В 2003 или 2004 году, точно я не помню, на проспекте Буденновском (бывшем Таганрогском) шли масштабные дорожно-строительные работы. Меняли трамвайные пути. Старые – на новые. Шумные – на бесшумные. По этим новым бесшумным путям теперь ходит бесшумный трамвай. Как пошутил один наш сотрудник – «бесшумный и невидимый». Почему невидимый? Да потому, что ходит трамвай так редко, что его не видно.
Но это все – к слову...
Так вот, во время этих дорожных работ на Буденновском сняли громадный слой асфальтового покрытия, не менее 20 сантиметров. И обнажилась та самая, родная, подлинная, старинная, в отличном состоянии (гораздо лучшем, чем все эти многочисленные слои асфальта), булыжная мостовая. Вид у нее был, действительно, красивый: одинаковые, с обработанными краями, хорошо подогнанные друг к другу камни смотрелись как кольчуга или как змеиные чешуйки. На стенках вырытых траншей прекрасно просматривалась «подушка», на которой лежала брусчатка, и не было никаких сомнений, что наши предки мостили улицы хорошо, на века.
Я долго любовался (в буквальном смысле слова) этой мостовой, а в это время в мозгу зрела странная мысль: скоро это чудо, которому более 150 лет, снова «закатают в асфальт», похоронят теперь уже, наверное, навсегда, так что другого шанса обзавестись парой подлинных камней из старой Ростовской мостовой у меня уже не будет. Я жил с этой мыслью несколько дней, а потом решил наплевать на то, что обо мне подумают окружающие, на глазах у которых я буду выковыривать камни брусчатки из улицы, среди бела дня, на глазах у дорожных рабочих, сотрудников собственной компании и просто прохожих.
Пошел и отковырял. Два больших камня. Замечательных. Хорошо обработанных. Как будто законсервированных на десятки лет под многочисленными слоями некачественного советского асфальта. Я был очень доволен, привез камни домой, выслушал от супруги ее мнение об этих камнях, обо мне и о том, где им самое место, вымыл камни шампунем и положил сушиться на лоджию. Я, действительно, был очень доволен...
Примерно здесь, где мужчина переходит Таганрогский проспект, то самое место, откуда я «добыл» два булыжника старинной мостовой:
Эти камни долго лежали у меня на балконе, иногда я брал их в руки и испытывал гораздо большее чувство, чем от прикосновения к камням египетских пирамид в Гизе или старинных колон в храме Сунион в Греции. Фактически я держал в руках, в прямом смысле, «тяжелый» кусочек истории города.
Но окончилось все, как всегда: при переезде на новую квартиру камни были безвозвратно утеряны, осталась в семейном фольклоре только история, как я их выковыривал, вез домой, мыл шампунем и хранил.
Хоть что-то...
Но тема ростовских мостовых меня заинтересовала, и я попытался найти в литературе описание первых шагов по мощению улиц нашего города.
В далеком 1846 году, спустя чуть менее сотни лет после своего основания, Ростов представлял из себя не очень чистый небольшой город с грязными и пыльными улицами. И ничего с этим не поделаешь: что было, то было.
Аполлон Александрович Скальковский, посетивший Ростов в 1846 году описывал его следующим образом:
«Вид города с левой стороны Дона от Батайской дороги весьма живописен: у подошвы его широкая река, покрытая сотнями судов; по четырем спускам тянутся к ней обыкновенно бесконечные обозы и бесчисленные стада скота; на возвышении башни церквей и сотни две каменных домов и магазинов (особенно прибрежных) придают ему значительность гораздо большую, нежели какую он имеет в самом деле. Напротив, когда подъездного к Ростову с таганрогской дороги (или от Нахичевани), он кажется осилю или десятью деревнями, слитыми вместе, среди которых церкви и десятка два двухэтажных зданий имеют вид островков, на безмерной скатерти низких деревянных домиков, изб и землянок. Улицы все правильны и в хорошую погоду кажутся опрятными и веселыми; зато, когда пойдут дожди и грязь поглотал все пространство, город мертвеет на многие недели: все сообщения превращаются, базары пустеют, купцы в лавках по целым дням спят сном непробудным. Лучшим свидетельством этой страшной грязи может служить совершенное отсутствие европейских экипажей, даже наших дрожек. Извозчики и частные лица употребляют особого рода «дроги», покойные войлоком, очень похожие на одесские «брезжит», на которых возят бочки с салом в Карантинную гавань. На бирже найдете их в Ростове целые сотни, и, по сказанию старожилов, фасон их, введенный в здешних местах при Императрице Анне Иоанновне, до сих пор не изменился: оне одне не тонут в океане ростовской грязи».
Описанная А.А. Скальковским картина полностью отражала реальное положение дел в городе, так как укладка первых мостовых началась всего за два года до его посещения Ростова, то есть в 1844 году, да и то – мостить начали всего два спуска к Дону.
На старых дореволюционных открытках можно отчетливо разобрать состояние уличного покрытия:
Громадный шаг вперед Ростов в деле мощения улиц город сделал при выдающемся городском голове Андрей Матвеевиче Байкове, в 1860-е годы.
За первые 16 лет мостовых работ, с 1844 по 1860 год, было израсходовано чуть более 7 000 рублей, а с момента вступления Байкова в должность работы развернулись так мощно, что всего за три года, с 1861 по 1864, было замощено улиц на 42 828 рублей.
Финансирование мощения улиц осуществлялось за счет специального сбора, установленного 28 июня 1843 года – извозчики, привозившие в город товары, обязаны были в каждый свой приезд привозить еще один воз камня или песка. Этот натуральный сбор можно было заменить при желании денежной повинностью в размере 12 копеек серебром с каждой подводы. По понятным причинам, которые с тех далеких пор не изменились и по сей день, в казну попадали весьма незначительные суммы – от 400 до 800 рублей в год. Так продолжалось до 1857 года, пока Ростовская дума не получила «внушение» от начальства с требованием усиления надзора за сбором повинности. «Порядок, существовавший по взысканию означенного сбора ограничивался простым надзором особого доверенного от думы, смотрителя за числом вступающих лавочников, извозчиков, без определения какого-либо правильного наблюдения и проверки сбора. В таком-ли количестве представлял смолотившие думу сбор денег с извозчиков, как действительно взыскано, – это было делом его совести», – писал один из ревизоров. Что же, мздоимство и казнокрадство появилось не сегодня, и не вчера...
Однако, после этой проверки количество денег, собираемых на замощение улиц выросло почти до 5 000 рублей в год, хотя доходы эти часто тратились на другие нужды города, подряды раздавались без торгов, деньги тратились почти безконтрольно.
В 1861 году 12-копеечный сбор был вовсе отменен, и для всех была установлена натуральный повинность. Одновременно создали комитет, который занимался мощением, и дело резко сдвинулось с мертвой точки.
В 1863 году впервые обратили внимание на необходимость сооружения тротуаров и приняли решение начать их устройство со следующего, 1864 года.
Следующий мощный удар по бездорожью был нанесен ростовской властью в конце 70-х – 80-х годах 19 века. На благоустройство города тратились огромные суммы из бюджета. Так, в 1876 года при общей смете расходов в 472 945 рублей, на благоустройство города было выделено 211 741 рубль, в том числе на мостовые работы – 191 850 рублей. Это ни много, ни мало – 40,5% от всех расходов! Мостить начали базарные площади, набережную и улицы, ведущие к вокзалу. Но бюджету такие расходы были не под силу, поэтому пришлось вводить новые сборы. Так, еще в 1872 году ввели сбор на ремонт мостовых, который собирали с владельцев недвижимых имуществ, расположенных на замощенных улицах, в размере 0,25% с оценочной суммы, установленной для взимания государственного налога.
А в 1882 году начали собирать полукопеечный сбор «с отвозимых за границу товаров в размере не свыше ½-коп. с пуда всякого рода товарных грузов». Эти деньги планировалось направить на замощение улиц и ремонт уже построенных мостовых, но пришло разъяснение от Министерства внутренних дел и Министерства финансов, потребовавшее сначала составить и утвердить план «портовых устройств и засоления площадей и улиц». Бюрократия и волокита тоже появились у нас не сегодня, и даже не вчера...
Дальше – больше: для составления этого самого проекта был приглашен из Одессы инженер Воробьев, который запросил за составление плана 8 000 рублей, на что и получил согласие Ростовской думы. В 1884 году план был составлен и вместе с планом обустройства набережной, выполненным инженером Зубовым, утвержден Министерством внутренних дел уже в следующем, 1885 году. Ну, мы-то понимаем, что три года – не срок для утверждения таких важных проектов!..
Утвержденные планы были настолько грандиозны, что доходы от полукопеечного сбора, которые выросли до 100 000 рублей в год, не покрывали планируемых затрат. В казне на цели мощения имелось около 350 000 рублей, чего явно не хватало, и Ростовская дума в 1886 году вновь обратилась в Министерство внутренних дел с ходатайством о разрешении займа средств путем выпуска городских облигаций, гарантированных фондом полукопеечного сбора. Министерство рассмотреть вопрос оперативно и спустя девять лет(!), в 1895 году, дало свое согласие. После этого работы по мощению улиц и ремонту мостовых проводились регулярно, хотя и не такими темпами, какими требовалось для города и хотелось ростовцам.
На этих открытках из коллекции компании «Титул» можно увидеть улицы Ростова в процессе устройства мостовой и уже замощенные:
Все эти события достаточно подробно описаны в книге И.А. Кузнецова «Прошлое Ростова», изданной в 1897 году и переизданной в 2002 году, откуда, собственно, я и почерпнул основную массу фактического материала.