Меркурий, митрополит Ростовский и Новочеркасский: «Если бы было возможно меня клонировать, то я бы с удовольствием согласился на это»

Митрополит Ростовский и Новочеркасский Меркурий, а в миру просто Игорь Иванов, начал встречаться с донскими журналистами и уже провел первую пресс-конференцию в Ростове в качестве главы донской митрополии. Начав разговор со слов «Запретных тем для меня нет», он рассказал о том, чего ждать православным Дона, и какие проблемы существуют в Ростовской области. Без внимания Меркурия не остались и распространившиеся в донском регионе секты, и горячо обсуждаемый православный дресс-код.

– Ваше высокопреосвященство, вы являетесь не только митрополитом Ростовским и Новочеркасским, но вы остались и на посту председателя совета отдела религиозного образования и катихизации Русской православной церкви. Кроме того, вы являетесь наместником Высоко-Петровского мужского монастыря Москве...

– И еще много чем занимаюсь!

– В связи с этим возникает вопрос, не остается из-за этого обделенной ваша донская паства?

– Если бы было возможно меня клонировать, то я бы с удовольствием согласился на это, но, может быть, и хорошо, что такой возможности нет. У меня очень напряженный график, поэтому, когда бываю в Ростове, максимальное количество времени занято работой с документами, встречей с людьми, богослужениями. Признаюсь, что времени для работы с паствой уже не остается. За последние три года у меня было всего 10 дней выходных. Впрочем, я в той реальности, в которой нахожусь, я считаю, что не вправе обращаться к святейшему патриарху с просьбой о смягчении моей нагрузки. Святейший сказал, что возможности есть, но пока стараюсь совмещать, но иногда бывает сложно. Единственное есть сожаление, что не на все хватает времени.

– Много лет церковь была отделена от государства. Сейчас благодаря покойному святейшему Алексию произошел сдвиг. И святейший Кирилл поддерживает это. Насколько, по вашему мнению, сложно церкви сближаться с государством, и готовы ли они сблизиться настолько, как во времена императора.

– Вы говорите о симфонии церкви и государства, но она была всегда довольно условной. Такой симфонии просто не может быть потому, что у церкви и государства разные задачи. Государство говорит о том, чтобы построить рай на земле, а церковь – что абсолютное блаженство и счастье возможно только в царстве Божием. Но есть и то, что нас объединяет – это служение своему народу и своему отечеству. И вот здесь церковь и государство никак не могут быть отделимы друг от друга. В советское время была такая шутка: церковь у нас отделена от государства, осталось сделать второй шаг и отделить государство от церкви. Ведь церковь также платит налоги, также платит за коммуналку и участвует в общественной жизни. Так что церковь – это люди, которые и на выборы ходят. Поэтому как можно церковь отделить от государства? Это значит, взять часть своего народа, искусственно отторгнуть и поместить в некое гетто. Такое просто невозможно. И в той сфере взаимодействия, о которой я говорил выше, мы можем находить много общего, чтобы потрудиться одновременно и для церкви, и для государства.

– Существуют ваши личные примеры взаимодействия с государством?

– Вот один из примеров: в течение всего пребывания на донской кафедре я занимаюсь, как это ни парадоксально звучит, проблемой бракоразводных дел. По вечерам секретарь приносит мне кипу бумаг, в которых люди просят расторгнуть церковный брак. Но ведь церковный брак – это не гражданский брак, это таинство. Мы можем говорить об утрате канонической силы этого брака, но ведь брак – это благословение Божие, и за него придется отвечать. Когда мне в Епархию практически ежедневно приходит по два подобных прошения, я понимаю, что это катастрофа. Что же тогда происходит с теми браками, которые церковью не благословлены? Пользуясь случаем, я хотел бы пригласить руководство ЗАГСа Ростова и области, чтобы поговорить о взаимодействии. Мы не дорабатываем, если наши браки расторгаются. Если это происходит, значит, рушатся семьи, ломаются детские судьбы, а люди ввергаются в пучину беззакония. И если это происходит в семье и браке, то каково же наше будущее? Вот одна из проблем, которая очень важна. Это взаимодействие церкви, государства и общества.

– Вас, как и многих других архиереев, пришедших на места при святейшем Кирилле, называют владыками новой волны. А чем отличаются архиереи новой волны от тех, кто служил еще при святейшем Пимене.

– Я бы не сказал, что у нас в церкви волны накатывают и откатывают. В церкви происходит все очень динамично. Я ведь вырос в те времена, когда, к своему счастью, застал многих и архиереев, и духовенство старого поколения, которые родились еще до революции, помнят эту смуту и были носителями той духовной традиции, которой была полна Россия. Слава Богу, что я имел счастье и возможность с ними общаться и что-то впитывать. То, что видел и слышал, я стараюсь передать другим. Поэтому я не отношу себя к какой-то новой волне. Другое дело, что жизнь динамично развивается, и появляется много вопросов, на которые мы должны реагировать. Мы не можем так же спокойно жить, как несколько десятилетий назад, когда церковь находилась в углу общественной сцены, и ее иногда показывали в качестве декорации. Сейчас церковь погружена во все сферы жизни общества, поэтому мы вынуждены работать так, как этого требует жизнь. Может быть, именно этим и отличаются архиереи новой волны от тех, кто был до нас.

– Если бы вас пригласили в правительство Ростовской области, вы согласились бы работать наравне с министрами?

– Пока меня туда никто не приглашает. С другой стороны, я должен заниматься своим делом. Если я уйду в правительство, значит, не смогу говорить об утрате нравственных ориентиров, так как церковь и архипастырь должны иметь возможность говорить об этом отвлеченно, не соподчиненно той системе, которая существует в государстве. Я не вижу в этом особой целесообразности.

– Как вы относитесь к сектам, в частности, к организации Свидетелей Иеговы, получившей широкое распространение в Ростовской области?

– В этой жизни может быть все и, наверное, секты в том числе. Я отвечу словами Апостола Павла: «Мне можно все, но не все для меня полезно, и ничто не должно мною обладать». Секта, или какая-нибудь раскольническая группировка – это инакомыслие, причем возникающее у человека лично, а не соборно. Вот мы церковь называем соборной. В ней присутствует мнение многих людей, и в течение многих веков эта соборность выделялась и подчеркивалась. В церкви никто и никогда не принимает решения единолично, а принимаются они соборным разумом и путем долгих обсуждений. Секты, как правило, возникают тогда, когда что-то не в порядке с человеческой психикой или когда чересчур развито собственное эго, то есть люди противопоставляют себя Богу и соборному голосу церкви. Из сказанного складывается и отношение. Если же говорить о государственном восприятии, то сектантство не способствует объединению государства. Многие секты, в частности и Свидетели Иеговы, являются деструктивными не только для здоровья и психики, но и для общественного строя, приводя к разногласиям и разделению общества. Вот такое отношение и должно быть к сектам. Один человек сказал: «Пусть будут у вас разногласия, но не будет разномыслия». Вот мысли у нас должны быть в одном направлении.

– В последнее время горячо обсуждается возможность появления в России так называемого православного дресс-кода. Что вы об этом думаете?

– Дресс-код – это внешняя форма одежды, приличествующая тому или иному учреждению. Вот если вы оденете рубашку с галстуком, то разве перестанете быть православным? Форма одежды – это отображение внутреннего состояния, которое человек проявляет к окружающим или сообществу. Совершенно естественно, что в Большой театр в Москве будет неприлично прийти в шортах и кроссовках, точно так же, как на дипломатический прием не стоит идти в купальной одежде. Существуют просто определенные правила приличия. Это касается и церкви. Неприлично входить в церковь в откровенных и вызывающих одеждах. Но вот, что значит дресс-код для православного, я не понимаю. Нормальная одежда – это когда человек уважительно относится к окружающим, уважает себя и не демонстрирует свои гиперсексуальность или гипернахальность. Вот это и будет, наверное, православный дресс-код. Сказать же, что его нужно привести к знаменателю строгого костюма с галстуком или завязанного платочка, я не могу.

– С созданием донской митрополии и с вашим приходом на пост ее главы стоит ждать каких-то изменений?

– Первое, что нужно делать, и я буду обязывать заниматься этим свое духовенство, это огласительные беседы перед завершением таинств крещения и венчания. Мы должны понять, состоятельны ли эти люди для брака, готовы эти люди преодолевать все трудности и каким образом они это будут делать. Вторая задача – совершить таинство, если они готовы, а если нет, то уговорить не спешить и присмотреться. Также необходимо поддерживать контакты с теми людьми, которых мы повенчали. На приходе священник должен знать свою паству. Он должен звонить им и интересоваться, как у них дела, как дети или как планируют воспитывать детей. Священник должен ходить в семьи или приглашать их к себе в гости. Я в этом абсолютно убежден, это мой личный опыт. Когда священник начинает так работать со своей паствой, разрешаются те вопросы, которые раньше казались неразрешимыми. Этому надо учиться, ведь ни паства, ни священники не готовы пока к этому. Но стоит еще один вопрос о возможности такого общения с паствой. К примеру, если в кафедральный собор Пресвятой Богородицы в Ростове в воскресный день приходит три-четыре тысячи человек, может ли священник знать всю эту паству? Нет, не может. На город Ростов с населением в 1,5 миллиона человек приходится 30 храмов, а значит, на одного священника приходится 50 тысяч человек. Сможет ли он работать с таким количеством прихожан? Нет, не сможет. Значит, стоит вопрос увеличения количества храмов. Мировая практика показывает, что если на один приход приходится 10-15 тысяч человек, то священник знает свою паству и может с ней работать. Невозможно стоять посреди реки и руками без невода ловить рыбу. У нас сейчас огромная текущая река, в которой мы пытаемся уловить хоть кого-то. Поэтому нужны и средства, и возможности увеличивать, и мы будем этим заниматься.

– Сейчас в СМИ часто обсуждается тема обогащения священников, когда они получают непомерные зарплаты, ездят на шикарных автомобилях и так далее, то есть отрываются от паствы. Что вы об этом думаете?

– Отчасти я с этим согласен, а отчасти – нет. Если вы посмотрите все сообщения СМИ, то очень редко увидите какой-то позитивный пример, как правило, это негатив, «жареные» факты и «нижнее белье», в котором интересно покопаться, то есть все то, что привлекает популистское внимание и не способствует изменению в положительную сторону нравственности смотрящего. Это касается и священнослужителей. У нас вытащат, например, батюшку какого-нибудь, который живет не по средствам, и начинают муссировать в СМИ. А то, что десятки наших священнослужителей работают в деревнях, в которые не пройти, открывают там храмы и создают школы, замалчивается. Не говорят и о том, что многим таким священникам не платят зарплату, а выплачивает ее епархия. Поэтому, говоря о существующих проблемах, было бы правильно акцентировать внимание не только на негативизме, который в церкви присутствует так же, как и в любой организации, а говорить больше о положительных примерах. Не хотелось бы быть апологетом приведенных вами примеров, но ведь священники – люди своего времени, и это стремление к красивой жизни и тому, что пропагандируется телевидением, очень заразно. На телевидении много говорится, чтобы разбогатеть, нужно выгодно выйти замуж, получить наследство или кого-нибудь угрохать. Но нигде не сказано, что надо вкалывать как ломовая лошадь, чтобы жить хорошо. Никто не говорит, что для этого нужно быть честным гражданином и добропорядочным семьянином. Я думаю, что если есть негативные примеры, то в них надо разбираться, но не стоит забывать и о хорошем.