Обычный частный двор, в Ростове таких десятки: дом, пристройка, шесть соток. И деревянная сцена. Ее построил хозяин участка Владислав Кульнев. В пристройке — она же бывший гараж с автосервисом — уже почти пять лет существует творческая площадка «Студия ОМ». Почти всё здесь — лавки для зрителей, сцену, инструменты — Влад сделал сам. Он бывший моряк, который провел семь лет в торговом флоте и даже успел посидеть в афинской тюрьме.
— Убирать — это самое популярное, что я тут делаю, — по-доброму усмехается Влад в самом начале беседы в студии.
До «Студии ОМ»: московские мусорники и концерты в окнах
— Тут первое время был автосервис. Прям здесь. Я сначала движки делал для «жигулят», «девяток», потом приваривал новые днища.
В 2009 году один художник предложил мне сделать поэтический вечер. Я согласился. Столько собралось народу! У меня было достаточно материала, который я особо никуда не девал. Оказалось, что у меня много стихов про любовь от женского лица. Я тогда близко общался с ребятами из «Объединенной Касты», там была Маринесса Покарано. Я предложил ей вместе почитать стихи. Мы с ней сделали спектакль «Если короче», ставили его пару лет.
В конце 2009 года я первый раз попал в Москву. Как-то читал стихи у нас в баре «Манго», мимо проходил московский художник-декоратор Василий Ходатаев, послушал и пригласил в Москву читать. У него подвал в центре Москвы, квадратов 200, там он и жил. Кого у него там только не было, Боярский, например, приходил. Неделю Вася показывал мне богемную московскую жизнь. Естественно, это подкупило, так что через месяцок я приехал уже не в гости.
Потом Влад с друзьями повезли в Москву спектакль «Если короче», поставили в арт-пространстве «Шоколадная фабрика». Влад должен был оплатить им аренду площадки, но спектаклем нужную сумму не насобирал.
— Говорю, купите моим артистам в Ростов билеты, а я останусь с вами, буду долги отрабатывать. Я инженер, всё вам тут починю. Ну ок, хорошо. Я им сделал 900 квадратов отопления, вентиляцию, а сам смотрел, как они сцены делают, какие музыканты приходят, мне это было безумно интересно. На полтора года задержался у них, учился всему.
Параллельно я другим ребяткам помогал готовить площадки, книжный клуб делали — Гиперион.
А потом я попал на завод по изготовлению театральных декораций и сценических групп — «Фабрика Арт». Стал там начальником производства. Очень-очень большой завод, несколько сотен человек работает плюс наемные. Потом уволился — и случайно на Китай-городе мне попался подвал, в который я смог зайти с условием, что деньги за его аренду отдам через месяц. Это февраль 2013 года. Так я начинаю первый проект, который существует до ноября того же года. За это время там прошло 159 концертов.
Я пришел туда, не имея ни копейки. Клуб собрал с московских мусорников. Серьезно, я ходил по мусорникам! Это здесь, в Ростове, сколько частного сектора: прошел — там доску увидел, сям... А в Москве такого нет. Сцену я сделал из стен, которые сломал в этом же помещении. Через девять суток у меня уже выступали первые артисты. Когда я сцену поставил, в тот же день начались концерты, еще краской пахло.
В какой-то момент туда перестали помещаться люди. Это был цокольный этаж, мы открывали окна на Хохловский переулок, и люди садились прям рядами на проезжую часть. Музыканты играли у нас в окнах.
Но там была очень большая аренда. Сначала 100 [тысяч рублей], потом 105, потом вообще 155. Я вышел оттуда с безумными долгами, точнее, меня выгнали. Начал искать другое помещение, но не получалось несколько лет.
Семь лет в море: афинская тюрьма и контузия
— После школы сначала пошел учиться на механика. А когда уже ходил в море, поступил на управление портовыми ресурсами. Много работал по долгу: семья была бедная, без отца, младший брат учился, надо было кормить. Первое время было трудно. Но с меня корабликов хватит. Потому что нечего там делать, у людей ни плавников, ни жабр нет.
Наш флот «река-море» достался с советской эпохи. Из него выжимали все ресурсы, не ремонтировали, запчасти не поставляли, изнашивали всё, что было. А потом мы подросли и сели на эти кораблики — и они тонули, горели. К примеру, в 18 лет меня контузило — котел взорвался.
Когда умер мой дедушка, я был в Севастополе. Смотрю — жизнь улетает, я всё меньше и меньше могу общаться с людьми, которые на берегу, кроме близких родственников. Но это чужие люди, живут непонятыми идеями. Стал отдаляться от социума. Это происходит там почти у всех. Я встречал людей, у которых нет вообще никакого жилья. Они выходят на берег купить поесть, мыльно-рыльное и обновить документы. И обратно на корабль. Так проходят у людей десятилетия. И что мне там делать? Не, какое-то ностальжи присутствует, но я там так хапнул — мне на три жизни хватит. Особенно первые годы. Потом, уже когда стаж появился, получил апгрейд — стал вторым механиком — пошли получше корабли, зарплаты, поинтеллигентнее экипажи. Но первые четыре года были ух!
В море я начал писать, в основном прозу. Первый корабль был просто огонь, прям мощный, я по нему роман пишу, может, когда-нибудь закончу. Будто, знаешь, берут из детского возраста — и в приключенческую книжку! И ногой еще притопчут, чтобы уж точно не свалил. И эта «книжка» продолжалась 13 месяцев.
Пока был на флоте, полгода успел пожить в Неаполе, потом посидеть в тюрьме в Афинах. Мы из Италии шли, а до нас там стоял похожий российский корабль. Тот ушел, а мы на рейде стояли. И нас перепутали [греческие власти] — думали, что мы им беженцев сбрасываем из Африки. Там это хорошо развито. Им жрать нечего, одни скелеты, и они делают всё, чтобы оттуда свалить.
«Студия ОМ»
— В начале 2016 года я вернулся в Ростов. И один друг говорит мне — что ты там маешься по своей Москве, давай тут тебе клуб откроем! О, ну давай попробуем. Полгода ушло на это. Но тут у приятеля случились проблемы по основному бизнесу, и он сказал: «Извини, браток, мы не можем». В Москву уже не вернуться, жилья там уже нет.
Я начал приводить дом в порядок, всё было в запустении — то я на флоте, то в искусстве. А тут просто всё разваливается, мама одна, мелкий еще ветреная голова.
Чуть позже я попадаю в одно заведение на концерт к Сергею Вальсову, он же Летчик Потапов. Мощнейший голос. В какой-то момент залетают четверо, шумят, выпивают, концерта уже не остается. Один из них поворачивается к артисту со словами: «Что ж ты так верещишь, зараза? Дай водки заказать, бармен не слышит!» Артист забирает гитару, говорит: «Всем спасибо», уходит со сцены. И мы поехали ко мне во двор посидеть. Сережа спрашивает, можно я сюда позову друзей, попою? Ты мне дай табуреточку, а гости, если им будет хорошо, сядут и на бетон.
Дал ему табуретку. Пришли достаточно взрослые люди. А у нас народ в Ростове комфортолюбивый. Если ему не будет минимально удобно, он не пойдет. Это в Питере улеглись на полу и слушают. Нашим людям нужно удобство. И каково было мое удивление, когда эти взрослые люди сели ко мне прямо на бетон.
Призадумался Буратино, интересненькая картина! Я тут по всей стране гоняю, себе площадки ищу, где мы будем искусство строить. А тут у меня шесть соток и ни копейки денег, чтобы всем этим заниматься. Ладно, пошел по мусоркам, получилось же один раз. А тут мусорки-то побогаче будут. Я ходил по соседям — кто-то менял окна на пластик, так я забирал старые ставни. Из них сделал лавочки, покрасил. Рублей 700 на саморезы потратил. Соседи уже не спрашивают, просто под окнами мне сваливают всякое. Что не нужно — сам унесу на мусорку.
Вот этого помещения в таком виде не было при открытии. Был зачаток летней сцены — маленький черный фанерный подиум.
Так в конце августа 2016 года появилась «Студия ОМ» — Окрыленные Мысли.
Влад прочитал нам одно из своих стихотворений, вот оно:
Телефон в моей жизни занимает место священное,
С ним неизменно я.
Неизменно находясь везде в любое мгновение времени,
С вами всеми я.
А казалось бы — просто трубка телефонная.
Это телепорт мысли: основная функция,
Не видя морд, представлять лица.
Артисты и денежный вопрос
Как-то Арефьева (Ольга Арефьева, российская певица, музыкант и поэт, создательница и лидер группы «Ковчег». — Прим. ред.) приезжала в Ростов. Организаторы договорились с одним клубом. О, говорит клуб, это успешный известный артист, круто же? Круто. Народу будет много? Много. Все деньги артисту, а сами на баре соберем, думает хозяин. И тут день концерта, в зале 150 человек, где не более 60 должно сидеть. Артист поет, всё отлично, концерт заканчивается — люди встали и ушли. Ни чая, ни пива не купили. Артист доволен. А площадка, аренда, вся зарплата… А раз так, то в следующий раз хозяин поставит на площадке какую-то веселую группу, которая воспевает ценности ниже живота. Публика будет бухать и радоваться жизни. Но хозяин сможет заплатить своим людям. Его тоже сильно не заругаешь, он вынужден.
Люди приходят ко мне на концерты, видят, что мы тут скинулись, деньги отдали артисту, спрашивают: «А тебе чего?» Ну, говорю, вон чего кинут в чемодан, может, за свет заплачу. Если нет — ну есть подспудные шабашечки. И человеку непонятно, либо я блаженный идиот, либо настолько хитрый, что всех обманул! Такие места [как «Студия ОМ»] должны быть. Академических площадок немерено. Ты туда приходишь, посмотрел продукт, который прошел через кучу маркетологов. Например, «Лебединое озеро». Сколько живу, столько оно и бабахает, так я живу недолго, а так оно полтора века ни с одного театра не сходит. Ну я шуткую в некотором смысле, конечно, утрирую.
Чаще всего артисты, которые ко мне приезжают, — это нормальные люди, у которых есть жены, дети, детсады, ипотеки. Тут, как ни крути, им тоже жрать надо, он и рад приехать песни попеть, но не может же у своего ребенка отобрать, чтобы сюда приехать. Он в любом случае должен здесь что-то получить. Размещаю их у себя, бесплатно. Иначе бы они не приехали.
Есть много артистов, которые желают приезжать, просто они у нас на юге не востребованы — под них пьющая публика не приходит. Такие ребятки появляются на Донбассе, в Краснодаре. Там, кстати, был недавно печальный случай — ребята взяли артиста, заплатили ему 70 тысяч, чтобы тот прилетел из Сибири. Так 70 — это гонорар, а еще билеты. Короче, ребята потратили тысяч 150 или около того. 60 окупили, а на 90 залетели. А через сколько они сделают следующий концерт? Да, скорее всего, никогда. Обожглись.
Зимой у нас не меньше концертов, но сейчас эпидемия [коронавирусной инфекции]. Я стараюсь много их не делать. Сначала я вообще на всех артистов соглашался, но пару раз мне пришлось людей выбросить со сцены — орали матом, вели себя неправильно, а в зале дети. Вроде слушаешь — нормальное творчество у человека, а между песнями — ну Сатана из человека выходит. И я здесь запрещаю политику, спорт, пропаганду — всё за борт. Здесь мы песенки слушаем — про песенки разговариваем. И правила эти не просто так появляются, а с опытом.
Музыкант, который бьет три струны, даже обалденно, очень редко может рассчитывать на внимание. Оно уйдет к тому, кто делает это ярче. И артисты эволюционируют. Тут такие барды — будешь и плакать, и смеяться, и потный уйдешь. Это пласт искусства, которого почти нет. Те активисты, которые приезжают, не могут в хороший день получить хорошую площадку. Хозяин не отдаст. Хотите субботу — заплатите 10 тысяч. И у нас остается Публичная библиотека.
А тут мы фанатеем по гитарам и поэзии. То есть умный инструментальный рок. Не то что трах-бах по голове, а легкая перкуссия (музыкальные ударные инструменты, которые не входят в состав классической ударной установки; маракасы, треугольник, кастаньеты и др. — Прим. ред.).
Приезжал Игорь Белый. Он в 90-х делал хороший рок, с гитарами бегал по Подмосковью. Известный человек в бардовском сообществе. У меня бабушки тут плакали: «Мы его 12 лет ждали!» Вот целый пласт искусства, но на нем не заработать. А у нас если на тебе не заработать, то ты не существуешь вообще.
Публика 45+
Соседи иногда спрашивают: «А что, у тебя был концерт?» Им неслышно. Разве что летом, когда работает летняя площадка. Шумоизоляции в студии нет — так и шума нет, нечего изолировать, только мой голос.
Иногда происходят выпуски пара. Мальчики какие-то на углу покипишуют, а все думают, что это наши гости. И одна соседка возмутилась: «Вот у тебя тут! На углу! Вчера!» «А вчера, — говорю, — у меня никого не было». — «Но сейчас-то есть?» — «А пойдемте, покажу». Она заходит, а все зрители здесь старше нее!
Как сказала одна моя помощница, у нас ансамбль пенсии и пляски. Публика у нас в основном 45+, все взрослые. Маму мою раза четыре видел в зале, а так, если ей нравится артист, она открывает у себя окно.
Молодежи почти нет. Заходят, да, но они не то что не дотягивают, им, может, и кайф послушать какого-нибудь Сплина, но так, по случаю. Они посидят полчаса и уходят, потому что им нужен кураж. А тут какой кураж? Окуджава! Галич! Лермонтов опять же! Идут разговоры на тему их стихов, их жизней, поются песни. Ну вот недавно зашел один молодой человек, сын известного в Ростове артиста. Он взрощен человеком, который пропагандирует эту культуру. Он осознает, понимает. Но ему кайф веселиться, он мо-ло-дой!
В основном то, что я делаю, — хобби. А так я в кино немного помогаю, делаю декорации, плюс у меня достаточно большой опыт в открытии таких площадок — эта, получается, уже восьмая. Поэтому иногда ко мне обращаются за консультациями, я помогаю строить заведения.
«Студия ОМ» работала уже год, когда Владислав решил — пора начинать сотрудничать с ближайшими городами, чтобы приглашать артистов не только в Ростов. Дело не пошло быстро, но со временем, как сказал Влад, нашлись правильные люди — в Новочеркасске, Армавире, Краснодаре, Невинномысске, Ставрополе. Когда музыкант приезжает в «Студию ОМ», он потом едет и в эти города.
— Мне говорят, что я серый кардинал южного андеграунда — нет, это не так, конечно. Не, ну что-то я делаю, но цикл уже запущен. Меня не будет, а караванный путь из артистов уже едет. Главное было — запустить динамо-машину. Всего около 800 концертов проведено здесь и около 1600 по югу России. С разной успешностью, но в целом можно сказать, что авторская песня на юг поехала. Успешно? Ну можно похвастаться, что артисты в минус уже не приезжают.
Самая смелая мечта Влада — сделать по такой площадке в каждом городе России. И он чувствует в себе силы для этого.
— Я очень долго искал, кто мне будет помогать. Тем более в Ростове, да бесплатно? Армия стоит просто, двери палкой подпираю. Приехала девочка из Питера, она, наверное, единственная, которая плюс-минус понимает, чем я занимаюсь. Люди, которые помогают существовать искусству, быстро сдуваются — из тех, кто живет в Ростове. Но приезжают люди из других городов, которые готовы что-то делать, себя тратить, в то время как ростовчане идут работать в «Пятерочку».
Я хочу, чтобы какому-нибудь условному «мне» в 20 лет было куда сходить. А мне сходить почти некуда было. Чтобы еще отдавало толикой современности и был какой-то интеллектуальный уровень.