«Не возвращайся никогда!»: почему те, кто называет Ростов «болотом», ещё не уехали

Остаться или уезжать из родного города — каждый решает сам для себя. Кто-то замечает одни недостатки, а кто-то, по совету философа Вольтера, лелеет и возделывает «свой» сад. Притчей во языцех стало говорить «в Ростове жизни нет», «надо валить». Но ведь в детстве нам так не казалось, правда? О том, что Ростов, как и красота, в глазах «смотрящего», рассуждает журналист Александр Винничук.

В разделе «Достопримечательности» в сетевой энциклопедии читаю:

• парк им. М. Горького;

• памятник Ленину;
  

• памятник погибшим в войне;
  

• вокзал и привокзальная площадь, рядом — автовокзал;
  

• левый берег;
  

• горсад;
  

• улицы Ленина, Социалистическая, Комсомольская, Горького, Гагарина, Юбилейная, Урицкого, Цюрупы;
  

• районы: Ленинский, Октябрьский, Советский, Пролетарский, Привокзальный, Порт, Дзержинский;
  

• краеведческий музей, ДК «Строитель»;
  

• фонтан;
  

• один или два кинотеатра «Мир» и «Октябрь».
  

Как вы думаете, какой город описан в этом перечне? На первый взгляд кажется, что речь в нем идет о Ростове. Парк им. М. Горького (он же горсад), памятник Ленину, вокзал и привокзальная площадь, рядом — автовокзал, левый берег — всё это наше, родное…

Но по мере углубления в перечень всё больше начинаешь сомневаться, что речь именно про Ростов-на-Дону. Да, названия районов совпадают, если откинуть Дзержинский.

Только вот кинотеатров «Мир» и «Октябрь» в Ростове отродясь не было.

Оказывается, это статья не о городе Ростове, да и вообще ни о каком из городов конкретно. Я попал на нее случайно — когда вбивал в строку поисковика энциклопедии слово «Ростов-на-Дону». По цензурным и этическим соображениям я не буду писать название статьи, укажу лишь на расшифровку слова в Википедии, которое является ее заголовком: «провинциальный город, глушь, глухомань».

Что называется, приехали…

Самое первое, что я помню о Ростове, это не Садовая или левый берег, а раскидистый парк Революции рядом с домом. Он был виден мне из окна. Через него лежал путь в детский сад. Парк казался необъятным, как и территория за забором детского сада.

Меж этих двух необъятностей и проходили наши первые жизненные порывы.

Тогда я не знал, что живу в «глухомани».

Представить трудно, что я не ведал тогда ни о других городах и странах. Еще я помню, как ребенком прятался в лабиринте колонн под гусеницами знаменитого Театра-трактора.

И не знал, что озорничаю под легендарным шедевром конструктивизма, о котором, как я позже узнал, тепло отзывался великий Ле Корбузье.

Я плавал в гигантском фонтане у театра. Разве мне важно было услышать тогда, что за какие-то грехи архитектор фонтана Вучетич придал физиономиям лягушек и черепах, окружающих группу величественных атлантов, черты лиц некоторых тогдашних городских начальников? Знал ли я тогда, что Ростов за глаза называют «болотом»?

Я скажу, что для человека нет ничего важней малой родины (хотя большая тоже важна). Но даже сейчас, по прошествии многих лет, я не могу сказать, что парк как-то по-особенному дорог мне, или я чем-то обязан ему. Да, я осознаю, что родился и вырос в Ростове, что я ростовчанин, что это даже звучит гордо… иногда.

Для того, чтобы понять всё, что я испытываю к этим деревьям (по ветвям скакали белки, что приводило детей в неописуемый восторг), мне нужно пережить с городом долгую и мучительную разлуку. Возможно, что, убеленный сединами, я вернусь на Дон и вспомню многое из того, о чем когда-то думал, чему когда-то радовался или, наоборот, огорчался.

Да, Ростов — не тот город, который сильно интересует историков и искусствоведов. Но почему из всех рассказов о нем — даже из моего — глядит такая тоска? Слышите, вон скрипит пазик на Садовой, а это скрипит дверь Дворца пионеров, в которую мы входим с другом, санки скрипят… А за поворотом уже нет никакой зимы, а ждет — ну почему бы и нет, как в фильме Ингмара Бергмана, земляничная поляна.

Я всегда вспоминаю детство, когда уезжаю куда-нибудь из родного Ростова. Сначала меня охватывает грусть, как часто бывает перед дальней дорогой. На ум сразу приходит песня ДДТ «Это всё, что останется после меня», простые и точные слова. Или что-то еще более далекое от настоящего искусства, подслушанное мной на радио: «Может быть, и не под этим солнцем, но всё вернется, знайте».

— Не возвращайся никогда! — кричат пьяные ростовские родственники эмигрировавшему из России Сереже в нашумевшем на ютьюбе видео. — Не возвращайся никогда! Живи там хорошо, для себя живи! Тут жизни нету, и нескоро будет. Не возвращайся — здесь в России делать нечего.

В кадре — ковер на стене, блатняк из хриплого магнитофона, убогая и нищая обстановка, седой папа Толик и неотвратимо хохочущий жуткими звуками Саня — вероятно, брат или друг уехавшего.

В середине ролика папаша и сынуля говорят, что в России жизни нет. Может, это мы сами должны строить эту жизнь? Сами создавать маленькие уголки счастья, «возделывать свои сады»?

Здесь, впрочем, всё более-менее понятно: эта «жизнь» будет у того, кто каждый день «идет за нее на бой», а не ждет, когда к нему всё принесут на подносе.

Меня удивляет и потрясает другое… Если только представить себе это — огромные пространства времени, разлетающаяся Вселенная, какая-то маленькая планетка, на которой однажды зародилась жизнь. И вот посреди степи в глуши стоит небольшая таможня на окраине империи…

Через тысячелетнюю тьму веков, через океан времени какие-то люди строят все эти аляповатые дома, прокладывают дороги, копают фонтан. Глухомань становится всё больше и краше. Кто-то выходит на балкон девятиэтажки, курит сигарету, тушит ее об перила, заходит обратно.

И еще много чего происходит и не происходит. Но в конце остается остывший космос, обезлюдевшая земля и Баста из громыхающих сабвуферов тюнингованной девятки.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.