Нет трудных детей, есть недолюбленные: лучший учитель Ростова о детской агрессии и «омоложении» митингов

Дарья Рогова, признанная «Учителем года» в Ростове, старше некоторых своих учеников всего на семь лет. И это во многом помогает ей сблизиться со школьниками и завоевать их доверие. О том, как понять детей, сделать так, чтобы они делились своими переживаниями, а также о том, почему подросткам хочется ходить на митинги, учительница рассказала 161.ru.

Молодая учительница физики работает в школе №49 уже четыре года. В прошлом году она стала лучшим педагогом-дебютантом в Ростовской области, а в этом году получила звание «Учитель года Ростова-на-Дону».

— Дарья Валерьевна, с какими трудностями сталкиваются молодые учителя, когда приходят в школу?

— Трудностей очень много. Когда ты приходишь работать в школу, плохо представляешь, что надо делать. Есть какие-то школьные воспоминания, университетский опыт, но как организуется учебный процесс, ни один университетский предмет не расскажет. Когда я пришла работать в школу, мне было 22 года, моим старшим ученикам — 18. Нужно было так выставить рамки в общении, чтобы не была очень большая дистанция, ведь педагог должен быть другом, но и не очень маленькая — чтобы не допустить панибратства. Ты приходишь в школу, а там 200 новых лиц, и с каждым новым человеком нужно выставить эти границы. Все делала по методу проб и ошибок, в первый год было очень тяжело. Учитель должен быть капитаном корабля, но я сначала словно болталась где-то за бортом и старалась сделать так, чтобы команда меня не убила. И всё же мой возраст — одновременно и минус, и плюс. Я старалась понять ребят, уловить, как проводить урок так, чтобы им было интересно. Очень много задавала им вопросов, как бы им было интереснее.

— И вы изменили свой подход к проведению занятий?

— В школе всё подчиняется формальностям, учебным планам и так далее. Пожелания учеников часто остаются только на бумаге, потому что работа учителя сильно регламентирована. Но мне кажется, даже в этих рамках возможно создать условия для свободы ученика. Я предложила ребятам самим выбрать, на какую оценку и какой сложности задания они готовы делать. И многие говорили потом: «Здорово, что у нас появилось право выбора». Вообще, любого ученика можно заинтересовать учебой, даже того, кто с первого классе двоечник. Не бывает неспособных детей, просто начальные условия у них разные, например, в семьях. Но для каждого можно найти что-то, что ему по силам и что позволит ему поверить в себя и двигаться дальше. Я говорю: «Если не можешь сделать это задание, давай посмотрим что-нибудь другое». А в старших классах у меня ребята часто сами проводят маленькие занятия по разным темам. Так они получают практику публичных выступлений, учатся не бояться выступать перед аудиторией. Умение говорить и объяснять точно понадобится в любой профессии.

— Как изменились ваши представления о школе, если сравнивать с тем временем, когда вы сами были ученицей, студенткой?

— Розовые очки были. Казалось, раз я чудесно знаю физику и сама вся такая молодая, всё должно быть идеально. Но нет, так не бывает. Я столкнулась с тем, что нужно находить подход к каждому ученику. Тяжело было учиться взаимодействовать с родителями ребят. В университете привыкаешь, что ты самостоятельный, и мама и папа уже не так интересуются твоей учебой. А в школе родители стараются всё знать про своих детей, и я была к этому психологически не готова. Был «комплекс самозванки» — мне всего 22, а люди меня в два раза старше. Как я могу что-то им объяснять и давать советы?

Бывает, дети с учителями общаются больше, чем с родителями. В какой-то момент я поняла, что лучше на пять минут меньше поговорить о физике и потратить эти пять минут на простой разговор с детьми. О том, что их волнует, что им близко и интересно. Если вижу, что дети не готовы заниматься, я могу им прочесть что-нибудь, например, рассказ Жванецкого «Образованный счастлив в старости» и посвящу десять минут его обсуждению. И после этого уроки проходят просто на ура, вопросов, зачем нам всё это учить, не остается.

— Что волнует современных подростков? Чем они готовы делиться с учителем, а чем нет?

— Я сравниваю современных ребят и себя в их возрасте и понимаю — они очень смелые. Они готовы говорить о многом, готовы делиться переживаниями о самоопределении, их волнует, что происходит в нашей стране. Я восхищена тем, что они, хоть формально и не имеют еще права голоса, но уже думают о том, на что могут повлиять. Они более заинтересованы и активны, чем даже моё поколение. Ребята с удовольствием делятся со мной своим мнением, например, о ситуации в стране, знают, что я их не буду осуждать, даже если не согласна. Мы с учениками часто общаемся в социальных сетях, они просят прислать им, например, почитать что-нибудь интересное.

— Сейчас говорят, что «протест помолодел», на митинги ходит очень много школьников, студентов. Что вы об этом думаете? Сохранят ли они свой энтузиазм и желание что-то изменить, или это просто подростковый бунт, который с возрастом сойдет на нет?

— Когда я спрашиваю у ребят, почему им это (ходить на митинги. — Прим. ред.) так интересно, они отвечают, что наблюдают за тем, что происходит, на протяжении 17 лет, и им хочется узнать, какая будет жизнь, если что-то изменится. Если они не потеряют веру в то, что мнение одного человека может что-то поменять, то со временем это может привести к положительным переменам. Главное — набраться опыта. Я верю, что если они захотят изменить жизнь в нашей стране в лучшую сторону, то им ничего не помешает это сделать.

— Дети часто пытаются спровоцировать учителя?

— Да, меня провоцировали не раз. Но это свойственно всем людям — чтобы установить границы в общении, нужно проверить рамки дозволенного. Дети так набираются опыта. И даже если ты позиционируешь себя как близкий им человек, это всё равно немного неправда, ты старше, и у тебя всё равно больше опыта. Если я вижу провокацию, я стараюсь ее обозначить и обсудить. Например, когда ученик демонстративно не хочет ничего записывать. Я могу остановить урок и без осуждения спросить: «Петя/Вася/Коля, почему ты ничего не пишешь?» Он говорит: «Мне лень». «А что тебе было бы интересно?» В диалоге мне могут предложить совершенно другую тему для обсуждения, и мы начинаем с нее, но в итоге приходим к теме урока. Они потом говорят: «Какая интересная аналогия». С провокациями можно справляться, если слышать ребят и быть гибким в своей работе.

— Много ли сегодня подростков, которых можно назвать трудными, по сравнению с периодом, когда вы учились?

— Нет, мне кажется, ничего не изменилось. Мне не нравится словосочетание «трудный подросток», потому что все люди разные, есть разные семьи и установки. Есть ребята, которые оказываются в трудных жизненных ситуациях, и их вины в этом нет. Им нужно больше любви. Они не трудные, они недолюбленные. И учитель может это компенсировать. Им не хватает принятия и поддержки. Это видно, они, как ёжики, колючие, но им самим очень тяжело…

— Как думаете, можно было бы избежать трагических случаев в Перми, Челябинске и Улан-Удэ, когда подростки с оружием нападали на своих одноклассников и учителей?

— Да, безусловно. Сейчас усиливают охрану в школах, это, конечно, важно, но всё-таки нужно понять, что повлияло на то, что ребенок начал себя агрессивно вести. И снова возвращаемся к недолюбленности и к тому, что дети не чувствуют границ дозволенного. Они не понимают, что их свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Гнев — это реакция ребенка на происходящее в семье и вокруг него, и не нужно тут винить компьютерные игры и интернет. Родителям и учителям нужно больше уделять внимания позитиву, тогда не придется говорить о плохом поведении и агрессии. Детям нужно показать, что получать удовольствие от жизни можно по-разному, и тогда они не захотят развлекаться, унижая других и издеваясь над ними. У меня классное руководство в пятом классе, и за этот год мы с ребятами где только не были: на научных квестах, на театральных мастер-классах, в сыроварне, смотрели, как делают шоколад, к нам приходил проводить занятия флорист.

— А что еще интересного вы делаете на занятиях?

— Недавно к нам приходили арт-терапевты. Он приносили музыкальные инструменты — флейты, гитары, бубны. Большинство ребят играть на этом не умеют, но у них было задание — загадать эмоцию, радость, счастье, грусть и так далее и передать ее через музыку. Ученики потом говорили: «Я понял, что меня могут понять и без слов». Мне кажется, после подобных занятий ребенку точно не захочется проявлять агрессию.

— Что вы думаете о семейном обучении? С чем связано стремление родителей забрать детей из школы?

— Во-первых, это медицинские показания. Глупо считать, что в процессе образования нужно терпеть дискомфорт и трудности. Психологический комфорт должен быть на первом месте. Есть детки, с которыми учителя занимаются отдельно из-за медпоказаний, а есть те, кого родители переводят на домашнее обучение, в котором забота школы — только аттестация. Разные родители по-разному понимают образовательный процесс, и многие считают, что ни одна школа в стране не будет учить ребенка так, как хотят они. Это их выбор и их право. Самый спорный вопрос — социализация таких деток. Но ведь мы не живем за каменной стеной, и школа — не единственный способ научиться общаться с другими людьми.

— А есть семьи, которые забирают детей из класса из-за конфликтов с одноклассниками?

— Нет, с таким я не сталкивалась.

— Часто учитель оказывается незащищенным перед родителями. Правда ли, что даже мелкая жалоба может испортить репутацию и поставить под угрозу дальнейшую карьеру?

— Мне в этом плане повезло, у нас в коллективе хорошая психологическая обстановка. У меня были, конечно, случаи, когда приходилось объяснять родителям, почему, например, я поставила ребенку именно эту оценку, но жалоб и угроз увольнения не было. Хотя от знакомых учителей я много слышала о таким проблемах. Образование — это услуга. Да, учителю может быть обидно от этого, он дарит свои знания и опыт, но это так, это государственный заказ, и мы получаем зарплату с денег налогоплательщиков. И родители зачастую думают: «Я налогоплательщик и плачу за обучение ребенка, значит, я имею право диктовать условия». Но если у учителя есть поддержка со стороны администрации школы, хорошая репутация, то одна жалоба роли не сыграет.

— При всех трудностях работы — большая нагрузка, небольшая зарплата — что всё-таки вас мотивирует и заряжает энергией?

— Учитель получает огромную эмоциональную отдачу, ведь дети очень искренние. Если ты им нравишься, они засыплют тебя словами благодарности, энергией. В этом меня поймут те, кто работает врачом — они ведь спасают жизни, а мы их строим. У педагога и ученика — эмоциональная связь, с помощью которой можно долго и продуктивно работать. Еще мне нравится, что в школе возникает ощущение вечной молодости — с детьми невозможно состариться. Ты всё время на волне и в курсе всех новинок. Ты тоже учишься, чтобы понимать их и не зарасти мхом.

— Какие у вас дальнейшие планы? Чему бы хотелось научиться?

— Для меня сейчас программа-минимум — достойно выступить на областном этапе конкурса «Учитель года» и защитить честь своей школы и города. В прошлом году я уже побеждала в номинации «Лучший дебют», и планку снижать не хочется. Но, честно говоря, насчет будущего стараюсь не загадывать — каждый день что-то меняется. Единственное — не хотела бы работать на административных должностях или в управлениях образования. Мне интересно учить детей.