«Полполовника, Христа ради». Почему ростовские старики встают в очереди за бесплатными обедами

Во дворе дома № 41 по улице Вятской шумно. В густой тени каштанов опустошают плошки с борщом двое мужчин, сидящих на автомобильных шинах. У тротуара стоит покрытый домашней клеенкой столик. С одной стороны — волонтеры в оранжевых фартуках. С трех других — голодные люди. Около шестидесяти человек. Кто — с эмалированными плошками и кастрюлями, кто — с одноразовой посудой, кто — с ведерками от майонеза.

— Пожалуйста, первое! — тянет пластиковую тарелку мужчина в выстиранном джинсовом костюме. Стоящая рядом бабушка косится на его миску и меняется в лице, заметив следы от борща.

— А вы разве не получали? Очередь вообще-то одна.

— Я не жрал столько дней. Дайте борща, пожалуйста, — бросает в ответ мужчина. — Товарищ волонтер! Борща налейте, Христа ради.

Волонтер опрокидывает содержимое половника в его чашку. Мужчина отходит, осторожно опускается на бордюр, держа тарелку вытянутыми руками, чтобы точно не расплескать ни капли. Ест быстро, ни на кого не глядя. Возвращается к столу.

— А второго не будет?

Тарелку наполняют кашей с овощами, кладут пирожок и кусок хлеба. Мужчина опустошает содержимое тарелки и говорит в никуда: «Еще борща».

Сообщество благополучателей

Виктору Пожидайкину еще пять лет жить впроголодь — до пенсии. Он работал грузчиком в Ростове, но больше никуда не принимают.

— Как бык здоровый, не берут на работу. Старый — 60 лет. Семьи нету. Жена померла, дочка живет отдельно. Ей-богу, голодный. Взяли б на работу — побежал. Но кому мы нужны?

— Кто там по второму кругу? Подходите, — зовут волонтеры, вручая последнюю тарелку с борщом бабушке.

Виктор подскакивает и вновь оказывается у стола.

— Взял без очереди и еще лезешь, — недовольно говорит старик с аккуратно подстриженной седой бородой.

— Полполовника!

— Пошел вон. Мы в очереди стоим. Первый раз без очереди, второй… Не наливайте ему!

— Не ругайтесь, — вмешивается бабушка в медицинской маске. — Покормите. Он целыми сутками голодает.

Кто-то ест на бордюрах, держа тарелки на коленях. Другие заворачивают набранную еду в ведерки или постиранные пакеты. Среди них — 76-летняя Александра Ткачева.

— Я только сюда хожу, — признается она. — Привыкла здесь. Вкусно готовят. Дома некому — я старенькая, а сын больной. Дают мне и на сына, домой несу. Мы вместе живем. Он болеет, плохо ходит и лежит. Пенсию еще не получает, но оформляем. Я получаю, на нее и живем.

Волонтер Светлана Кукина окликает Ткачеву, прежде чем та уходит. Кладет ей хлеб с собой. Бездрожжевой, на закваске, Кукина печет его дома, в своей духовке.

Она раздает еду два с половиной года. Пришла, когда помогли ей самой: накануне первого ковидного карантина женщину обокрали телефонные мошенники. Светлана осталась без зарплаты, продуктов, с кредитом на 180 тысяч рублей. Знакомые посоветовали обратиться в фонд «Пища жизни».

— И помогли. Сказали: может, вы тоже будете готовить? А я пеку неплохо. И вот я потихонечку, — она разводит руками, кивает на ярко-оранжевый волонтерский фартук.

Нуждающихся в обедах называют благополучателями, обращаются на «вы». Кормят едой без мяса, рыбы и яиц. Такая еда безопаснее в жару. В этот раз кормили борщом с фасолью, кашей с овощами и свекольным салатом. Пироги и хлеб испекла Светлана.

Обеды раздают на Вятской, потому что адрес в городе известен: там же по средам и воскресеньям раздает обеды церковь.

— Приходят люди, попавшие в беду, беженцы, - продолжает Кукина. - Есть постоянные люди без определенного места жительства, но их мало.

Светлане Бублик 73 года. Усмехается: фамилия съедобная, а есть нечего. Живет она на Вятской. Одна. Раньше много готовила, но недавно Светлану разбил инсульт.

— Я не могу готовить, у меня руки трусятся. Сейчас лежала, у меня высокое давление было. Выпила таблетку, легла и думаю: я дойду сюда или не дойду? Я только встала, накинула, — показывает она на домашний махровый халат.

У Бублик есть дети, но «у них свои семьи». Дочь работает — много работает, подчеркивает женщина. И дети у нее маленькие, болеют.

Сегодня обедают, завтра сами кормят других

— У меня финансовые трудности, поэтому оказался здесь, — рассказывает Сергей Кошман, держа полупустую тарелку с кашей. — На данный момент не работаю. Мне 48, трудно устроиться из-за возраста. Я был кладовщиком склада.

С женой Кошман развелся, дочь «чем может, помогает».

Шестидесятилетний Василий Малишевский приходит за бесплатными обедами уже полтора года. Если может прийти. Василий проходит курсы химиотерапии, после которой не всегда находит силы подняться с кровати.

Если по субботам Малишевский чувствует себя хорошо, бреется и собирается во двор.

— Я местный, тут живу. Мимо шел. Вижу как-то — очередь. Подошел. Хорошо, что здесь чисто вегетарианское, диетическое. Мне как раз подходит. Я один. Когда лежишь неделю пластом, даже воды некому принести. У дочки восемь лет своя семья. Жена… 35 лет ей было, молодая. И нет ее. Вообще нет. Умерла.

Малишевский помогает волонтерам разносить еду по средам и воскресеньям. Вспоминает, что помогал на Первомай раздавать еду и загружать в машину.

Василий Малишевский работал слесарем на «Ростсельмаше», в литейном производстве. Говорит, что часто тянул мышцы, но к физическим нагрузкам привык. Даже уволившись, продолжал заниматься спортом. Однажды он присел дома с весом.

— Порвал мышцу — это бывает. Огнем пекло. Я же знаю — оно зарастает. Заросло. Это было два года назад, в ноябре. Месяц поболело и перестало. А к весне пошел в поликлинику, а там послали на УЗИ. И оно показывает 16 миллиметров новообразования в лимфосистеме. Потом консилиум врачей. Сказали — злокачественное. Было бы простое, его бы просто вырезали — и всё. Хожу на химиотерапию. Капают, капают.

Он называет код болезни. Сейчас, шутит Малишевский, врачи не пишут такое словами.

— Сами вы не готовите? — спрашиваю.

— Пока дочку растил, всё делал. Сейчас лежу пластом, встать даже тяжело. Вроде меня на облучение хотят. А это значит — можно и выжить.

Накануне реформы 2018 года Василий успел выйти на пенсию — говорит, что повезло, потому что иначе после 60-летнего юбилея, вероятно, остался и без работы, и без пенсии.

— Очень хорошо. Очень хорошо для них. Чем больше [людей] помрет, тем для них лучше, — горько шутит он о поднятии пенсионного возраста. — Нам же гарант Конституции обещал по зомбоящику. Что он только ни обещал! Как там потом говорят [работодатели]: тебе Путин обещал? Вот иди к нему. Те, которые не берут предпенсионный возраст [на работу].

У благополучателей с Северного лишь одна просьба к чиновникам: поставить на Вятской лавочки, чтобы не приходилось класть тарелки на бордюры.