Лютеранская кирха, плиточки и другие вещи

Тогда, в первой половине 70-х годов прошлого века, этот небольшой скверик, расположенный на пятачке земли, окруженном практически со всех сторон дорогой, казался мне очень уютным и приспособленным для наших детских игр. А сегодня, когда этого сквера уже давно нет, и у меня всплывает в памяти его образ, я понимаю, что это был обыкновенный совковый, мало ухоженный сквер с искореженными остатками каких-то металлических конструкций и труб, которые очень недолго и очень давно были детскими лестницами, горками и еще чем-то, чего я не помню...

Скверик этот был выгодно расположен: через дорогу – смотровая площадка у ресторана «Балканы», откуда тогда открывался (как, впрочем, и сейчас) замечательный вид на левый берег Дона, мост и сам Дон.

Чуть левее – ресторан Балканы, тогда еще красивый, работающий и модный.

В ресторане я ни разу не был, но все вокруг него и под ним облазил вместе со своими друзьями по много раз, включая насыпи и склоны вокруг смотровой площадки. Ресторан привлекал нас и в детском саду, и особенно потом в школе тем, что на северной стене ресторана было замечательное панно из маленьких цветных плиточек.

Эти самые плиточки были предметом вожделения всех пацанов, потому что мы в них играли!.. Мы их собирали, они были нашей детской валютой, всеобщим эквивалентом, как водка – у взрослых дяденек...

В зависимости от цвета, формы краев (острые или закругленные) и состояния плиточки ценились по-разному; существовал свой курс обмена, который, кстати, как и курс советского рубля, был чрезвычайно стабилен, я бы даже сказал – постоянен. Так, и в детском садике, и уже в школе темно-красная плиточка оценивалась в три белых простых... Белые были наиболее распространенные, а самыми редкими были синие, темно-зеленые и черные, красные и темно-красные встречались чаще.

Так вот о ресторане «Балканы» и панно. Плиточки со стены ресторана шли за «второй сорт», так как были неровной формы и разных размеров, но, за неимением лучшего и в условиях жесткого дефицита, все равно пользовались определенным спросом. Чтобы стать владельцем плиточки, ее надо было отковырять от стены ресторана. Причем так, чтобы она не сломалась (иногда на подготовку к отковыриванию уходило пару дней – гвоздиком аккуратно выковыривали раствор по всему периметру и только потом пытались оторвать саму плитку), чтобы не заметили работники ресторана (таких случаев на моей памяти ни разу не было), и воспитатели (такого я тоже не помню).

Через дорогу находился большой парк на улице Седова с еще одной большой смотровой площадкой, памятником Седову и склонами спуска к улице Набережной, по которым мы постоянно лазили.

Пишу эти строки, а перед глазами – картина из детства, где мы, малыши, бегаем по маленькому скверику, висим на остатках детских сооружений, а земля усеяна осколками стекла. Да, именно осколками, их было много и валялись они постоянно, но, вот парадокс, я не помню, чтобы кто-то из нас порезался!

Сейчас на месте этого небольшого скверика построили офисный центр «Балканы».

А до революции здесь располагалась лютеранская кирха, о которой и пойдет речь дальше.

12 февраля 1881 года на прошение общества лютеран Ростовская городская дума постановила отвести общине место шириной около 15 саженей и длиной около 35 саженей на Бульварной улице, для постройки лютеранской церкви и школы, «но с тем непременным условием, чтобы обществом был устроен сквер, в который допускалась бы публика для гуляния беспрепятственно».

Закладка церкви состоялась 9 июля 1883 года. «Проект – инженера-технолога А.А. Касселя, строительство велось под наблюдением городских архитекторов Н.А. Дорошенко и Н.М. Соколова, заведовала всем строительная комиссия, в которую от лютеранской общины входили К.X. Ионсен и К.Ф. Курдт.

Все лепные работы – скульптор Шлютер. Алтарные витражи с изображениями Иисуса Христа и апостолов Петра и Павла – венской работы. Орган – фабрики Валкер в Людвигсбурге (Вюртемберг), колокол – местного завода Е.М. Василенко. Цена органа – до 4 тысяч рублей, колокола – до 800 рублей. Стоимость всей постройки на день освящения – 30 тысяч рублей».

1 мая 1888 года в 10 часов утра состоялось торжественное освящение евангелическо-лютеранской Петропавловской кирхи. Общественный сквер в церковной ограде не был создан. И городская управа согласилась с нежелательностью его устройства.

В процессе жизнедеятельности общине понадобилось новое помещение «для удовлетворения церковных надобностей», а именно: квартира для пастора и органиста, которые всегда должны быть при церкви, комнаты для обучения детей и конфирмандов в законе Божьем, для спевок церковного хора, для приема посетителей и заседаний Церковного совета. В 1898 году евангелическо-лютеранский Церковный совет подал заявление в Ростовскую городскую думу. И 12 мая 1898 года дума, соглашаясь с мнением городской Управы, единогласно постановила разрешить постройку двухэтажного каменного дома со школой, на месте, занимаемом лютеранской церковью, по Бульварной улице, с тем, чтобы для детей, обучающихся в школе, был устроен сквер.

По переписи 1897 года, в Ростове жителей, исповедующих лютеранскую веру, было 1 090 человек обоего пола (вместе с Нахичеванью – 1 240 человек), что составляло 0,92% от общего числа горожан. Всего же в Ростовском округе проживало 3 469 лютеран (0,9% от населения округа). После Таганрогского и Усть-Медведицкого Ростовский округ занимал третье место по количеству верующих евангелическо-лютеранского исповедания. В 1897 году на 100 жителей Донской области приходился один лютеранин. Большинство исповедовавших евангелическо-лютеранскую веру составляли немцы.

В последние дни Российской империи ростовская кирха переживала тяжелые времена: трудности с продовольствием и топливом, смерть прихожан. С 1917 года связь общины с Евангелическо-лютеранской Консисторией в Петрограде была потеряна. В 1919 году пастор ходатайствовал перед ростовской администрацией о создании в Ростове временной Комиссии в составе пасторов Ростова, Таганрога, Новочеркасска и светских лиц для исполнения обязанностей Консистории «впредь до того времени, когда вновь будет воссоздана Единая Россия».

С установлением советской власти в Донской области начинается наступление сначала на церковное имущество, а затем и на деятельность самой общины. Еще не понимая бескомпромиссность новой власти, евангелическо-лютеранская община стремилась отстоять свои права. В 1920-21 годы пастор Цильке был вынужден сдать в архивное бюро архив церкви. В 1920 году дом при кирхе, в котором находилась квартира пастора и органиста, школа и прочее, был реквизирован Чрезвычайной жилищной тройкой и занят Чрезвычайной ревизией от Совета Труда и Обороны республики.Чрезвычайные жилищные тройки – специфический орган Советской власти, который создавался практически во всех населенных пунктах для борьбы с сокрытием жилой площади и решением жилищного вопроса. А жилищный вопрос решался просто – реквизицией жилья, насильственным подселением пролетариата и прочими аналогичными мерами, которые прямо вытекали из Декрета СНК от 14 декабря 1917 года «О запрещении сделок с недвижимостью», Декрета ВЦИК от 20 августа 1918 года «Об отмене частной собственности на недвижимость в городах», Декрета ВЦИК от 27 апреля 1918 года «Об отмене наследования», Декрета СНК от 25 мая 1920 года «О мерах правильного распределения жилищ среди трудящегося населения». Этот процесс, сутью которого было обеспечение жильем трудящегося населения за счет всех других слоев, получил название «великого жилищного передела». Основным способом решения жилищной проблемы стало перераспределение и уплотнение жилья, чем и занимались чрезвычайные жилищные тройки.

Последние упоминания об евангелическо-лютеранской кирхе относятся к 40-м годам 20 века. Известно, что в 1942 году здание кирхи сильно пострадало, «остался только кирпичный остов с частично разрушенными стенами». После войны Исполком Ростоблсовета решением от 16 февраля 1945 года предложил передать здание бывшей немецкой кирхи для восстановления и оборудования Азово-Доно-Кубанскому спортивному обществу «Водник». Но 3 мая того же года Исполком Ростгорсовета решил, что «в связи с тем, что по плану реконструкции города указанное здание подлежит сносу, это здание не может быть передано для восстановления».

Ну, а дом пастора стоит и поныне, несмотря на все перипетии, которые ему пришлось пережить и в годы гражданской войны, и в годы советской власти, и во время фашистской оккупации, и даже в начале 2000-х годов в борьбе против сноса.

Очень радостно смотреть на этот крепкий красивый дом, который жильцы содержат в идеальном порядке.

А живут в бывшем доме пастора, зажатом с трех сторон многоэтажными офисными монстрами, замечательные приветливые люди.

Они с удовольствием пустили нас и в подъезд, и во двор, рассказали, что знали об истории дома и о своей борьбе против его сноса в последние годы, как отстояли дом.

И еще интересный кадр – монограмма «М» на боковой стене дома пастора.

Позже я еще раз попал к этому дому и обнаружил еще одно такое же клеймо, но в другом месте.

История и происхождение этого клейма или монограммы мне была неизвестна до сегодняшнего дня, пока Константин Поцелуев не прислал мне ссылку на сайт «Кирпичный форум», где я обнаружил фотографию кирпича с таким клеймом!

Скорее всего, это клеймо свидетельствует о том, что кирпич был изготовлен на ростовском кирпично-черепичном заводе Г.Д. Минаева. Однако Минаевых было несколько, да и производителей кирпича с фамилией на букву «М» тоже было 5 человек... Поэтому только с большой долей вероятности можно сказать, что кирпич сделан на заводе Минаева Г.Д.

Но это – уже что-то!