«Рано или поздно все просят помощи»: о чем говорят с тюремным психологом

Елена Титаренко провела 12 лет в уголовно-исполнительной системе, помогая людям: заключенным, работникам и их семьям. Сюда она пришла сама — специально искала работу психолога в колонии. Сейчас сотрудники доверяют ей самые сокровенные мысли, а осужденные дают читать личные письма с воли. Корреспондент 161.RU узнал, чем в тюрьме занимается психолог.

Педагог с музыкальным образованием, Елена Титаренко сначала около пяти лет работала учителем музыки в школе с непростыми детьми. После окончила школу прапорщиков и продолжила службу в вооруженных силах ракетных войск стратегического назначения. Вышла замуж и переехала в Ростов-на-Дону, где окончила факультет психологии РГУ. А затем, пройдя собеседования во множестве организаций, сама пришла узнавать, есть ли для нее место в ГУФСИН. Сейчас она трудится психологом в исправительной колонии № 2 на улице Тоннельной в Ростове.

— Хотелось не теории, а практики. После лаборатории в поисках работы я заходила в различные организации в Ростове. Позвонила в отдел кадров в ГУФСИН. Там спросили: «Хотите в исправительное учреждение? Приходите». В 2007 году взяли на декретную должность, а когда сотрудница вышла, я сказала, что мне здесь нравится, и меня перевели в ИК-2, — объясняет Елена.

Сейчас в ее обязанности входит работа с сотрудниками, заключенными и их семьями. Как утверждает Елена, в психологической помощи нуждаются и те, и другие.

— Здесь все люди находятся в очень сложном эмоциональном состоянии. Особое внимание — прежде всего вновь прибывшим осужденным. Когда человек только попадает сюда, он часто растерян. Вот он, кажется, был в шаге от свободы, но прошел суд — и впереди у него огромный срок. На воле остаются семья и дети. И ему невероятно страшно провести это время вдали от них, — говорит Елена.

Психолог рассказывает, что иногда арестанты реагируют агрессивно: не хотят ничего отвечать, зажимаются. Но беседовать и доверять свои секреты насильно никого не заставляют — рано или поздно люди просятся к психологу сами.

— Новенькие воспринимают меня скептически или даже в штыки, то потом, когда что-то случается, человек приходит за помощью сам. Часто толчком служит какое-то известие из дома. Поделиться не с кем, заключенный приходит к психологу, — поясняет Елена.

Тяжелых мыслей о совершенных преступлениях у заключенных нет — по крайней мере, об этом не говорят. Их волнуют простые вещи: болезни родственников, взаимоотношения. Переживают, чтобы на воле дождались. Иногда просят отговорить от отчаянных и необдуманных шагов.

Елена рассказывает, что те, кто находится в колонии последний год, обязательно обращаются перед освобождением — даже если ни разу за весь срок не говорили с психологом. Для тех, у кого через полгода заканчивается срок, в колонии работает «Школа освобождения» — здесь обсуждают вопросы поиска работы, восстановления семейных связей, проживания. Арестанты просто не понимают, что их ждет на свободе, как сложится их личная, семейная жизнь, ищут поддержки и — ответа на вопрос о том, как дальше жить.

— Однажды обратился заключенный, у которого срок подходил к концу, а на воле его ждала очень запутанная история. До заключения у него было две женщины. От каждой из них у него был ребенок. На воле он продолжал поддерживать отношения с ними обеими. Затем он уехал в другой город на заработки, там познакомился с третьей женщиной и очень сильно в нее влюбился. Но при этом, будучи с ней, переписывался и поддерживал отношения с теми двумя, от которых у него были дети. В свою очередь те две женщины познакомились между собой и потом еще и познакомились с его мамой. И когда пришло время выходить на свободу, человек просто не мог понять, с кем же он хочет дальше быть и что ему вообще делать, — рассказывает психолог.

Елена говорит, что с этим человеком пришлось работать очень долго: беседовать, расписывать разные варианты развития событий, прикидывать их последствия.

— Подействовали приемы семейной системной психотерапии и метафорические ассоциативные карты. Мы использовали метод расстановок, когда человек озвучивает проблему, и дальше строятся генограммы — схемы того, какие происходили истории в его семье, в тех поколениях, которые он помнит. Проще говоря, что-то типа генеалогического дерева, чтобы выяснить, как сложилась судьба его предков. Так отыгрываются сюжет и возможные варианты развития событий, — говорит Елена.

Обращаются и родственники осужденных. Для работы с ними нужно просить разрешение у руководства учреждения, но оно обычно идет навстречу. Истории, как правило, стандартны. Чаще всего помощи ищут матери, у которых заключенный — единственный ребенок, и девушки, которые собираются замуж за заключенных. Венчания и бракосочетания в колонии между заключенными и «вольными» — не редкость.

Проблемы взаимоотношений волнуют и сотрудников. Но, кроме этого, психолог проводит с ними и другую работу — на преодоление страха, доверие, эмоциональную разгрузку, стрессоустойчивость, антиманипулятивное поведение. Задания типичного тренинга — определить вооруженного «нападающего» с завязанными глазами, пройтись по стеклу голыми ногами, упасть навзничь, не глядя, в руки коллегам.

Некоторые сотрудники ФСИН тоже поначалу воспринимают занятия скептически. Но в процессе вовлекаются.

— Мне кажется, я вношу частичку тепла и радости в жизнь тех людей, кто здесь находится, неважно, в качестве осужденного и работника. Я думаю, что я всё же им помогаю. Когда тебе сообщают подробности своей жизни и видят в тебе человека, которому можно доверять, это всё же показатель, — считает Елена.

Ранее 161.RU рассказывал о настоящем крокодиле, который живет в исправительной колонии № 15. Он обитает в живом уголке отряда облегченного содержания уже 10 лет. Зовут крокодила, как и положено, Гена.