«Всё равно среди людей, понимаете?»: почему ростовские старики идут жить в дом престарелых

Этот частный дом в пригороде Ростова мало чем отличается от соседних: белый кирпич, маленькое крыльцо под куполом, перед ним — невысокая елка. Ее видно из окна Валентины Беляевой. Тут все ее зовут тетей Валей.

Тут — значит, в верхнетемерницком доме престарелых, где тетя Валя живет полтора года. Между собой постояльцы называют его «пансионат». Всего их здесь около двадцати человек: те тринадцать из них, кто может ходить, живут на первом этаже.

Валентине Беляевой 84 года. Из родственников осталась только двоюродная сестра.

Ее отец ушел на фронт, когда Вале было два года. Она его так и не запомнила. Остались неплотные воспоминания. Мама кому-то шлет открытки, получает письма. Мама переживает, что отец долго стоял в холодной реке, когда его отряд окружили. Мама рассказывает, что старшая сестра отца поехала в госпиталь к отцу и повидала его. Мама рыдает, а Валя не может ее развеселить — пришла похоронка.

Ей было семнадцать, когда мама умерла. Тогда Валя переехала в Ростов к тете и поступила в техническое училище. Пошла на завод «Горизонт», где и проработала всю жизнь. Сначала в цеху, потом поступила в техникум и перешла в отдел технического контроля. На заводе собирали радионавигационную аппаратуру для гражданских и военных судов.

— Не знаю, сейчас ходит молодежь или нет — по Садовой? Гуляет? Я жила на Пушкинской, между Газетным и Семашко. Где парк Максима Горького. На танцульки бегала, когда выходная от учебы. С девчонками подружилась, — вспоминает тетя Валя.

Когда с компанией друзей встречала Новый год в частном доме в Нахичевани, познакомилась с будущим мужем. Виктор только вернулся из армии и пошел провожать Валю. К концу года они поженились. Начали жить с родителями мужа.

— Не успела техникум закончить — ребенок у меня был, Дима. Так получилось. Я даже хотела сделать аборт. Его родители запретили. А мне же надо было на занятия… Свекор взялся за это дело, даже пеленал его. Тогда же рабочим только три месяца давали по уходу за ребенком. [Надо больше] — значит, увольняйся. А нельзя, хорошая работа была, — вспоминает Валентина.

Она поясняет плюсы работы: пенсия за вредность в 50 лет и прибавка к зарплате. При этом Валентина признает, что получала немного: максимум 130 рублей. Мужу выдали квартиру, и они перебрались на Северный.

Сын Дмитрий так и остался единственным ребенком. Когда вырос, женился на девушке из Азова. Молодожены поселились в квартире бабушки — бывшей коммуналке. Валентина вспоминает, что невестка была разочарована: хотела жить в новой квартире на Северном. Поэтому бабушкину квартиру скоро продали, и Дмитрий с женой перебрались жить в Азов.

В 2006 году Валентина овдовела — мужа погубила саркома. Следом начались проблемы с сердцем у сына. В Азове он работал слесарем на птицефабрике. Поставив диагноз, врачи запретили Дмитрию поднимать тяжести. Дали инвалидность, и жена привлекла его к домашней работе: убирать, стирать, провожать сына в школу. Спустя время, поработав охранником, Дмитрий стал помогать родителям жены строить дачу — носил бетон, строил забор, дом. Валентина уверена, что так он добил свое здоровье. Дмитрий умер в больнице в 2014 году — вскоре после развода.

— [Невестка] видит, что с него толку никакого не будет, начала английским языком заниматься, — вспоминает тетя Валя. — А потом нашла жениха по интернету в Америке.

Внук Беляевой вместе с матерью теперь живут в США. С бабушкой почти не общаются: она знает только, что парень работает где-то менеджером. Валентина вспоминает, что раньше невестка еще приезжала в Ростов, в гости. Спрашивала: кому достанется квартира на Северном, если у Валентины не осталось родственников?

— «Что-то будет, только не вам», — вспоминает свой ответ тетя Валя. — И она перестала ездить.

Валентина помнит момент, когда осознала свое одиночество. Стали давить стены в квартире. Звук телевизора не заполнял пустоту, а только раздражал. Она читала книги, разгадывала кроссворды. Иногда в гости заглядывали соседки. Иногда Валентина спрашивала у них, надо ли что купить на рынке. И постоянно думала: хорошо, что пока нормальное здоровье. А дальше что?

— Такой момент поворотный… переворотный даже. На шестом этаже жила женщина. Моложе меня. Одинокая. В церковь ходила часто. Она умерла и три дня пролежала дома одна. А потом когда я одна была, схватил желудок. Язва желудка оказалась. Я наглоталась лекарств от температуры и спровоцировала. Скорую вызвала, у меня была рвота с кровью. Отлежалась в БСМП-2, два дня в реанимации. И думаю: это вот так сейчас получилось, а как получится дальше — неизвестно. Я и заговорила про пансионат.

Валентина подчеркивает: захотела так сама, никто на аркане не вел. Двоюродная сестра объездила региональные дома престарелых. Пансионат в Верхнетемерницком ей понравился больше всех.

— Всё равно среди людей, понимаете? — говорит она. — Тут спокойней, чем дома. <…> Хочу уйти на небеса. Мне не надо уже жить. Для чего? У меня никого нет. Другие — для детей, для внуков… Нету у меня никого. Я мужа очень любила, сына — и их теперь нет.

Пансионату пять лет. Среди жильцов есть те, кто тут с самого открытия. Сейчас из двадцати постояльцев — пятнадцать с деменцией.

— Они говорят вещи, которые с реальностью никак не связаны, — рассказывает управляющая пансионатом Яна Кузнецова. — Например: «Я хочу в школу». Или беспокойно ищут своих маленьких детей — уже взрослых. Забывают, что говорят, забывают, кушали они или нет.

Иногда в пансионат привозят людей после операций — например, в этом году заселилась женщина, восстанавливающаяся после перелома шейки бедра. Ее положили на второй этаж, в комнате убрали лишнюю мебель, чтобы женщина могла передвигаться на ходунках и разрабатывать ногу. Она быстро пошла на поправку и уехала домой. Но такие случаи — редкость. В основном тут остаются навсегда.

Жильцов пансионата осматривают врачи горбольницы № 8, рассказывает Кузнецова. Медики берут кровь на анализы. По желанию можно пригласить психиатра.

— Мы заботимся о них, чтобы наши подопечные не выживали, а жили свою старость. Как возможно за ними ухаживаем, вкусно кормим, — говорит Яна.

Она пришла сюда работать около года назад. Физически не сложно, признается она. Но когда умирают пожилые люди, к которым успел привязаться — это больно. За год в пансионате скончались около десяти человек. Все были в тяжелом состоянии — после инсульта или с онкологией.

— Всё, что мы можем дать — уход и питание. Ну, и есть кто приезжает после инсульта. Они лежат подолгу, не могут ходить.

Яна плакала после смерти бабушки и дедушки — давних постояльцев пансионата.

— Чем дольше ты работаешь, тем больше привязываешься. Но ты понимаешь. Что возраст, их состояние, они действительно люди болеющие. Это предполагает такой уход, — говорит она. — По ним сразу видно, когда ухудшается состояние. Это контролируется. Либо медсестра, либо нянечки говорят. Что плохо кушает, давление, другие признаки. Когда видишь по человеку, что уже недолго, постоянно контролируешь его. Они ходят, проверяют.

Многие не видят — двери комнат непрозрачные, а люди в основном умирают ночью.

— Я плакала. Поначалу было непривычно. Но я считаю, мы делаем хорошее дело, доброе. Они в чистоте, тепле, накормлены, у них есть телевизор, в каждой комнате компания, они в социуме. За ними ухаживают, их любят. Каждый год их поздравляют — к нам приезжают Дед Мороз и Снегурочка. Волонтеры приходят.

Жильцов пансионата часто навещают волонтеры благотворительной организации «Пища жизни». Они приносят выпечку, фрукты, соки и конфеты.

Месяц в доме престарелых можно жить за пенсию. Потом, если нравится, понадобится оплачивать полную стоимость проживания — 30 тысяч рублей в месяц.

В пансионате встают рано. Сотрудницы будят жильцов в семь утра. Начинается утренний туалет — купание, смена памперсов. За этажом закреплена ответственная сотрудница. Жители первого этажа приходят в столовую на завтрак. Тех, кто лежит на втором, кормят с ложечки. Есть те, кто ест через зонд.

На завтрак в пансионате едят молочную кашу. На второе — супы, борщи, котлеты, макароны по-флотски. Готовит повар — еду на стол подают свежей. После завтрака у обитателей пансионата свободное время. Можно смотреть телевизор, общаться. Но многие продолжают спать — они часто встают ночью то в туалет, то выпить воды. Сон в старости бывает беспокойный, поэтому люди хотят спать и днем.

— Есть бабулечки, которые лезут в чужой шкаф. И [хозяйка] ей кричит: «Зачем ты взяла мое платье?» — и начинается. Но чтобы злиться, ругаться… Они сидят кушают, мы уже смеемся — [сотрудница] говорит: «Так, Валя, иди в комнату, смотри, чтоб твое платье не украли». Она — раз — доела, побежала-побежала. Но они дружелюбные.

Еще в пансионате есть маленький питомец: четырехмесячный той-терьер Чики. Его оставила сотрудница, когда уезжала из Ростова. Чики знает все комнаты.

— Зайдет сначала в мужскую, потом побежал по бабушкам. Он у них ворует тапки, они бегают за ним: отдай сюда тапки! Гладят. Он очень ласковый.

Старикам дают читать книги. У Валентины Беляевой на тумбочке — русская классическая литература. Но обычно постояльцы отказываются.

— Кто-то говорит, что лучше телевизор. Есть у нас дедушка, он любит читать. Но у него деменция, он читает одну страницу несколько раз. Читает и перечитывает.