Что такое коррида: искусство или убийство? Или искусство убивать? В Испании на эту тему дискутировать не принято. Коррида – душа Испании, ее кровь… Я посвящаю этот материал быкам, героически павшим от клинков матадоров на арене Plaza de Tores в Барселоне.
Тореадор, смелее в бой!
Бык выскочил на арену и замер, как будто бы его стукнули кувалдой по башке: тысячи людей смотрели на это прекрасное животное! Бык не догадывался, что через двадцать минут его поволокут по песку арены, чтобы немедленно разделать на отбивные. Но пока он был жив и сам жаждал крови.
Песок на Plaza de Tores чист, как на утреннем пляже. Перед выходом первого быка проходит парад. Волнуя сердце, звучит музыка, и на арене появляются два всадника в черных плащах. Стройные лошади танцуют, словно марионетки, подвешенные на невидимых нитях. Нежными одуванчиками дрожат на ветру страусиные перья на шляпах кабальеро, величественных, как памятники. Три матадора идут впереди свиты – куадрильи, блистая расшитыми золотом куртками. Куадрилья – крепкие, коренастые мужчины, на вид лет 40-45, по-балетному «тянут ножку», и, кажется, что чулки вот-вот лопнут на мощных икрах.
Публика встречает парад аплодисментами. А дальше… только в Испании я слышал клич, который накатывался на арену, как морская волна, клич, идущий из глубины души:
– Ола!
Вот и первый бык – один из шести, которым предстоит пролить свою кровь на песок арены. Тореро дразнит его плащом-мулетой, и бык торпедой бросается вперед. Человек прячется в укрытие за заборчиком, удар рогом, и на красном борту ограждения остается первая отметина. Вот уже другой тореро манит быка, чтобы затем передать его товарищу. Бык бегает по кругу, и когда тормозит у барьера, слышно, как воздух с паровозным свистом вырывается из горячих ноздрей животного. Человек хитрое существо: когда придет время нанести смертельный удар, бык «выпустит пар» и потеряет резвость.
А мальчик был хорош!
С первым быком черной масти работал молодой тореро, почти мальчик, стройный, как танцор фламенко. Он выскочил на арену на коне, демонстрируя мастерство выездки, и что-то кричал. Я подумал, что, вероятно, это его дебют, что публике он сразу понравился, и она ему многое простит. Так и случилось.
Лошадь, казалось, чудом избегала бычьих рогов, оставалось только догадываться, какой ужас проник в ее сердце. Тореро упустил несколько шансов вонзить между лопаток быка короткую пику – бандерилью, и публика начала заводиться. Но вот, наконец, первый точный удар, мальчик-тореро поднимает коня и дыбы и срывает с головы плоскую, как тарелка, шляпу.
– Ола!
Прошло несколько минут, и на холке быка закачались несколько бандерилий. Всадник берет очередную и показывает ее публике: она значительно короче других, и кажется, что риск возрастает. Но бык уже устал, и красный султан этой бандерильи вскоре качается между его лопаток. Неожиданно обессиленное животное опускается на песок, по-собачьи поджав под себя ноги – мальчик-тореро, сменив две лошади, окончательно умотал соперника. К быку осторожно приблизился пунтильер и ударил его кинжалом – пунтильо – в затылок. Бык вздрогнул всем телом, но продолжал смотреть на своего мучителя.
Японская туристка, сидевшая рядом со мной, закрыла лицо руками. Недавно потомки самураев открыли свою корриду, но очевидцы говорят, что японцы выглядят на арене корриды, как папуасы на футбольном поле.
Пунтильер ударил снова и отскочил. Бык не падал. Публика зверела – бык завалился на бок только после пятого удара и еще долго дергал в агонии задней ногой. Три огромные лошади, этакие «владимирские тяжеловозы», звеня бубенцами, поволокли быка по песку. Мне не жалко быка: в природе звери убивают еще страшнее. (Например, зрелище, когда гиены терзают антилоп, для людей с крепкими нервами.) Обидно, что бык, павший в неравном бою, покидает арену столь бесславным образом. Хоть и под торжественную музыку.
Тореро остались без хвостов
Матадор должен убить быка с одного удара, но сделать это непросто, даже если шпага вошла по самую рукоятку. Только один из выступавших в этот день быков упал почти сразу. Он зашатался и стал отрыгивать кровью – она выплескивалась из его глотки густыми сгустками, как из качнувшегося ведра. Пунтильер добил его одним коротким ударом. Все остальные быки какое-то время продолжали агрессивно метаться по арене, пока их окончательно не сбивали с толку, размахивая перед носом мулетами, сразу несколько человек.
Уставших быков добивали какой-то особой шпагой, на которой были два отростка, которые ограничивали проникновение клинка внутрь сантиметров на тридцать. Матадор выбирал момент, когда бык наклонял голову, и наносил удар в то место, где череп соединяется с шеей. Если удар был удачным, бык опрокидывался на спину, как деревянная игрушка, вытянув ноги. Если нет, то матадор под свист толпы наносил второй, а иногда и третий удар. Последний бык держался стойко даже после того, как матадор взял вторую шпагу и, подцепив за эфес вонзенный в быка клинок, легко вытащил его, чтобы животное истекало кровью.
– Ола!
Этот бык не должен был умереть. Он был в запасе, как неопытный футболист. Однако ему пришлось выйти на арену после того, как его предшественник получил «дисквалификацию»: президент корриды бросил на арену платок – бык ему показался недостаточно резвым, и его заменили.
Видимо, президенту не пришлась по душе и работа выступавших в это вечер матадоров – никто из них не получил в награду отрезанных бычьих ушей и тем более хвоста. Впрочем, порция аплодисментов им все-таки досталась.
Не аплодировал только мальчишка, сын одного из наших туристов. Когда бык вырвал мулету из рук матадора, он вскочил с места и закричал:
– Дай им, ну же, дай им!
Наверное, он был единственным, кто в этот вечер болел за быков…
– Ола!