Алексей Ряднов , «Лучший психолог МЧС России»: «Постоянно сталкиваться с человеческим горем – для этого надо очень много сил»

По итогам конкурса «Лучший психолог МЧС России» Южного регионального центра МЧС России в 2010 году он занял почетное первое место. Работу психолога и так-то простой не назовешь, а психолог в коллективе, где в стрессовой ситуации у всех работа только начинается, это даже не профессия. Это, если хотите, миссия. Невыполнимая, на первый взгляд. Но, приглядевшись и немного вникнув в суть профессии спасателя, понимаешь: когда культура психического здоровья положена в основу профессиональной деятельности, регулярный и тщательный психологический отбор и мониторинг вполне способен обеспечить качественную и бесперебойную работу всего коллектива. Даже когда каждый день – чрезвычайный. Как добиться такой эффективности, 161.ru рассказал старший психолог-инспектор управления кадров Главного управления МЧС России по Ростовской области, капитан внутренней службы Алексей Ряднов.

– Алексей Васильевич, когда говорят «психолог» и «МЧС», на ум сразу приходит: «с родственниками погибших и пострадавших работают психологи». Это и есть ваша работа?

– У нашей психологической службы есть несколько направлений работы. Одно – это реагирование на чрезвычайные ситуации и помощь пострадавшим, а другое – это психологическое обеспечение деятельности личного состава. Также мы проводим собеседование с теми, кто претендует на работу в МЧС, составляем заключение по итогам исследования и передаем его кадровой службе.

– Те, кто устраивается в милицию, часто жалуются на дотошность специалистов вашей профессии. В МЧС так же сложно пройти психолога?

– В принципе, да. Есть определенные критерии оценки, и если человек им соответствует, то все нормально. Это как и с физическим здоровьем: если все на месте и все в порядке – никаких проблем не будет.

– А разве нельзя – как шпаргалку – узнать правильные ответы на вопросы тестов и пройти?

– Понимаете, у нас не бывает правильных ответов на тестовые задания или неправильных. Просто в результате тестов становится ясно: вот этот человек такой, а это – такой.

– А какого человека не возьмут в спасатели?

– Наличие определенных психологических качеств может стать причиной отказа в приеме на работу. Все-таки эта работа связана с риском для жизни. Главное – это психологическая устойчивость к стрессам. Человек должен в экстренной ситуации не запаниковать, более того, быть готовым к решительным действиям. А то ведь может оказаться так, что ему самому понадобится помощь. Он приезжает на пожар, ДТП и видит там такие «картинки», которые лучше не видеть никогда, и от этого у него могут развиться самые разные состояния.

– И это свойство психики в человеке можно разглядеть на этапе собеседования у психолога?

– Конечно. Существуют различные методики, тесты. Мы используем не одну методику, а целый ряд различных, которые определяют и уровень психологической готовности, и степень нервно-психической устойчивости.

– А если заметите, что человек – наоборот – жаждет этого адреналина?

– Не возьмем. Человек должен быть готов к риску, но не на запредельном уровне. Потому что человек рискованный может сам куда-нибудь, что называется, «влезть» и тогда ему понадобится помощь. Например, на пожарах пожарные работают в звеньях, минимум по три человека, в подвалах или других сложных помещениях. В такой ситуации из-за неправильного поведения одного могут реально погибнуть все.

– Примеры такие знаете?

– Честно говоря, я не слышал. Во-первых, профотбор все-таки давно у нас ведется, а во-вторых, людей же не сразу ставят на такие ответственные места. Присматриваются долго, люди проходят стажировку, специальную подготовку, спасатели аттестуются.

– От постоянной работы в стрессовых ситуациях наверняка психика людей лучше не становится?

– Когда самолет упал в Украине несколько лет назад, наши спасатели выезжали туда, работали. По возвращению мы, конечно, проводили постэкспедицию – проверяли уровень посттравматического стрессового расстройства: есть оно или нет. У наших людей ни у кого не было симптомов. Когда я начал с ними просто общаться, то ребята мне пояснили. Да, упал самолет, да – это страшно, много погибших, обгоревшие трупы, но для них в этом не было ничего нового. Они на пожарах обгоревшие трупы видят нередко. То есть уровень психологической устойчивости у них очень высокий. Если есть подготовка, люди могут противостоять этому стрессу.

– А люди не теряют какие-то человеческие качества от постоянного соприкосновения с такими страшными вещами?

– Конечно, не каждый способен работать в таких условиях и не потерять человечность. Но, повторюсь, для того и существует психологический отбор.

– Может ли человек сам определить, что у него – посттравматический синдром?

– Основные симптомы посттравматического синдрома – это нарушение сна, так называемые «флэш-бэки», когда у человека перед глазами внезапно возникают страшные картины трагедии. Все это повод, чтобы обратиться к психологу. Потому что, если не провести психокоррекцию, это может послужить причиной развития психоза, депрессии или других состояний. Я бы не сказал, что время лечит, скорее, залечивает.

– Была ситуация в жизни, когда у друга погиб очень близкий и любимый им человек, и мы, друзья, спорили – как ему можно помочь. Надо с ним поговорить, говорили одни. Другие возражали – разве найдешь такие слова, чтобы хоть немного унять боль? Я тогда впервые задумалась: а каково психологам-спасателям, которые помогают родным и близким жертв ЧС? Как можно подойти к убитой горем матери и убедить ее жить после смерти ребенка, например...

– Убедить – немного не то слово. Надо найти ресурс. У человека должен быть какой-то ресурс, ради которого ему стоит жить: другие дети, семья... Его надо найти. К этому, зачастую, и сводится большая часть работы психолога на ЧС.

– А люди готовы в такой ситуации с кем-то говорить?

– Говорят. Иногда даже сами ищут, чтобы поговорить. Когда человеку плохо, он ждет помощи, ищет ее, идет на контакт. Каждый раз это происходит по-разному. На ЧС психологи работают в таком же режиме, что и остальные спасатели. Конечно, в условиях ЧС работа очень напряженная, поэтому нам обеспечивают отдых, чтобы восстановить силы. Но если все не спят – психологи тоже спать не будут.

– А как вам удалось занять 1 место в конкурсе?

– В основном оценка проводилась работы всей за год. По сути – это годовые отчеты с рядом цифр: сколько коллективов удалось обследовать, какие выводы сделаны, какая работа проведена.

– Как часто спасатели проходят такую психологическую аттестацию?

– Мы каждый год проводим мониторинг психологического состояния личного состава, делаем выводы, даем заключения. Цель мониторинга – выявить симптомы посттравмы или признаки профессионального выгорания. Конечно, по результатам исследования мы никого не увольняем. Наша задача – сделать так, чтобы симптомы эти у человека не накопились. Он просто включается в группу риска, с ним начинают проводить коррекционные мероприятия. Как только появляются положительные результаты – из списка мы его удаляем.

– Вы заговорили о профессиональном выгорании. Не могу не спросить у высоко квалифицированного психолога, каковы симптомы этого синдрома?

– Нельзя задать два вопроса человеку и тут же сделать вывод о том, есть у него профессиональное выгорание или нет. Если человек любит свою работу, но уже не может видеть лица коллег – это тревожный симптом. Хотя может быть просто человек много работает, мало отдыхает.

– А чем чревато выгорание для спасателя?

– Отсутствием эмпатии. Если человек не способен сопереживать горю людей – разве это спасатель? Кого и как он будет спасать? Как может работать врач, которому не интересен больной? Любую профессию возьмите – выгорание ни к чему хорошему не приведет.

– В семейной жизни для урегулирования конфликтов используете свои профессиональные знания?

– (Смеется.) Это, наверное, как сапожник без сапог. Хотя, я думаю, что в семейной жизни мы все – психологи. Все любим манипулировать. А если профессиональные навыки еще и дома применять – так и до профессионального выгорания недалеко.

– Ваша работа – это то, о чем вы мечтали?

–С детства я мечтал стать врачом, как мама. Даже медучилище окончил. Работал в «скорой помощи». Но когда попал в МЧС понял, что это – мое. Я работаю с людьми, помогаю им. Рисков погибнуть, конечно, у меня несравнимо меньше, чем у тех же пожарных, скажем. Но психологическое напряжение ничуть не меньше. Потому что постоянно сталкиваться с человеческим горем – для этого надо очень много сил.