«И они, дуры, в этом участвуют!» Публикуем скрытую запись из донского специнтерната, где у постояльцев отнимали деньги и били

Редакция 161.RU продолжает разбираться, что происходит в Красносулинском специальном доме-интернате для престарелых и инвалидов. На этот раз в нашем распоряжении оказалась запись беседы между директором интерната Розой Кузнецовой и ее подчиненными.

Разговор произошел в декабре 2023 года в кабинете директора. Помимо Кузнецовой, в беседе участвовали психолог интерната Юлия Гринько (дочь сестры-хозяйки учреждения Людмилы Рубановой) и фельдшер Анастасия Черенкова (племянница вышеупомянутой Рубановой). Речь Кузнецовой в тексте отмечена полужирным, Гринько и Черенкова подписаны как Ю.Г. и А.Ч.

Кратко напомним странную историю, которая разворачивается вокруг специнтерната. Роза Кузнецова вернулась после декрета на работу в интернат и застала там полный раздрай: жильцы жаловались на побои, угрозы и кражи пенсий, некоторые сотрудники заявили о подпольной торговле алкоголем в учреждении. Директор начала искать виновных в коррупции, обращалась в полицию и прокуратуру, но в итоге сама оказалась на скамье подсудимых по жалобе своих подчиненных, в мае 2024 она попала в СИЗО по подозрению в требовании взяток с сотрудников.

Вернемся к аудиозаписи. Как разъяснили корреспонденту 161.RU сторонники Кузнецовой, в беседе неоднократно упоминается некий мужчина — это Александр Сечкарев. Пока Кузнецова была в декрете, он исполнял обязанности директора. По данным 161.RU, он занимает этот пост до сих пор.

Далее приводим расшифровку записи беседы.

— Присаживайтесь. Настя, что ты мне не сказала об этом? Ну ты что, блин? А я пру на Куликову, на Рубанову. Ну ты что, совсем? Он тебе сам сказал это делать?

А.Ч. — Ну да.

— Ну как это было?

А.Ч. — Я же не буду…

— Почему ты, блин, мне не сказала об этом, Насть?!

А.Ч. — Ну, подождите, они же забирали свою…

— Ну то, что они забирали — это одно. Речь идет за лежачих. Которые лежали! Я же думаю, это они отбирали деньги.

А.Ч. — Ну там совсем маленькая часть… Там…

— Сколько ты им отвозила денег? По-честному говори.

А.Ч. — Я не отвозила!

— Он забирал сколько у тебя денег? Он говорил собирать со скольких людей? Хотя бы сумма какая-то есть? Что я должна понимать, сколько это в деньгах?

А.Ч. — Больше пятидесяти…

— Больше пятидесяти тысяч?!

А.Ч. — Ну пятьдесят в среднем… Я против него ничего не буду говорить! Не буду я его подставлять.

— Настя! Если эта ситуация сложится, и это всё выйдет наружу, тебе придется это сказать. Что ты ему возила деньги. Как это так?! Подожди… Я сейчас людей, Куликову, Рубанову обвиняю в том, что они забирали деньги, оказывается: вы ему их отдавали? То есть мне бухгалтер правду сказала? Получается, это так? Она мне сказала, что вы ему деньги отдавали. Откуда у нее такая информация?

Ю.Г. — Наверное, может быть…

А.Ч. — После этого же она и написала тот приказ…

— Докладную?

А.Ч. — Докладную, да. После этого она написала.

— Что она узнала, что деньги ему отдаются? Она мне сказала это в открытую.

А.Ч. — Значит, она откуда-то… Я никому точно не говорила. Об этом знали Юля и Я. И он.

— А как это было? Он тебе просто сказал: «Собираешь деньги и приносишь»?!

Ю.Г. — Даже дело в том, что я не в курсе, что Настя отдает ему деньги.

А.Ч. — Ну, типа, он не знает, что Юля в курсе.

— Поэтому они хотят Юлю срочно убрать. Поэтому они хотят Юлю убрать, да?

А.Ч. — Я не знаю.

— Насть, ну почему ты мне не рассказала? Сразу. Настя, не пиши никому, это не надо. Просто ситуация, ты пойми. Ну как, блин? Ну почему ты мне это не сказала? Ты пойми: это всё не закончится просто так. Он на меня пишет жалобы. Он пишет на меня. А я виню девочек, которые вообще не при делах! Ну, хорошо, они там какую-то часть брали — у трех, четырех, пусть у пяти человек. Но большая масса — это, извини меня, пятьдесят тысяч — [ничего] себе! Ой, извините. Ты можешь себе представить?

А.Ч. — Там же памперсы были.

— У кого?!

А. Ч. — Там много памперсов было. Памперсники мы заказали…

Ю.Г. — Памперсы Настя забирала.

А.Ч. — Мы заказали памперсы, а они платили.

— Какие памперсы?

А.Ч. — Ну памперсы заказывали людям. То, что людям там…

— Так вы купили их? Памперсы.

А.Ч. — До этого, мы на них собирали… Поэтому там выходило… На памперсы тридцать штук выходило. А с пенсии совсем мало было. Не знаю, сколько? 54 где-то собирали. Где-то так.

— Ему? Отдавали? Лично?

А.Ч. — Не сразу. Он их забирал постепенно.

— Как?

А.Ч. — Они лежали у меня в аптеке, постепенно забирал.

— Сколько?

А.Ч. — Пять тысяч возьмет, десять.

Ю.Г. — Пять, десять, пятнадцать. Последняя пенсия, она к нам приехала…

А.Ч. — Сразу. Юля мне ее привезла, а он забрал.

— Юля, они пишут, что ты, да, забираешь пенсию проживающих? Гричихин пожаловался, что ты принесла там за маму.

Ю.Г. — Я принесла! За маму отдала 5 560.

— А он написал: «Где остальные?» Ну там, у Иры.

Ю.Г. — А остальные я не знаю. Я отдала то, что она сказала.

— Насть, ну как ты могла? Ну правда. Что я тебе сделала такого? Почему ты мне просто не сказала? Ну это же не значит, что я пойду к кому-то рассказывать! Не значит, что я буду разбираться!

А.Ч. — Потому что я же его тогда подставлю! Вы понимаете…

— В смысле «ты его подставишь»?! А нас можно подставить?! Подожди, а нас можно? Вот расскажи! Он на меня всякую [дичь] пишет.

А.Ч. — Ну я же не знала, во-первых, что он на (смеется, неразборчиво).

— Пишет, вон он, пишет, что мы брали с интенсивности деньги с тобой, в отношении учреждения проводится проверка! В отношении учреждения об этом проводится проверка! Что мы берем с сотрудников какие-то деньги. Какие, блин, деньги мы берем?! Когда мы их брали? Причем брала твоя мама! Когда была комиссия. Ты понимаешь? И они, дуры, в этом участвуют! Когда была счетная палата, они собирали с девчонок деньги. Я просто не понимаю! Это дурами надо быть тупорылыми, чтобы такое писать. Дурами набитыми!

В дверь стучат. Предупреждают, что приехала санэпидемстанция. Кузнецова говорит, что они и должны были приехать, просит предупредить кухню.

— Ну как, Насть? Он брал бабки и уверен, что вы будете молчать? Расскажи мне, вот как? А я грешу на девчонок — я ж знаю, сколько лежачих. А я же намерена на них всё это спихнуть. Прокурору это сказала! Теперь вообще… [фиг] поймешь, что делать.

А.Ч. — Ну, лежачих там по факту бы она, я ж говорю, там, может, пенсий максимум тысяч 20. Мы как-то не счи[тали]…

— Он купил там памперсы, да? В интернат. А вы собирали за памперсы. А памперсы им были положены государством, да? Получается, так?

Долгая пауза.

— Сейчас я никуда это не буду применять. Насть, но я надеюсь, что ты порядочный человек. И, в случае чего, тебе придется это сказать. Вместе с Юлей. Он тебя заставил. Это не твоя воля. Ты себе ничего не оставляла. Ты будешь в стороне — сто процентов. Сто процентов. Я тебе даю слово. Если просто возникнет ситуация. Пока мне это не нужная информация. Я никуда не собираюсь это применять. Просто я теперь не буду инициировать в отношении девочек это, ты понимаешь? В отношении их. Я же собираюсь их туда привлечь, к ответственности. А получается, их не за что привлекать. Все деньги забирал он, по факту. С пенсии тех людей, у кого даже была… Рубанова и Куликова брала, с них же тоже за памперсы брали. И накапливалась эта сумма. С ихних людей, я правильно понимаю?

А.Ч. — Ну да.

Ю.Г. — Да.

— Я вам просто… Видит Бог, я никогда с них не собирала. Никогда не собирала. Да что тебе…

Запись прерывается. По всей видимости, поступил звонок.

По словам стороны Кузнецовой, эта запись была предоставлена правоохранительным органам, в том числе и следственному комитету. Но, по всей видимости, она пока никак не повлияла на ход разбирательства в ситуации, сложившейся в специнтернате. Роза Кузнецова остается в СИЗО уже пятый месяц.