«Хутора эти никому не нужны»: как пережили «шторм века» на побережье Таганрогского залива

Вода в домах, вода во дворах — второй день жители хутора Морской Чулек расхлебывают последствия шторма, сильнейшего за последние годы. Хуторяне оказались среди нескольких тысяч пострадавших в битве между донскими водами и волнами Таганрогского залива. Корреспондент 161.RU Григорий Ермаков и фотограф Евгений Вдовин побывали в Морском Чулеке на следующий день после удара стихии, чтобы узнать о пережитом шторме и том, почему он — не самое страшное.

— Еще в ночь на понедельник было спокойно, ветер только сильный. А утром уже всё: в окно выглядываешь, гуси по огороду плавают, — делится свежими воспоминаниями продавщица в местном магазине. — Нас тут тоже в магазине топило, по воде ходили. Как в целом была обстановка? Ну. Обстановка — не фонтан.

Смеюсь вместе с ней над случайным каламбуром.

Морской Чулек — хутор как хутор. На востоке упирается в дельту Дона, на западе смешивается с другими прибрежными селениями, что тянутся до самого Таганрога. С юга его прижимает море, с северной стороны нависает железнодорожная станция.

В Морском Чулеке два магазина — только в одном есть хозтовары, а в другом их нет. Зато в обоих подают разливное. Еще есть спортзал, медпункт, мемориал героям войны и пункт выдачи Ozon, вывеска которого необычно контрастирует с выцветшими деревянными стенами. Есть школа, а детсада нет. Сельчане рассказывают: за него бились-бились, подписи собирали, подавали куда-то — да только не вышло ничего.

С централизованной подачей воды тоже, похоже, не вышло — на единственной доске объявлений в центре хутора висит свежая реклама бурения скважин. Рядом ветер треплет старые предвыборные плакаты ЕР и ЛДПР.

Дома в хуторе приличные, хотя и заброшек хватает — особенно много пустует белостенных хаток с соломенной крышей. Впрочем, и на целых жилищах можно увидеть вывески о продаже. Есть все шансы, что таких объявлений станет больше: во дворах ближе к побережью всё затоплено.

Дороги в Морском Чулеке бедовые: щебенкой присыпали только центральную улицу, а про асфальтированную дорогу мы слышали только из разговоров местных. Мы это поняли не сразу. Сперва удивились, что девушка прямо на железнодорожной платформе переобувалась в галоши. А потом прошлись — и поняли.

Переулки из центра Морского Чулека ведут к морю, но не Азовскому.

В советские годы, чтобы уберечь хутор от нагона воды, был возведен вал. Земли нагребли так, что перед валом образовалась низина. Всякий раз, когда море особенно сильно разгуляется, волна перебрасывается через вал, вода скапливается в низине. Образуется приличных размеров водоем. Из глади воды торчат руины жилого дома.

Морской Чулек — хутор как хутор. И люди там хорошие: к кому не обратишься с вопросом или за советом — всегда готовы помочь. И подскажут, и посмеются.

— Старые люди говорят: до 69-го года таких наводнений не было. А потом оно пошло — разницей лет в девять-пятнадцать. И каждый раз по осени почему-то. В 97-м году было, в 2014 году. В 14-м году было больше, было страшнее. В этот раз до нас мало дошло. А в 14-м — по самые окна! — рассказывает Валерий Слепченко.

Дом Валерия Николаевича, можно сказать, стоит на побережье Азовского моря. Оговорка «можно сказать» здесь не просто так — окна у Валерия Николаевича выходят на ряд брошенных домов и хаток по улице Звездной. Дома оставлены давно — обшивка порвана, крыша разбита, стекла битые, внутри свален мусор. Так что теперь дом Валерия Николаевича действительно самый ближний к морю.

Соседи разъехались после бедствия 2014 года.

А в этот раз дело было так. Валерий Николаевич приехал с предприятия «Металлург» в Таганроге, где работал в ночь. Утром он, да и другие сельчане, все ходили по берегу, ждали воды. Казалось, будто остановилась вода, но увы: в десять утра вода начала прибывать, прибывать, прибывать. Ждали, что вода придет со стороны вала. Но пришла она с другой стороны — со стороны центра деревни.

— Основной поток заходит с восточной стороны. Видели там — через хутор речка идет, Ерик? Вода по руслу поднимается, напитывает его, река встает и выходит из берегов.

Как вода начала подниматься, в доме Валерия сразу начали убирать вещи. Прятать всё ценное. Но не в дом, а то вода дойдет, а в сарай, в курятник — куда угодно, лишь бы на высоту. Как закончили, взялись бегать и ставить вешки — чтобы следить за подъемом воды. Поток ослаб только к полудню 27 ноября.

Дети Валерия Николаевича давно разъехались. Сам он остается в хуторе с племянницей-сиротой. На вопрос, почему не уезжает, заводчанин смеется.

— Почему остались? Да потому что раньше жизнь кипела! Оно после 2014 года начало всё разрушаться. Это вот эти дома, эти дома, — Валерий указывает на брошенные хатки. — Они же все поразъезжались. А там дальше по улице возвышенность, так там вообще земля сошла из-под ног. Просто дома пропали, люди уехали.

Хуторчанин признаёт: раньше потопов не боялся, а теперь даже и не знает.

— У меня дед здесь жил, 1891 года рождения, бабушка. Много повидали, и революцию застали. Здесь жили! Так и дома тогда строились, где вал сейчас, за вот этими заброшенными. А вода была ближе… Вон там, где та дерявина, — указывает мужчина на дерево, посреди камышового поля за валом. — И при этом не затапливало! Ни камыша, ничего здесь не было. Вот все и говорят, что как Цимлу построили, так и началось всё.

Бредем по валу, огибая скопившийся на его вершине поваленный камыш. Камыш лежит так плотно, что кажется, будто его специально сложили поверх вала — удержать волну. Но это естественное явление, которое местные зовут «заплавы». Волна валит камыш, накапливает его и подтягивает выше. Но много остается и на подходах к валу.

За валом по заплаву бредет мужчина в грязной спецодежде, ищет что-то. Направляемся к нему. Камыш под ногами хрустит, а если хорошенько провалиться, то можно услышать чавканье муляки. Мужчину зовут Дмитрий Гнедышев, вместе со своим маленьким трактором он путешествует по всему побережью, чтобы найти утерянное. Вода забрала его сарай.

— Был у меня сарай здесь, у дома. А теперь чистенько всё, как будто не было. Катер стоял, запчасти. Вот тут дверь торчит, вон там еще что-то. В сарае машина была разобранная, теперь хожу вот её, ищу по частям. [Даже] половины не нашел, — рассказывает Дмитрий. — Где найду чего — раскапываю.

По его словам, заплава во многом спасла Морской Чулек — камыш удержал часть потока. Но не будь его, вода сразу бы хлынула в хутор. Сам же вал — валом мало кто называет, это остатки вала. Его обещали отсыпать сразу после потопа в 2014 году, но этого так и не случилось. А всего-то, по мнению сельчанина, и надо — пару тракторов, чтобы приподнять хоть на один метр земли. И не было бы вообще никаких проблем.

Снесенный сарай стоял близко к дому, в котором живет Дмитрий. То, что дом сдержал поток, заслуга хуторянина. Сразу после потопа 14-го года он нанял трактор, заливал бетон — делал всё, чтобы не допустить подобного. Спрашиваю, почему остается здесь.

— Съезжать? А куда? Вы откуда, ростовские? Сколько однушка сейчас?

Горько смеемся вместе.

— Я побегал со своими грошами, понял всё. А у меня семья — отец старенький, двое детей. Бегал, искал, случайно заехал. Домик небольшой увидел, строиться можно. Воздух и море, нормально. А потом на следующий год как влупило: кто как раз шторм, а потом еще и снег завалил! Я в шоке: куда я попал?! Всё смыло, жена бегала, кричала — давай съедем.

Интересуюсь, как жена отреагировала на последний потоп.

— Да! Она вообще спокойно отнеслась. У нее вообще всё хорошо, — начинает смеяться Дмитрий. — Мы развелись уже как полтора года!

И снова хохочем.

Подходит мужчина, знакомый с Дмитрием. Начинают обсуждать — что нашлось, что еще нет. Из разговора узнаем — кто-то еще лазает по завалу, за самим валом. Оказывается, есть в селе и такие люди, что на беду отвечают предприимчивостью — и идут рыскать, таскать, что вода унесла. У кого-то лодка надувная пропала, а у кого-то даже якоря рыбацкие найти не удается. Вот потому Дмитрий ищет свои вещи.

— Да там вообще мужик один… Утром еще штормило, заплава гуляла. А там мужик ходит за бочкой. Я ему кричу: «Мужик, брось! Сейчас заплава завернет в потоке, "бахилы" воды наберутся, и всё, пропадаешь». А он с бочкой тащится.

Обсудив дела с товарищем, Гнедышев вдруг говорит:

— Сейчас же катаклизмы пошли последние года… И климат меняется.

На помощь от администрации Дмитрий не рассчитывает. Приходили две женщины, записывали имена и адреса — да и всё. Вот только технику никто не пригнал, чтобы починить вал. Как не пригнали и девять лет назад. Гнедышев идет к своему трактору, чтобы продолжить поиски утраченного имущества, и бросает напоследок: «Да хутора эти никому не нужны».

На вале стоит крест с Николаем Чудотворцем. Святой глядит на море. У подножья креста плотно навалена заплыва, словно Божией помощью волна удержана. А если пройти дальше и взобраться на плиты из ракушечника, которые когда-то подпирали крышу прибрежной беседки, можно увидеть залив — без всякого камыша. Видны даже чадящие заводские трубы Азова и корабли на рейде под Таганрогом.

А еще можно увидеть брошенное футбольное поле, почему-то не заросшее камышом. И одни ворота, что отказались покоситься перед стихией.