«Давай обнимемся, а то, может, уже не сможем». Как азовчан забирали в солдаты

Только подходишь к толпе мобилизуемых, как в нос бьют крепкие ароматы спирта и табака. Люди стоят небольшими кучками, с семьями или такими же будущими бойцами. Мужчины по очереди заходят в здание Дворца культуры, преобразившегося в отдел военного комиссариата. Там оформляют документы и дают первые приказы.

— Некоторые уже уехали в двух автобусах: один — в Чечню, второй — в Краснодар. Там те, у кого уже есть боевой опыт, — объясняет мне девушка с опухшими от слёз глазами.

Она не находит себе места, смотрит на своего молодого человека. Юноша с покрасневшим лицом стоит с тяжелым военным рюкзаком на плече. Пока говорим, лямки лопаются, и юноша с потерянным взглядом начинает тщетно чинить амуницию.

— Таких, как он, не должны забрать, он рядовой просто, — сбивчиво говорит его девушка, стараясь не заплакать снова. — Сказали, что на две недели заберут в Ростов, чтобы прошел обучение, а потом может прийти уже боевая повестка.

К 10:00 людей у ДК не так много, как утром — комиссия работает с 08:00. Но под козырьком Дворца культуры, где все прячутся от моросящего дождя, шумно от шепота. Дворик на время будто обволакивает туман из сигаретного дыма. Затушив одну, руки мобилизованных тянутся за второй, затушив вторую — за третьей.

Из здания выходит парень в синей куртке и со стеклянными глазами подходит к кучке своих знакомых. Комиссия сказала ему вернуться завтра утром. Парня отводит в сторону мужчина лет 55, крепко обнимает.

— Всё будет хорошо, сына, всё будет хорошо, — он гладит синюю куртку парня. — Ты держись только при маме. Всё будет хорошо.

Отец держит сына за плечи, пристально смотрит в потерянные глаза. Юноша кивает, и они вместе возвращаются к товарищам. Недалеко от них — другая компания: молодая пара, женщина в годах и девушка.

— Мы брата ждем, — говорит высокий парень. — Несправедливо, что его забирают. Мать и сестра волнуются вот. Да все мы переживаем, что сказать.

Рядом стоят мужчины лет 30. Кто-то уже с сумками и в камуфляжной одежде. Они нервно смеются, тихо что-то обсуждают. Их супруги молча стоят рядом, будто ждут чего-то. Из дверей Дворца культуры выходит их товарищ.

— Ну что, Сашка, давай сейчас обнимемся, а то, может, завтра уже и не сможем, — с грустной улыбкой говорит крепкий мужчина, разводя сильные руки, чтобы обнять Сашку.

Парни помоложе обсуждают судьбу друзей, кому тоже пришла повестка. Они оживленно всматриваются в толпу — то ли в поиске знакомых, то ли просто, чтобы оценить окружение. Только эти бегающие взгляды выдают внутреннее беспокойство.

— А смысл бегать, сейчас объявят полную мобилизацию, куда убежишь? — рассуждает голубоглазый юноша лет 25. — Планы были большие — семья. А теперь…

Парень пожимает плечами, пытается улыбнуться.

В это время шумная группа мужчин, заливаясь смехом, что-то обсуждает. Они стоят вокруг горки из сумок и оживленно обсуждают предстоящие «приключения». У одного звонит телефон — из динамиков доносится песня «Владимир Путин — молодец». Под эти звуки утирают слезы три женщины. Время от времени они закрывают лица руками, потом закуривают.

— Нам ничего не рассказали толком, уже полдня тут стоим. Кого-то уже забрали, кому-то сказали идти домой и ждать звонка. Ну мы и так на нервах, неужели нельзя было позаботиться об организации, — негодует одна из них.

Азовчанка провожает сына. Стоило ей начать рассказ, как по морщинам у глаз вновь текут слезы, которые она тщетно пытается поймать в носовой платок. Но слезы снова и снова подступали, как тот мелкий, моросящий дождь, накрывший сегодня Азов.

— Меня еще не призвали, но, как только призовут, я буду готов, — с улыбкой от уха до уха говорит мужчина средних лет. — Сегодня, завтра, послезавтра, когда Родина позовет, я пойду. Нормальный мужик готов к этому с рождения.

— Нас так воспитывали, по-другому быть не может, — подхватывает его высокий друг. — Мы все казаки, просто так ничего не оставим, свое не отдадим.

— Вы же понимаете разницу между мужчиной и ребенком, когда его призывают? — присоединяется к разговору их подруга. — Посмотрите на мужчин, они все со слезами на глазах. Но им страшно не за себя, а за нас. Они за нас идут воевать, поэтому им всё равно. Страшно только женщинам.