Три представительницы прекрасной половины ростовских СМИ на собственной шкуре ощутили, что такое быть следственно-арестованными. Необычную акцию для журналисток устроил Главк донского ФСИН в преддверии 8 Марта и дня создания уголовно-исполнительной системы России.
«Богатяновский централ», СИЗО на Кировском – много названий у старейшей и всем известной тюрьмы Ростова, которая не прекращала работать даже в годы фашистской оккупации. Воровали в нашем городе всегда, и неважно, у кого – зажиточного купца или немецкого офицера. Поэтому «от сумы и от тюрьмы не зарекайся» в Ростове не забывают никогда.
Вот и две из трех девушек попали в СИЗО по «воровской теме», и только я, назвав себя Ивановой Аленой, она же Лёля, она же Ленчик, она же рыжая, заупрямилась: «Не хочу по 158 статье УК – пойду по 159, части четвертой!» Это мошенничество в особо крупном размере, да еще в сговоре с группой каких-то лиц. Как только легенда была готова, нам показали автозак – спецмашина для спецконтингента. Рядом кинолог с огромным ротвейлером по кличке Рэм. Строго наблюдает, как мы с руками за спиной идем к автозаку. Железная дверь захлопнулась – мы в мини-камере.
«Камера на 15 мест, рядом еще такая же и одно место отдельно, – поясняет сопровождающий нас в спецмашине сотрудник СИЗО Владимир. – Отдельно от всех мы обычно возим подельников, чтоб по дороге в суд они не успели договориться». Там же, в автозаке, нам выдают сумки-баулы, в них роба, какие-то туалетные принадлежности.
Под лай собак автозак въезжает во двор СИЗО, раздается «С вещами на выход». Строго по одной нас препровождают в темную-темную комнату. Следует команда: «Лицом к стене, руки за спину». Стоя лицом к стене, поднимаю голову, пытаюсь разглядеть комнату. Улыбка сходит с лица. Тут к следственно-арестованной Ивановой обращается капитан внутренней службы: «Дата рождения. Статья?». Повернувшись кругом, отвечаю заготовку по легенде, а вот дату рождения почему-то называю свою. Совершенно серьезным и строгим голосом капитан вещает: «Добрый день. Вы прибыли в следственный изолятор №1 города Ростова-на-Дону. Вы обязаны соблюдать правила внутреннего распорядка. Передвигаясь по изолятору, вы должны держать руки за спиной. Вы предупреждаетесь о том, что ведется видеонаблюдение».
Дальше нас ведут по каким-то коридорам в сопровождении... овчарки. В одном из коридоров снова ставят лицом к стене. Досмотр. Сумку на рентгенаппарат. Сотрудница СИЗО требует снять куртку. Тщательно проверяет карманы, прощупывает подкладку. Затем «проходится» металлоискателем по джинсам и свитеру. Тут же меня ставят к зеленой стене, мужчина в форме фотографирует меня для картотеки СИЗО – анфас, профиль. Затем приглашает к столу, «откатывает» пальчики: сначала по одному, потом отдельно большой палец и ладошка с четырьмя пальцами.
Снова идем по каким-то мрачным коридорам – это действительно не санаторий – поднимаемся по каким-то лестницам. Пролеты в сетке-рабице, кругом решетки. Ощущение полного непонимания, что со мной и где я. И тут окончательно «прибивает» идущий навстречу огромный мастиф в камуфляже ФСИН. Заглянув в его налитые кровью глаза, понимаю: перекусит пополам в одно касание. Кинолог еле сдерживает пса. Шок.
Наконец нас приводят на какой-то этаж, у камеры снова ставят лицом к стене. Осматриваю коридор: он светлее, на непроницаемых окнах с решетками искусственные вьюны – «женское крыло». Первая вхожу в камеру на восемь коек, сразу сообщаю «сокамерницам»: «Вон та нижняя койка, что у окна, моя!» Начальник СИЗО, грозного вида майор, говорит: «Располагайтесь, скоро обед». Спрашиваю у гражданина начальника: «Тут я вижу веник, совок. Убирают сокамерницы сами?» Гражданин начальник кивает и добавляет: «Назначается дежурная. Она убирает, и она же одна принимает тарелки с едой, кружки с компотом во время завтрака, обеда, ужина». На вопрос «а если дежурная будет вечной», майор лукаво улыбается: «Сами договаривайтесь – вечная или невечная». Он выходит, дверь за ним запирается.
Пока осматриваем, что да как, присаживаюсь на койку. Тут открывается окошко, и фотокор Аркадий Будницкий запевает: «Сижу на нарах, как король на аменинах». Обстановка разряжается. Аркадия отодвигают от окошка и требуют подать тарелки. Нахожу их в шкафу, но дежурить не собираюсь. Демонстративно усаживаюсь за стол. Сокамерница помоложе принимает баланду: борщ (действительно невкусный), каша с тушенкой (есть можно), хлеб (самое вкусное блюдо в СИЗО) и компот (тоже ничего, пойдет).
Далее встреча с реальной «жительницей», осужденной 45-летней Мариной Шебановой из хозотряда. На вид вполне милая женщина, ну никак на мошенницу не тянет. Небольшой макияж – тушь на ресницах. Работает в буфете. В отряде Марины 12 осужденных женщин.
«Я осуждена к семи годам и семи месяцам за мошенничество – не справилась с кредитами банка, – начинает непростой разговор Марина. – В июле уже пять лет, как отбываю наказание. Кстати, кредит я погасила, пока находилась на свободе. Но машина уже закрутилась к тому времени, и банк не стал отзывать из суда заявление. Вот такая кредитная история. Надеюсь выйти не в 2015 году, а пораньше – жду УДО». У Марины две взрослых дочери, двое внуков, ждет третьего. Сейчас она уже никакой работы не боится и говорит, как все, кто когда-то «отсидел» – за решеткой начинаешь все ценить совсем по-другому. Женщина еще не решила, чем займется на воле, но кредиты в банке она уже точно никогда не возьмет.
По дороге на «волю», следуя все теми же темными-темными коридорами, начальник СИЗО Сергей Саранцев поясняет, что сегодня пресловутого перелимита в учреждении нет, и что между мужчинами и женщинами разницы в содержании тоже нет. Разве что к женщинам несколько другое отношение со стороны сотрудников СИЗО: и тон помягче, и голос потише.
Вот мы миновали и ту самую комнату, с которой началось знакомство с СИЗО, и оказались во внутреннем дворе, залитом солнцем. Вот уж действительно: на свободу с чистой совестью. У всех троих – неподдельная радость в глазах. Хорошо, что это всего лишь экскурсия, но запомнится она надолго.