В этом году пандемия коронавируса увела школьников на дистант: весной — абсолютно всех, осенью — учеников средней школы в некоторых регионах страны. За это время уроки в «Зуме» стали привычной реальностью. Но, кажется, эта реальность не нравится ни родителям, ни учителям. Учитель лицея Александр Моисеев написал колонку, чтобы конфликтов и ссор в чатиках было меньше.
Новая реальность — пандемия — породила еще одну реальность — массовое дистанционное обучение. Только ленивый уже не оттоптался на всех проявившихся минусах этой формы обучения. Родители недовольны тем, что теперь вдруг им самим нужно выполнять целую кучу функций, которые раньше выполняла школа. Раньше ты как родитель был уверен, что, отправив ребенка утром в школу, по крайней мере часов на шесть, а то и на десять ты слагал с себя за него ответственность: есть школа, которая за него отвечает. Теперь такой «камеры хранения» нет.
Кроме того, сейчас приходится учиться и родителям вместе с детьми: понимать, как устроен условный «Гугл-класс», как работает условный «Дискорд», что такое онлайн-доска, на каком из трех (четырех, пяти) сайтов сегодня выложат тест, успевать «поймать» задание, пока не зависла та или иная платформа… А еще надо придумывать новые способы контроля и мотивации собственного чада. При этом никто не отменял собственную работу, а одновременные уроки двух детей и две зум-конференции родителей, находящихся даже в пространстве трехкомнатной квартиры, — тот еще квест, в котором важно и наличие гаджетов, и скорость интернета, и мирно сопящий ребенок, который пока еще не пошел ни в школу, ни в детский сад, и домашние питомцы, которые выгуляны и накормлены, и много чего еще.
Ребенок в такой ситуации вообще похож на утопающего, спасение которого — дело его же рук. Но ребенок не готов к этому. Его учебный процесс всегда был формализован максимально: с утра до окончания уроков им руководят звонки и учителя. Потом — расписание секций и тренеры. Дома — родители, которые с разной степенью ответственности проверяют выполнение домашних заданий.
«Теперь — вдруг — этот не обученный самостоятельности ребенок брошен с лодки в воду. И резко должен осознать свою личную ответственность за учебу»
Что, мягко говоря, трудно для обычного российского ребенка, самостоятельностью не наделенного и оттого гораздо более инфантильного, чем его сверстник двадцатью, тридцатью, сорока годами раньше.
Учитель вообще живет между многими молотами и наковальней. С одной стороны, в разы увеличено количество отчетности. Если раньше ты посещал один-два обязательных курса повышения квалификации в год и тебе это нравилось и было полезно, то теперь каждая структура, считающая, что она имеет право преподавать, трижды в неделю проводит вебинары для учителей, на которых с разной степенью обязательности учитель должен присутствовать. Правда, как правило, авторы всех этих важных и нужных вебинаров слабо себе представляют специфику учительского труда. И, что не менее важно, время работы учителя. Потому что вебинары, начинающиеся раньше трех-четырех часов дня, напрямую отнимают время от образовательного процесса. А если учитель работает во вторую смену?
Вот потому и растет учительское раздражение на растущие как грибы после дождя вебинары от кого угодно. Во-вторых, учитель находится под постоянным прессом родительского недовольства. Потому что учитель ближе всех, до него можно дотянуться, нахамить, обвинить во всех проблемах образования. В-третьих, учитель, так же, как и дети с родителями, брошен с привычной лодки очного образования в пучину дистанта: чем пользоваться, какие ресурсы полезны, как сделать так, чтобы всем было хорошо? Учитель ровно так же, как и дети с родителями, пока судорожно машет руками и ногами, пытаясь не захлебнуться.
Ну и не стоит забывать, что учитель вообще-то очень часто тоже родитель. И прекрасно видит сложности, с которыми сталкиваются все. И у нее (него) также стоит борщ на плите, скулит собака, плачет малыш, не прибрано в комнате, а работы — во много раз больше, чем раньше.
В таких условиях мне видится самым важным одно: не растерять навык коммуникации. Мы не представители разных враждебных лагерей. Мы все — люди, которым сейчас непросто. Если мы забудем, как нужно разговаривать друг с другом, нас ждет коммуникативная катастрофа. (Впрочем, я, как пессимист, считаю, что мы уже стоим в ее начале.) С начала девяностых годов привычные коммуникации стали рушиться. Но лишь в последние годы — с появлением соцсетей и особенно мессенджеров ситуация становится всё более критической: даже телефонный звонок со звуком голоса заменяется коротким сообщением.
Вам дистант...
Что такое общение? Это прежде всего взгляд. Это глаза. Это выражение лица. Это мимика, жесты, голос, интонация. Как всё это считывать в эпоху мессенджеров? Для нас придуманы смайлы и эмодзи. Но где я возьму смайл, когда вдруг начну разговаривать с человеком не через вотсап, а стоя прямо перед ним? Где гарантия, что я пойму его эмоцию, а он правильно поймет мою? Эмоциональный интеллект — сочетание слов, ставшее важным лишь в последние несколько лет. Раньше такое понятие употреблялось гораздо реже. Сегодня, в эпоху дистанта, способность человека к эмпатии можно приравнивать к особым достижениям.
Несколько примеров. Во время уроков в «Зуме» перед учителем — пара десятков черных прямоугольничков. В течение урока ты чувствуешь себя одиноким путником, идущим сквозь темный лес, откуда на тебя смотрят глаза странных незнакомых созданий. Еще совсем недавно ты видел их глаза в глаза и они не были «созданиями» — они были детьми, глядя в глаза которым ты мог увидеть себя, свои ошибки, успехи, их страхи и их переживания.
Уйдя за черные прямоугольнички отключенных камер, дети видят мир совсем не таким, какой он есть. Ребенок позволяет себе включить «Зум» и просто уйти в соседнюю комнату. Он или она могут спокойно не вставать с постели, а повернуться на другой бок и спать дальше. Возможность не включать камеру позволяет дать волю своим слабостям: неготовности к самостоятельности, нежеланию работать, лени.
Сначала я очень переживал по этому поводу. Но несколько раз побывал на родительских собраниях (у меня пять классов, плюс классное руководство, плюс — я отец дочери, которая учится в другой школе).
«И я увидел, что взрослые так же скрываются за черными прямоугольничками отключенных камер. Из этих прямоугольников смотрит пустота»
Она смотрит в меня, побрившегося мужчину в костюме (без галстука), и как бы говорит: «Я смотрю на тебя, а ты не видишь меня». Темнота считает, что это победа. И если родители так же скрываются за темными экранами, то чего требовать от детей?
Но на самом деле за темнотой — живые люди. Которые с каждым днем всё больше скрываются в своих раковинах. Всё меньше хотят настоящего живого общения. Всё больше уверены в магической силе темных экранов. Но ведь человек — это существо, которое много тысяч лет училось смотреть в глаза такому же существу. И мы прекрасно помним, чем заканчивается неспособность видеть глаза другого: слишком много в мире было и есть войн, конфликтов, убийств. И если мы сегодня позволим себе расслабиться, позволим себе перестать смотреть в глаза друг другу, то катастрофа неминуема. Уже вполне распространена в общении фраза «я тебя услышал». А ведь она ничего не значит. Если мы готовы констатировать самую простейшую реакцию, каков следующий шаг: я тебя увидел? Мне кажется, сегодня важно сказать: «Я тебя понял, я чувствую твои эмоции». Мы с тобой одной крови.