Родная школа

Здание гимназии номер 45, что расположено на углу Ворошиловского проспекта и улицы Станиславского – одно из самых старых в нашем городе.

П-образный контур здания различается уже на городовом плане Ростова 1868 года. Именно в нем размещалось первое городское учебное заведение – первое уездное училище, основанное в 1827 году. Классы и кабинеты занимали весь второй этаж и часть первого вдоль Московской улицы. А цоколь и первый этаж вдоль Большого проспекта (ныне – Ворошиловский) и Старо-Почтовой улицы (ныне – Станиславского) арендовали магазины.

Первоначальный хозяин здания не известен, а вот с 90-х годов 19 века, когда здесь располагалось частное учебное заведение М. А. Папкова, дом числился за купцом Петром Дмитриевичем Мухиным.

Парадный вход с небольшим крыльцом, как и в наши дни, располагался на фасаде со стороны Большого проспекта.

Планировка здания практически не изменилась до наших дней: великолепная междуэтажная железная лестница с замысловатыми узорами обращена к центральному входу и поражает каждого, кто только заходит в здание. Симметрично по отношению к лестнице расположены рекреационные помещения с кабинетами. Со стороны Московской улицы расположен спортивный зал и служебные помещения. Кабинетов в наше время было всего 33. А под замечательной лестницей был каждую перемены склад наших портфелей, которые мы ловко забрасывали под нее по пути в школьный двор, где играли в футбол, или в буфет, который вместе с раздевалкой и кабинетами труда и домоводства располагался в подвале здания. После звонка, зовущего на урок, толпа пацанов устремлялась под лестницу за своими портфелями, которые найти было не так-то просто, что и было причиной частых опоздания на урок.

Кстати, с подвалом связаны две очень интересные и яркие истории моей школьной биографии. История первая произошла примерно классе в седьмом, когда мы с другом на перемене, перед самым началом урока французского языка, на полу в кабинете смешали порошок алюминия с кристаллами йода (предварительно похищенного из лаборатории кабинета химии), капнули в смесь водички и вызвали тем самым мощную реакцию с фиолетовым едким дымом, огнем и чудовищным запахом. Честно говоря, с пропорциями мы явно переборщили, дым валил густой и обильный, что напугало преподавателя, который кинулся в буфет, находившийся рядом с кабинетом, схватил стакан воды и начал заливать огонь и дым, чтобы потушить пожар. Но вот этого как раз и нельзя было делать категорически, ибо вода являлась катализатором реакции, что, естественно, повлекло ее усиление. Вспыхнуло пламя, клубы дыма заполнили кабинет и поползли по подвалу, наши одноклассники стали выбегать из кабинета со слезящимися глазами. Мы и сами испугались, поэтому бросились тушить огонь. Все окончилось благополучно. Пятно на линолеуме осталось навсегда, белые окна и двери стали желтовато-оранжевыми (мы их отмывали еще где-то недели две, но бесполезно), урок был сорван, родители вызваны в школу, из кружка химии мы были исключены. Ну что же, не такая уж и большая цена за пережитое приключение и полученное удовольствие... Но вот, что примечательно – на этом самом уроке я получил «пятерку». Наши учителя никогда не смешивали оценки за знания и за поведение. Поэтому «пятерка» по французскому в конце четверти была дополнена «неудом» за поведение.

Вторая история вообще, по-моему, в духе сюрреализма, ибо никто не мог объяснить ни тогда, ни сейчас, откуда у нас, четырех учеников восьмого класса, появилась идея каждую перемену спускаться в буфет, покупать один соленый огурец, стакан чая, съедать и выпивать их и спокойно уходить. Сегодня это бы потянуло на перформанс... А тогда, помню, нам просто было весело. Но недолго. Примерно через неделю директор школы, Людмила Лаврентьевна, замечательная женщина, прекрасный преподаватель математики, попросила нас (именно попросила – без записей в дневнике, без криков и ругани) передать родителям, чтобы они пришли в школу. Не чувствуя за собой никакой вины (все наши шалости того периода на вызов родителей в школу явно не тянули), мы поинтересовались – за что? И тут выяснилось, что бдительная буфетчица сообщила напрямую директору, минуя классного руководителя, что четверо ребят из 8 «А» каждую перемену спускаются в буфет, съедают по соленому огурцу, выпивают стакан сладкого чаю и при этом очень веселятся.

Был сделан вывод о том, что мы либо глотаем какие-то таблетки, либо что-то пьем, какой-то наркотик, который потом запиваем чаем и «закусываем» соленым огурцом. Обвинение было настолько абсурдным, что мы даже не восприняли его всерьез, сказали Людмиле Лаврентьевне, что это – полный бред, что мы просто веселимся и, если это кого-то наводит на мысли, что мы – наркоманы, то мы перестанем вообще ходить в буфет. Как выяснилось на следующий день, все четверо из нас дома рассказали родителям про это бредовое обвинение и про разговор с директором. Наши родители, все абсолютно, восприняли эту ситуацию гораздо серьезнее, чем мы (и теперь, имея собственных детей, я понимаю, почему) и назавтра пришли в школу к директору, чтобы разобраться в ситуации. Пришли с утра, к началу занятий, не сговариваясь. В 8:00 наши родители и мы стояли в кабинете директора, вернее – стояли мы, а родители сидели. Но разговор был очень коротким.

Людмила Лаврентьевна сообщила, что раз мы рассказали про ситуацию своим родителям, и они моментально пришли в школу, она уверена, что нам, действительно, нечего скрывать и произошло недоразумение. Нас отпустили из директорской на уроки, а родители задержались еще на какое-то время, но суть беседы нам не рассказали. История закончилась. Почти. Потому что мы пришли к буфетчице и спросили, что ее насторожило – чай или соленый огурец? Она не захотела с нами разговаривать, чем вынудила нас следующие два дня на каждой перемене покупать в буфете сладкую сдобную булочку за 11 копеек и все тот же соленый огурец. Она попыталась нас не обслуживать, но мы задерживали всю очередь, возмущались и громко требовали еды. Через два дня директор попросила нас прекратить мстить бдительной женщине, и вот тогда уже история закончилась, хотя вспоминали мы ее часто.

Но вернемся в более далекое прошлое.

В середине 60-х годов 19 века смотрителем училища становится городской голова А.М. Байков, при котором в училище открывается ремесленный класс.

В 1877 году уездное мужское училище преобразовали в городское четырехклассное, которое позже сменило частное учебное заведение Папкова М.А., просуществовавшее здесь до 1898 года.

С 1906 года в здании располагается частная мужская гимназия Н. М. Степанова, которая благодаря ее основателю и прекрасному коллективу преподавателей считалась лучшей в городе и просуществовала на этом месте до 1912 года, переехав потом в собственное здание на углу Соборного переулке и Сенной улицы (ныне – улица М. Горького).

А в нашем здании в 1912 году появляется частная женская гимназия П. Х. Тертерьян с пансионом и детским садом, которая просуществовала до 1917 года.

Настало смутное время, но уже в 1918 году здесь появляется гимназия, учрежденная Ильей Григорьевичем Шершевским на базе начального училища. В 1921 году гимназия преобразуется в советскую трудовую школу номер 96, где Шершевский остался директором.

В 1922 году школа съезжает, и на два года в здании располагается юго-восточный союз сельскохозяйственных кооперативных союзов «Ювсельсоюз». Но через два года школа возвращается, а директором ее становится дочь И. Г. Шершевского – Е. И. Шершевская.

Именно тогда в школе факультативно преподавали еврейский язык.

В советские времена школа переживает многочисленные пертурбации, как и вся страна... Она была школой-девятилеткой имени П. П. Блонского, средней школой №45 имени «Пятилетка в четыре года» (хорошее название, правда?..), и, наконец, с 1937 года – средней школой №45 имени С. М. Кирова.

Я учился именно в этой школе, а в зале на первом этаже, справа от центральной лестницы, возле входа в кабинет географии стоял громадный памятник Сергей Мироновичу Кирову, покрашенный глянцевой белой краской, около которого я первый раз в школе подрался со своим одноклассником, оказавшимся сильнее меня.

Так что он пошел играть дальше, а я остался около памятника «зализывать раны»... А случилось это 2 сентября 1975 года, то есть уже на второй день моей школьной жизни.

В послевоенное время и до конца 50-х годов 20 века школа превратилась в женскую, и только потом – в школу со смешанным обучением и одну из самых престижных в городе.

В 60-е годы 20 века фасады здания утратили свой архитектурный колорит, впрочем, как и многие другие здания Ростова, да и страны в целом...

Но остался дух тех самых учебных заведений, которые на протяжении более, чем 150 лет располагались в этом здании. Остался дух учеников и преподавателей, дух просвещения. Место, как говорится, намоленное.

Это, действительно, была особая школа...

Всего два параллельных класса, «А» и «Б», мало учеников, мало учителей, все друг друга знали по фамилиям и именам, тесно общались. Неслучайно, сегодня, по прошествии 26 лет после окончания школы, мы помним имена и клички не только тех, кто учился с нами в одном классе, но и тех, с кем просто общались и дружили, а общались мы со всеми на пять лет старше и на три года младше.

Маленькое помещение, в отличие от громадных советских школ, замечательный коллектив преподавателей, обучение французскому языку со второго класса, ежегодные визиты французских лицеистов – все это придавало школе и ее ученикам ореол некой исключительности и элитности (конечно, в советском понимании этого слова). Все учителя были исключительно доброжелательны.

Например, я помню историю, когда на спор с одной одноклассницей, пообещал в пятницу днем организовать дискотеку в субботу вечером, что было практически нереально... Школьная дискотека в начале 80-х прошлого века – это согласование за месяц с директором или завучем, объявление на доске расписания уроков с указанием, для кого она организуется (для учеников 7-10 классов), кассетный магнитофон с подключенными к нему двумя колонками и усилителем (о технике надо было договариваться заранее в лингофонном кабинете у Жана Николаевича, учителя французского языка и замечательного мужика, которого мы все очень уважали), выключенный свет в одном их холлов (чаще всего – на втором этаже), отсутствие какой-либо программы и вечные споры, какую песню поставить (быструю или медленную), смена песен и кассет в магнитофоне, производимая не dj, а тем, кто сильнее или напористее, дежурный учитель за дверью, которому не очень радостно сидеть в пустой школе вечером в субботу.

Хитами наших дискотек были: Adriano Celentano – Soli, шведская группа Secret Service с изумительными альбомами 1980 и 1982 годов, Steve Miller Band с песней «Абракадабра» и куча слащавых итальянцев с мелодичными медленными и быстрыми композициями.

А это фото того самого зала на втором этаже, где и проходила эта и большинство других дискотек (взято на сайте гимназии 45, см. справа).

Так вот мне удалось организовать именно такую дискотеку за полдня, просто честно рассказав всю историю пари завучу школы Боднеру Владимиру Григорьевичу, который пожертвовал своим субботним вечером...
А я выиграл спор на один рубль!.. Отдали мне этот рубль копейками – я получил сто монет по 1 копейке!..

И таких случаев было много...

А как нас учили!.. Как преподавали!..

У наших детей не такая школьная жизнь, как была у нас...

Источники: Л.Ф. Волошинова «Перекресток столетий», В. С. Сидоров «Энциклопедия старого Ростова и Нахичевани-на-Дону»