Надеюсь, она врет: взгляд журналиста 161.RU на дело директора донского специнтерната для стариков и инвалидов

Мои дедушка и бабушка уходили очень тяжело, пускай и по-разному. Дед, несмотря на инсульт, жестко ударивший по мозгам, боролся до последнего. Бабушке хватило одного падения с ушибом — после этого она надолго слегла, ей просто не хотелось продолжать. Я и мать делали всё, что было в наших силах. Костыли и ходунки, подгузники и пеленки, переносной туалет, табуретка для ванной. Это непросто. Кто знает — тот знает.

Силы были на исходе, мать в работе, я в учебе, а дед далековато, на другой квартире. Начали искать приличное учреждение, в которое могли бы положить деда, чтобы за ним ухаживали. Казалось, нашли что-то достойное, пристроили — и всё, через пару месяц узнать деда было нельзя. Дед просто истлел, даже перестал толком говорить. До «финиша» после этого оставалось немного.

Бабушку — она уходила позже — мы уже никакому учреждению не доверили.

У нас был такой выбор, мы могли его себе позволить. Другие семьи такого выбора могут не иметь, банально стесненные условия жизни, разъездной или вахтовый характер работы, еще какие-нибудь причины. Деваться некуда, остается «сдавать старика». Или же старику самому приходится обращаться, проситься, чтобы его хоть куда-нибудь приняли.

Остаться одному — слабому, больному, старому, не дай бог, без дома — это ли не ад? Вряд ли кого из вас напугает такая перспектива, последние несколько лет вообще разучили бояться, да и смешно строить планы до пенсионного возраста. Но что, если в такой ситуации окажется ваша мать?

Такое ведь возможно? Допустим, не сожрал тебя ковид — так доел кризис, не поехал штурмовать Нью-Йорк (неважно какой), так поедешь штурмовать Верхний Ларс. Перспективы — одна восхитительней другой — остаются реальны. Случись чего с тобой — что станет с твоей матерью?

Реален риск того, что она очутится в системе государственной соцзащиты. И попадет в учреждение, подобное Красносулинскому специнтернату.

Это место для пожилых и инвалидов, которые оказались не нужны и неуместны вообще больше нигде. В одном учреждении — и инвалиды детства, которые всю жизнь провели «в системе», и бывшие заключенные. Травмированные нарко- и алкозависимые. Crème de la crème. Думаете, вашей матери не подыскали бы местечко в такой компании? Отнюдь: устрой она конфликт в каком-нибудь другом интернате, ее бы перенаправили сюда, за сто километров от Ростова.

Не пугает контингент? Вы еще не слышали про условия. Проживающие в Красносулинском специнтернате жаловались на избиения со стороны персонала, хищение банковских карт и пенсий, нехватку препаратов и отсутствие сменной одежды и белья. Причем даже сам персонал сетовал на коллег, которые развернули торговлю паленым алкоголем в учреждении. Даже говорили, что интернат оказался «золотым дном» — ежегодно через проживающих проходило около 5,4 миллиона рублей одних только пенсий.

Ни о Красносулинском специнтернате, ни об условиях жизни в нем мы бы не узнали, если бы директор учреждения Роза Кузнецова не попала в СИЗО. Но попала она туда не из-за того, что делалось в специнтернате. А из-за того, что она пыталась этому помешать.

Сторона Кузнецовой утверждает, что ее оговорили сестры-хозяйки: стоило Кузнецовой уволить их из-за подозрений в мошенничестве и кражах, как те пошли писать заявление в полицию — дескать, Кузнецова восемь лет вымогала у них премии.

Семь месяцев Кузнецова сидит в СИЗО. Семь месяцев матери двух несовершеннолетних детей не дают домашний арест, считая ее опасной для «установления истины». И семь месяцев следствие не может выдвинуть обвинение в окончательной редакции. Из следственной группы на семь человек работает только один. Сомневаюсь, что красносулинские следователи не умеют работать. Склонен полагать (или, скорее, надеяться), что по такому делу просто не хотят.

Одна сотрудница специнтерната, которую вызвали на допрос в СК по делу Розы, вспоминала слова следователя: «Вы так себе свидетель». Сотрудница просто не захотела придумывать ничего дурного о Розе.

И сетовать на ход разбирательства даже как-то неловко. Укажи следствию или суду на несостыковки, что, они с готовностью признают свою неправоту? Умоляю: «Пацан всегда прав, если он не прав — он не пацан». А кого чему учила 50 лет назад ленинградская улица — мы помним.

Три месяца я общался с семьей Розы: матерью Тамарой Аваевой, сестрой Тамарой Усатенко и мужем Денисом Кузнецовым. Я говорил с двумя сотрудниками, которые работали и при Розе, и при других руководителях, позволявших махинации. И еще с тремя, если не больше, бывшими работниками учреждения. Изучал жалобы, судебные документы, слитые аудиозаписи с, по сути, признательными показаниями.

Я никогда не желал ошибаться в себе как в журналисте, как в этот раз. Я надеюсь, что все — и Роза, и ее семья, и ее коллеги, — все они врут. И жалобы поддельные. И запись ненастоящая. И вообще, сплошь совпадения, чушь, чепуха.

Рекомендую вам закрыть глаза и желать того же. Если всё это ложь, то никто в Красносулинском специнтернате не поднимал руку на инвалидов. Никто не крал банковские карты у пожилых и беспомощных, не нарезал себе жирные куски с их пенсий. Никто не продавал паленый алкоголь и безакцизный табак бывшим алкоголикам и наркозависимым.

Если Кузнецова врет, всего этого не было, а мне пора готовиться к иску о диффамации. Но лучше он, чем жить в регионе, где беспомощных стариков трясут на пенсии.

Кандидат биологических наук, палеоантрополог Станислав Дробышевский в интервью для «Комсомолки» рассуждал о находке на территории современной Грузии черепа возрастом в миллион восемьсот тысяч лет. Это был беззубый череп с заросшими швами — это признак того, что человек дожил до глубокой старости.

— Это первое свидетельство человеческой заботы. Но склонность ухаживать за старшими не была врожденным признаком. Никакие обезьяны за стариками не ухаживали никогда, — говорил Дробышевский. — Когда за стариками стали ухаживать, это сказалось на качестве жизни. Пожилые же имеют жизненный опыт и знают, где растут корешки, как их выкопать и так далее. Это такой банк данных. В отсутствие письменности, долговременных носителей информации это оказывается мощнейшим двигателем прогресса. Люди начинают лучше делать орудия, потому что знают ошибки своих предшественников.

Если Кузнецова не врет, мы лично наблюдаем распад нравственности на Дону до уровня палеолита. И если пожинать это придется не нашим близким, то нам самим.

Никакой Год семьи тут не поможет.