Андрей Зайчиков, лидер ростовского отделения молодежного движения «Наши»: «Так совпало, что наша гражданская позиция совпала с мнением основного количества власти»

После того, как «Наши» высказали свою точку зрения на события в Южной Осетии прямо перед штаб-квартирой НАТО в Брюсселе, от гордости за ребят отечественным патриотам впору было запеть «Едут-едут по Парижу наши...» «Наши» не скрывают: скоро и до Парижа доберемся. В Сорбонне они уже создали свое подразделение, а там, глядишь, и до Оксфорда с Гарвардом дело дойдет. Молодежное движение набирает обороты вопреки скептикам, которые надрываются, рассуждая о низкой пассионарности нынешней молодежи. Их обвиняют в зашоренности и обслуживании власти, а они говорят о четком видении конечной цели и преданности выбранному курсу. О молодежи в политике и политике, которую поддерживает эта молодежь, 161.ru побеседовал с лидером ростовского отделения всероссийского движения «Наши» Андреем Зайчиковым.

– Сложилось мнение, что «Наши» – это радикальное движение...

– Я считаю, хорошо, что в народе сложилось такое мнение. «Наши» создавалось как движение, в котором людям не безразлична судьба страны. Существует миф, что мы полностью делаем то, что говорит власть. На самом деле это – неправда. Только в феврале 2007 мы были официально признаны движением администрации Президента. В Ростове мы начали сотрудничать с администрацией только через полгода после появления нашего движения. Изначально мы выражали гражданскую позицию, и потом так совпало, что наша гражданская позиция совпала с мнением основного количества власти. До движения «Наши» все рейтинги радикальности возглавляла национал-большевистская партия.

Чтобы остальные задумались, надо чтобы кто-то ярко выражал свою позицию. Яркий пример – события в Беслане. В Италии на следующий день сотни тысяч людей со свечами в руках вышли на улицы. У нас вышли единицы, была организована акция «Без слов», которую инициировала «Молодая Гвардия»и движение «Наши». Я считаю, налет радикальности будит в людях собственное мнение, помогает проснуться им от спячки, от сна. Если называть радикальными наши действия в Москве против эстонского правительства, то, я считаю, они были оправданы. Или последние действия – пикеты в Брюсселе возле штаб-квартиры ООН. Это тоже оправдано, потому что американцы не стесняются посылать к нам миссионеров, вкладывать миллионы долларов в так называемые экологические и правозащитные организации. Они, по сути, продавливают свою позицию. Разумный радикализм, который не переходит рамки морали и не нарушает закон, не нанося вреда людям, я считаю полезным. Если будет всеобщая спячка, нас просто съедят.

– Какое количество активистов насчитывает ваше движение?

– Много людей идут к нам, и мы никогда не злоупотребляли этим. Система такая: есть уровень сторонников, людей, которым просто интересно, но которые не хотят ассоциировать себя с какой-либо организацией; потом идут активисты, и только потом – уровень комиссаров – людей, обладающих организаторскими способностями. Мы не говорим людям: «Если вы пришли к нам, вы должны записаться и участвовать в нашей деятельности регулярно». Есть информационная рассылка, и если людям интересно, то они приходят. В Ростовской области сейчас 24 комиссара, у каждого из которых в проектах есть по 9-15 человек. До декабря 2007 года в нашей базе было около 300 человек. Это те люди, которые регулярно принимают участие в нашей деятельности. В мае 2007 года проводили акцию на театральной площади на 1500 человек. В Москву на акции мы регулярно возили и 600, и 300, и 130 человек, причем желающих было в два-три раза больше. С нового года движение перешло на проектную основу. В рамках каждого проекта действует от 30 до 100 человек и более.

– Вы лично знакомы с рядовыми активистами?

– Да. Если человек поднимается на какую-то ступень и начинает дистанцироваться от рядовых участников, то, я считаю, он отрывается от реальности. Я в любое время на связи для активистов, общаюсь со всеми на равных. Мне очень нравится принцип нашего движения – у нас отчества отсутствуют. Существует даже такой прикол в движении, если кто-то называет по отчеству Василия Якименко, лидера движения «Наши», то он должен выплатить штраф 100 рублей в копилку нашего движения. У нас отчества отсутствуют и это, по-моему, правильно, это способствует равному общению.

– Трудно найти время для общения с каждым желающим? Их, наверно, много?

– Желающих очень много, из-за этого жена недовольна. Если человек звонит, я могу с ним пообщаться даже в ущерб себе.

– Какое у вас образование?

– Я заканчивал Северо-Кавказскую академию государственной службы (СКАГС), специальность «мировая экономика», диплом с отличием.

– Что привлекло вас в общественной деятельности?

– Еще в школе, а потом и в лицее, я был неформальным лидером в классе и всегда в числе тех, кто вступал инициатором различных школьных мероприятий. Когда поступил в СКАГС, меня пригласили участвовать в КВНе и других мероприятиях. Еще тогда я знал, чего хочу, и поэтому со второго курса перешел на свободное посещение. Приходил в академию сдавать экзамены, а в остальное время занимался общественной и коммерческой деятельностью.

– С чего началась ваша политическая деятельность?

– Молодежная политика заинтересовала меня еще в середине 90-х. Тогда планировалось создать фонд «Межнациональное согласие на Северном Кавказе», и его должен был возглавить Сергей Шафрай. Мне тогда было 18-19 лет, я работал с его помощником, и нам предложили возглавить молодежное крыло. Но так как то время было нестабильным, эта деятельность была свернута. Потом где-то в 2000-м году появилось движение «Идущие вместе», но мне и моим знакомым не понравился формат этой организации, потому что у них был очень четкий социальный уклон, и представители этой организации в Ростове не смогли мне дать представление о том, к чему они идут, поэтому мы с ними практически не «контачили». А где-то в 2005 году, поскольку постоянно следил за тем, что происходит на информационном поле, узнал о движении «Наши». Мне понравилась интрига, существовавшая вокруг нее. Не было пиара, не было раскрутки бренда, а просто шла информация о том, чем эта организация занимается. Мы собрали информацию в основном через Интернет и знакомых журналистов. В конце 2005 года мой близкий друг, с которым мы занимаемся общественной деятельностью, поехал в Москву и сказал, что мы давно общаемся с активной молодежью и нам было бы интересно с ней работать. Москва дала нам возможность показать себя. Мы начали заниматься «Нашими» в апреле 2006 года, и уже к сентябрю в Ростове это была одна из самых активных региональных групп.

– Довольно стремительная динамика развития...

– Существуют слухи о том, что «Наши» стали успешными благодаря каким-то фантастическим бюджетам, но это не так. Возможно где-то, в каких-то городах – да. У нас есть три отделения по России, сейчас появились ребята во Франции, в Сорбонне – это русские студенты, которые там учатся; в США, причем это отдельная линия развития; есть очень хорошие группы в Приднестровье, Крыму, Осетии.

– За общественную деятельность хорошо платят?

– Поначалу мне как лидеру движения в Ростове и куратору по области компенсировали расходы на сотовую связь и командировки. У меня не было зарплаты. Поэтому люди, носящие звание комиссаров – это как бы закрытый клуб со своими принципами и кодексом чести. Сейчас мы можем сделать любой проект при абсолютно мизерных затратах, потому что у нас существует тесная связь между регионами. Мы довольно часто проводим слеты со своей специальной системой обучения.

– Вроде Селигера?

– Селигер – это классная технология. Я был на Селигере-2006, 2007 и 2008. Основной плюс Селигера в том, что туда приезжают все региональные команды, и там проводится огромное количество мастер-классов, образовательных программ. В этом году на Селигере было разыграно несколько миллионов грантовых денег. Проекты боролись за гранты, причем в режиме реального времени.

– Ростову повезло?

– Ростовская команда получила два гранта. Первый достался ребятам, занимающимся в области социальной мультипликации. Они считают, что должно быть больше добрых мультиков, которые бы воспитывали детей. Второй грант выиграла девушка, ее проект связан с IT технологиями. Им она готова доказать, что деньги можно зарабатывать и в России, не обязательно для этого уезжать за рубеж.

– Какого возраста ваши активисты?

– Раньше мы делали ставку на ребят от 17 до 22 лет. Сейчас эти рамки раздвинулись до 30 лет. Многие недооценивают слой молодежи в возрасте 16 лет. Есть очень классные примеры. Вот девушка, которой в апреле исполнится 18 лет, уже полтора года занимается «Нашими», может дать фору любому организатору или менеджеру, окончившему институт.

– Что, на ваш взгляд, препятствует продвижению молодежи в политику?

– Самое главное – люди не могут находить общий язык с единомышленниками. Очень важно объединиться, создать организацию и в ее рамках работать. Проблема еще и в том, что есть люди, считающие себя слишком умными, чтобы делиться своими мыслями с другими. Надо уметь находить общий язык, уметь выслушать другого человека, принять его позицию и, исходя из этого, двигаться. Любой политик – это человек, который найдет общий язык с кем угодно.

– Какого рода помощь оказывает вашему движению власть?

– В 2007 году мы официально были поддержаны администрацией Президента и с тех пор являемся пропрезидентским движением. Поддержка оказывается организационная. Мы никогда не получали деньги по принципу «выдали деньги – освойте их». Мы всегда писали план на будущий месяц до 25 числа, затем я в течение двух дней обрабатывал его и отправлял в Москву. Там наш руководитель выделял под него деньги. Мы расписывали все: эффективность мероприятия, общественный резонанс, отдачу. Поэтому получается, что мы уже давно работаем по принципу грантов. Признание администрацией Президента является знаком качества. Я считаю, самая главная помощь – это помощь в развитии личности. С 2006 года у нас проходят регулярные встречи с Сурковым, это наш «патрон». Происходят регулярные встречи с Путиным. На этих встречах люди задают именно те вопросы, которые хотят задать, и тот же самый Сурков видит не подставную картину, а людей, представляющих регионы и их проблемы.

– Как «Наши» отреагировали на недавние события в Южной Осетии?

– Шестого августа все руководство «Наших» – 18 человек, «Молодой Гвардии», «России Молодой», «Местных» и «Новых Людей» находилось в Красноярске. Вечером, когда начался конфликт, в Интернете пророссийская позиция была только на шестом месте, потому что Запад провел очень серьезную работу. Первые пять позиций занимала версия о российской агрессии против Грузии. За ночь мы подняли все информационные ресурсы. И, на сколько я знаю, к утру блок Мищенко Максима – «России Молодой» – был на первом месте. Было сделано общее заявление лидеров молодежных организаций, проведен ряд акций. Основная – в Брюсселе, совместными усилиями «Наших» и «Молодой Гвардии» возле штаб-квартиры ООН. В Ростове мы провели «круглый стол» по Южной Осетии в публичной библиотеке. Когда мы обсуждали, вышел молодой человек и сказал, что нельзя осуждать Саакашвили, и его, конечно, сразу же освистали.

– Какой смысл вы видите в таких акциях?

– Я считаю, что когда люди переходят определенную грань, то нельзя просто сидеть и рассуждать, а нужно требовать каких-то конкретных шагов. В настоящее время движением «Наши» отрабатывается все информационное поле в Абхазии и Южной Осетии, там наши ребята взаимодействуют с местными специалистами. Через наши ресурсы отстраивается информационная работа как внутри России, так и с западными СМИ.

– Чем в настоящее время занимаются «Наши»?

– Сейчас мы занимаемся несколькими проектами. Один из них – проект НОЖ (Независимое Общество Журналистов). Мы хотели бы создать независимую организацию, которая объединяла бы молодых журналистов, которым сейчас трудно пробиться. Есть такой стереотип, что легче пробиться, если ты кого-нибудь жестко разоблачил. Пробиться лишь за счет профессиональных достижений сложно. Существует проблема – люди не знают, что происходит в других изданиях, если они не являются друзьями. Исследовав рынок при помощи журналистов, мы выявили потребность в этом. Проект НОЖ уже поддержан федеральным агентством по молодежной политике.

В июне в Росбалте проходил круглый стол , по результатам которого было заявлено: 70% компаний были бы более открыты, но уровень пресс-секретарей, работающих на эти компании, не соответствует должному уровню, и то, что они говорят, наносит ущерб. У нас появилась идея создать федеральную программу по работе пресс-секретарей, которая будет строиться совместно с различными вузами. На Селигере-2008 присутствовал министр спорта, туризма и молодежи Виталий Мутко, как человек, разбирающийся в спорте, признался, что существует острая нехватка спортивных обозревателей, как на ТВ, так и на радио. Из этого появилась идея создать школу спортивных обозревателей. Плюс ко всему существует нехватка людей, которые грамотно пишут по экономике. Мы будем набирать студентов как с журналистских факультетов, так и с исторических, философских, социологических и политологических. Если человек обладает экономическими знаниями и хочет выражать их публично, то мы поможем и дадим знания, необходимые для этого. Проект НОЖ будет работать с осени.

– Кто для вас является политическим кумиром?

– Для меня кумиром является, скорее, не конкретная личность, а позиция человека. Я считаю себя патриотом страны, но не фанатиком, который будет оправдывать все происходящее в стране. Я просто горжусь, что живу в России, и у меня ни разу не возникало мысли заработать денег и уехать за границу. Если же брать глобально, то для меня примером является Петр I, потому что он поднял авторитет России. Я очень уважаю то, что сделал Путин за последние восемь лет. Кто-то может сказать, что-то было жестко, что-то – неправильно, но, в любом случае, авторитет России вырос. Апатия середины 90-х прошла. В то время никто не верил, что Россия чего-то стоит. Сейчас у людей появилась гордость. Главное, что Путин четко заявил о позиции России на международной арене. Это человек, который хорошо держит удар, воспринимает любую критику, конструктивно отвечает на вопросы и, насколько я знаю, он всегда прислушивается к мнению окружающих его людей.

– А Медведева как оцениваете?

– Путин – слишком сильная, харизматичная личность, чтобы кого-то из его последователей можно было воспринимать на том же уровне. Скорее всего, у Медведева есть свои плюсы, хотя, честно говоря, я сам не до конца их оценил. По крайней мере, преемственность начинаний Путина существует. У Медведева сильная команда, в том числе и Путин. Я не считаю уход Путина ослаблением Российской власти. Сейчас сложилась более сбалансированная система, потому что Медведев – единомышленник. Постепенно из власти уходят случайные люди.

– Как у вас складываются отношения с родителями?

– Мои родители еще в 1992 году разошлись, но, несмотря на это, у меня сохраняются хорошие отношения отцом. Он в настоящее время работает заместителем директора научно-технического центра «Уренгой Газпром». Я привык быть самостоятельным с 14 лет, учась в школе, я параллельно зарабатывал деньги. Учеба мне давалась довольно легко. Со второго курса я учился на свободном посещении и иногда сдавал по два-три экзамена в день. Однажды, сдавая экзамен по математике, я отвечал на вопросы 21 билета в течение шести часов. Преподаватель не верил, что я, не ходя на лекции, сдам экзамен.

– Кем вы подрабатывали, когда учились в школе?

– Я подрабатывал дворником. В течение года, перед уроками, каждый из моего класса подметал школьный двор (наш класс занял ставку дворника), чтобы в конце года на заработанные деньги поехать куда-нибудь всем классом. Но после трех месяцев энтузиазм у людей пропал, и остались только я и два моих друга.

В школе, в начальных классах я был уникальным случаем, потому что у меня были отличные оценки, четверка была только по физкультуре (не умел подтягиваться до седьмого класса), но по поведению мне ставили двойки и тройки. Я просто всегда любил отстаивать свое мнение, довольно часто дрался, и мне не нравилось, что меня заставляли делать зарядку перед уроками. Из-за такого неподчинения школьным порядкам по итогам года решали (с первого по четвертый класс), что мне ставить по поведению – два или три. До девятого класса я был лучшим в математике, потом и гуманитарные предметы стали привлекать. Перешел в экономический лицей – его несколько раз признавали лучшим в России. Каждый день тратил полтора часа, чтобы туда добраться, хотя моя прежняя школа бала в пяти минутах ходьбы. В 10-ом классе у меня была «корочка» бухгалтера малого бизнеса.

– Вы женаты?

– Да, вместе уже более восьми лет. Предложение сделал через полгода после знакомства. Сейчас ждем ребенка. Мне 31 год, жене 28. Многие считают, что ребенка можно заводить раньше, но у меня жена очень целеустремленный человек, она никогда полностью не надеялась на мужа, не потому что я не могу ее обеспечить, а потому что хочет самостоятельно чего-то добиться. Осенью она защитила диссертацию, сейчас стала кандидатом экономических наук, преподает в СКАГСе, муниципальное управление на кафедре экономики и природопользования.

– Вы верите в любовь?

– Я не верил в любовь до 23 лет, пока не встретил жену. Я говорил, что не женюсь раньше 27 лет, но однажды меня пригласили на день рождения, куда я пришел без девушки, а моя будущая жена без парня. Мы станцевали танго, через две недели снова встретились, и с того момента остальные женщины для меня перестали существовать.