Михаил Щербаков, мать Анна, брат Владимир 1927 года рождения и я — ученица восьмого класса (родилась Ольга Щербакова в 1926 году. — Прим. ред.). Жили мы в Таганроге, когда немцы стали приближаться, то встал вопрос об эвакуации. Мать была нездорова, незадолго до войны ей сделали операцию. Она осталась дома, — пишет Ольга.

17 октября 1941 года Михаил Щербаков с детьми приехал в Ростов. В 1942 году немцы начали бомбить город. Михаил хотел вывезти детей из Ростова, но мосты через Дон были разрушены, и семья оказалась в оккупированном городе.

За несколько дней до прихода немцев они переехали в новую квартиру на 8-й Линии. Михаил часто уходил из дома, чтобы узнать о жизни в городе и настроении людей. Он очень сожалел, что не может найти людей, с которыми можно бороться против немцев. Люди боялись и не доверяли друг другу.

Постепенно Щербаковы освоились на новом месте. Михаил и Владимир нашли соратников, которые хотели бороться с немцами в тылу. 22 августа 1942 года они дали клятву о сохранении тайны. В этот день родилась подпольная группа. Командиром ее стал Федунов (имя в записях не упоминается. — Прим. ред.), а Михаил Щербаков стал комиссаром.

Владимир и Ольга выполняли в основном обязанности связных. Дежурили у дома, когда собирались старшие товарищи, расклеивали листовки — делали всё, что поручали. Тося Савельева в их квартире печатала листовки на машинке без буквы «с» (сейчас машинка хранится в краеведческом музее Ростова. — Прим. ред.).

Однажды Михаил пошел по делам к своей знакомой. Когда он был у нее дома, к женщине пожаловали два гестаповца и полицай. Она о чем-то с ними разговаривала, но Михаил не слышал, о чем. Когда он вернулся домой, то рассказал об этой странности. Дети — Ольга и Владимир — стали уговаривать отца, чтобы он ушел из дома, иначе его арестуют. Но он не успел. Буквально через несколько минут в дом Щербаковых нагрянули полицейские с наганами и арестовали всю семью, а заодно и хозяйку квартиры. Из соседней комнаты, говорится в записях Ольги, они вывели двух военнопленных, бежавших из концлагеря. Всех их отвели на 1-ю Советскую улицу в участок. Там Щербаковых допрашивали до двух часов ночи, а затем бросили в одиночные камеры. Утром немцы отпустили Ольгу и Владимира домой.

— Когда мы подошли к дому, то я увидела, что соседка смотрит в окно. Я стала знаками объяснять ей, чтобы она стучала в окно, если кто-то будет идти из партизан. В этот день (11 января) в 12 часов у нас должно было собраться всё руководство. Она всё поняла и помогла нам спасти наших товарищей. Я увидела в окно, что к нам идет Сергей Кукуюк (один из партизан), но потом он побежал обратно. Оказывается, что в это время соседка выносила золу и у порога сказала ему, что мы все арестованы и в доме засада. Все были предупреждены — никто не попался, — пишет Ольга.

Затем Ольгу и Владимира увезли в тюрьму на улице Максима Горького. Щербаковых одновременно приводили на допрос и начинали кого-нибудь из них избивать. Через некоторое время подростков отпустили домой, но выходить на улицу им было нельзя. Через некоторое время Югов приказал им убежать из квартиры.

— Позже нам рассказали, что в наш двор пришли немцы, искали нас, ругались, а затем уехали. Я была очень больна. Все товарищи старались отвлечь нас, помочь скорее забыть нам ужасы тюрьмы, — пишет Ольга Щербакова.

Перед уходом из Ростова немцы убили всех заключенных, в том числе и Михаила. 14 февраля, после освобождения города, жителей допустили в тюрьму, чтобы опознать и забрать тела погибших родственников. 1500 человек опознать не удалось, в том числе и Михаила Щербакова. Они были похоронены в братской могиле на улице Пушкинской (возле Публичной библиотеки). Сейчас на месте братской могилы находятся небольшой сквер и памятный мемориал.

— Мама всю жизнь страдала сердечными заболеваниями. Она не всё рассказывала, что происходило в застенках гестапо. Знаю, что их очень сильно пытали. Например, загоняли иголки под ногти, — рассказала ее дочь Елена.

В отряде Югова Ольга Щербакова находилась до апреля 1943 года, но потом ее отчислили из-за плохого здоровья. Владимир Щербаков погиб 31 мая 1943 года в селе Павловка на Донбассе. После войны Ольгу Щербакову наградили 13 медалями и одним орденом.

В 1947 году она вышла замуж и улетела на Дальний Восток, но в 1965 году они с двумя детьми вернулась в Ростов. Умерла Ольга Щербакова в 1994 году в возрасте 68 лет.

Ранее 161.RU сообщал о том, что в Ростове живут 500 фронтовиков-ветеранов Великой Отечественной войны. В Кумженской роще 14 февраля 2020 года их поздравили с днем освобождения Ростова.