Родная школа

Здание гимназии номер 45, что расположено на углу Ворошиловского проспекта и улицы Станиславского – одно из самых старых в нашем городе.

П-образный контур здания различается уже на городовом плане Ростова 1868 года. Именно в нем размещалось первое городское учебное заведение – первое уездное училище, основанное в 1827 году. Классы и кабинеты занимали весь второй этаж и часть первого вдоль Московской улицы. А цоколь и первый этаж вдоль Большого проспекта (ныне – Ворошиловский) и Старо-Почтовой улицы (ныне – Станиславского) арендовали магазины.

Первоначальный хозяин здания не известен, а вот с 90-х годов 19 века, когда здесь располагалось частное учебное заведение М.А. Папкова, дом числился за купцом Петром Дмитриевичем Мухиным.

Парадный вход с небольшим крыльцом, как и в наши дни, располагался на фасаде со стороны Большого проспекта.

Планировка здания практически не изменилась до наших дней: великолепная междуэтажная железная лестница с замысловатыми узорами обращена к центральному входу и поражает каждого, кто только заходит в здание. Симметрично по отношению к лестнице расположены рекреационные помещения с кабинетами. Со стороны Московской улицы расположен спортивный зал и служебные помещения. Кабинетов в наше время было всего 33. А под замечательной лестницей был каждую перемены склад наших портфелей, которые мы ловко забрасывали под нее по пути в школьный двор, где играли в футбол, или в буфет, который вместе с раздевалкой и кабинетами труда и домоводства располагался в подвале здания. После звонка, зовущего на урок, толпа пацанов устремлялась под лестницу за своими портфелями, которые найти было не так-то просто, что и было причиной частых опоздания на урок.

Кстати, с подвалом связаны две очень интересные и яркие истории моей школьной биографии. История первая произошла примерно классе в седьмом, когда мы с другом на перемене, перед самым началом урока французского языка, на полу в кабинете смешали порошок алюминия с кристаллами йода (предварительно похищенного из лаборатории кабинета химии), капнули в смесь водички и вызвали тем самым мощную реакцию с фиолетовым едким дымом, огнем и чудовищным запахом. Честно говоря, с пропорциями мы явно переборщили, дым валил густой и обильный, что напугало преподавателя, который кинулся в буфет, находившийся рядом с кабинетом, схватил стакан воды и начал заливать огонь и дым, чтобы потушить пожар. Но вот этого как раз и нельзя было делать категорически, ибо вода являлась катализатором реакции, что, естественно, повлекло ее усиление. Вспыхнуло пламя, клубы дыма заполнили кабинет и поползли по подвалу, наши одноклассники стали выбегать из кабинета со слезящимися глазами. Мы и сами испугались, поэтому бросились тушить огонь. Все окончилось благополучно. Пятно на линолеуме осталось навсегда, белые окна и двери стали желтовато-оранжевыми (мы их отмывали еще где-то недели две, но бесполезно), урок был сорван, родители вызваны в школу, из кружка химии мы были исключены. Ну что же, не такая уж и большая цена за пережитое приключение и полученное удовольствие... Но вот, что примечательно – на этом самом уроке я получил «пятерку». Наши учителя никогда не смешивали оценки за знания и за поведение. Поэтому «пятерка» по французскому в конце четверти была дополнена «неудом» за поведение.

Вторая история вообще, по-моему, в духе сюрреализма, ибо никто не мог объяснить ни тогда, ни сейчас, откуда у нас, четырех учеников восьмого класса, появилась идея каждую перемену спускаться в буфет, покупать один соленый огурец, стакан чая, съедать и выпивать их и спокойно уходить. Сегодня это бы потянуло на перформанс... А тогда, помню, нам просто было весело. Но недолго. Примерно через неделю директор школы, Людмила Лаврентьевна, замечательная женщина, прекрасный преподаватель математики, попросила нас (именно попросила – без записей в дневнике, без криков и ругани) передать родителям, чтобы они пришли в школу. Не чувствуя за собой никакой вины (все наши шалости того периода на вызов родителей в школу явно не тянули), мы поинтересовались – за что? И тут выяснилось, что бдительная буфетчица сообщила напрямую директору, минуя классного руководителя, что четверо ребят из 8а каждую перемену спускаются в буфет, съедают по соленому огурцу, выпивают стакан сладкого чаю и при этом очень веселятся. Был сделан вывод о том, что мы либо глотаем какие-то таблетки, либо что-то пьем, какой-то наркотик, который потом запиваем чаем и «закусываем» соленым огурцом. Обвинение было настолько абсурдным, что мы даже не восприняли его всерьез, сказали Людмиле Лаврентьевне, что это – полный бред, что мы просто веселимся и, если это кого-то наводит на мысли, что мы – наркоманы, то мы перестанем вообще ходить в буфет. Как выяснилось на следующий день, все четверо из нас дома рассказали родителям про это бредовое обвинение и про разговор с директором. Наши родители, все абсолютно, восприняли эту ситуацию гораздо серьезнее, чем мы (и теперь, имея собственных детей, я понимаю, почему) и назавтра пришли в школу к директору, чтобы разобраться в ситуации. Пришли с утра, к началу занятий, не сговариваясь. В 8:00 наши родители и мы стояли в кабинете директора, вернее – стояли мы, а родители сидели. Но разговор был очень коротким. Людмила Лаврентьевна сообщила, что раз мы рассказали про ситуацию своим родителям, и они моментально пришли в школу, она уверена, что нам, действительно, нечего скрывать и произошло недоразумение. Нас отпустили из директорской на уроки, а родители задержались еще на какое-то время, но суть беседы нам не рассказали. История закончилась. Почти. Потому что мы пришли к буфетчице и спросили, что ее насторожило – чай или соленый огурец? Она не захотела с нами разговаривать, чем вынудила нас следующие два дня на каждой перемене покупать в буфете сладкую сдобную булочку за 11 копеек и все тот же соленый огурец. Она попыталась нас не обслуживать, но мы задерживали всю очередь, возмущались и громко требовали еды. Через два дня директор попросила нас прекратить мстить бдительной женщине, и вот тогда уже история закончилась, хотя вспоминали мы ее часто.

Но вернемся в более далекое прошлое.

В середине 60-х годов 19 века смотрителем училища становится городской голова А.М. Байков, при котором в училище открывается ремесленный класс.

В 1877 году уездное мужское училище преобразовали в городское четырехклассное, которое позже сменило частное учебное заведение Папкова М.А., просуществовавшее здесь до 1898 года.

С 1906 года в здании располагается частная мужская гимназия Н.М. Степанова, которая, благодаря ее основателю и прекрасному коллективу преподавателей, считалась лучшей в городе и просуществовала на этом месте до 1912 года, переехав потом в собственное здание на углу Соборного переулке и Сенной улицы (ныне – улица М. Горького).

А в нашем здании в 1912 году появляется частная женская гимназия П.Х. Тертерьян с пансионом и детским садом, которая просуществовала до 1917 года.

Настало смутное время, но уже в 1918 году здесь появляется гимназия, учрежденная Ильей Григорьевичем Шершевским на базе начального училища. В 1921 году гимназия преобразуется в советскую трудовую школу номер 96, где Шершевский остался директором.

В 1922 году школа съезжает, и на два года в здании располагается юго-восточный союз сельскохозяйственных кооперативных союзов «Ювсельсоюз». Но через два года школа возвращается, а директором ее становится дочь И.Г. Шершевского – Е.И. Шершевская. Именно тогда в школе факультативно преподавали еврейский язык.

В советские времена школа переживает многочисленные пертурбации, как и вся страна... Она была школой-девятилеткой имени П.П. Блонского, средней школой номер 45 имени «Пятилетка в четыре года» (хорошее название, правда?..), и, наконец, с 1937 года – средней школой номер 45 имени С.М. Кирова. Я учился именно в этой школе, а в зале на первом этаже, справа от центральной лестницы, возле входа в кабинет географии стоял громадный памятник Сергей Мироновичу Кирову, покрашенный глянцевой белой краской, около которого я первый раз в школе подрался со своим одноклассником, оказавшимся сильнее меня. Так что он пошел играть дальше, а я остался около памятника«зализывать раны»... А случилось это 2 сентября 1975 года, то есть уже на второй день моей школьной жизни.

В послевоенное время и до конца 50-х годов 20 века школа превратилась в женскую, и только потом – в школу со смешанным обучением и одну из самых престижных в городе.

В 60-е годы 20 века фасады здания утратили свой архитектурный колорит, впрочем, как и многие другие здания Ростова, да и страны в целом...

Но остался дух тех самых учебных заведений, которые на протяжении более, чем 150 лет располагались в этом здании. Остался дух учеников и преподавателей, дух просвещения. Место, как говорится, намоленное.

Это, действительно, была особая школа...

Всего два параллельных класса, «А» и «Б», мало учеников, мало учителей, все друг друга знали по фамилиям и именам, тесно общались. Неслучайно, сегодня, по прошествии 26 лет после окончания школы, мы помним имена и клички не только тех, кто учился с нами в одном классе, но и тех, с кем просто общались и дружили, а общались мы со всеми на пять лет старше и на три года младше.

Маленькое помещение, в отличие от громадных советских школ, замечательный коллектив преподавателей, обучение французскому языку со второго класса, ежегодные визиты французских лицеистов – все это придавало школе и ее ученикам ореол некой исключительности и элитности (конечно, в советском понимании этого слова). Все учителя были исключительно доброжелательны.

Например, я помню историю, когда на спор с одной одноклассницей, пообещал в пятницу днем организовать дискотеку в субботу вечером, что было практически нереально...

Школьная дискотека в начале 80-х прошлого века – это согласование за месяц с директором или завучем, объявление на доске расписания уроков с указанием, для кого она организуется (для учеников 7-10 классов), кассетный магнитофон с подключенными к нему двумя колонками и усилителем (о технике надо было договариваться заранее в лингофонном кабинете у Жана Николаевича, учителя французского языка и замечательного мужика, которого мы все очень уважали), выключенный свет в одном их холлов (чаще всего – на втором этаже), отсутствие какой-либо программы и вечные споры, какую песню поставить (быструю или медленную), смена песен и кассет в магнитофоне, производимая не dj, а тем, кто сильнее или напористее, дежурный учитель за дверью, которому не очень радостно сидеть в пустой школе вечером в субботу.

Хитами наших дискотек были: Adriano Celentano – Soli, шведская группа Secret Service с изумительными альбомами 1980 и 1982 годов, Steve Miller Band с песней «Абракадабра» и куча слащавых итальянцев с мелодичными медленными и быстрыми композициями.

А это фото того самого зала на втором этаже, где и проходила эта и большинство других дискотек (взято на сайте гимназии 45):

Так вот мне удалось организовать именно такую дискотеку за полдня, просто честно рассказав всю историю пари завучу школы Боднеру Владимиру Григорьевичу, который пожертвовал своим субботним вечером...

А я выиграл спор на один рубль!.. Отдали мне этот рубль копейками – я получил сто монет по 1 копейке!..

И таких случаев было много...

А как нас учили!.. Как преподавали!..

У наших детей не такая школьная жизнь, как была у нас...

Источники:
Л.Ф. Волошинова «Перекресток столетий».
В.С. Сидоров «Энциклопедия старого Ростова и Нахичевани-на-Дону».