Поэт Олег Груз: «Ростов для меня всегда "папа"»

Олег Груз приехал в Ростов-на-Дону в рамках тура по России. Накануне, 21 марта, он встретился со своими читателями в публичной библиотеке, где впервые читал новые стихи. В пятницу он выступит в филармонии с большим творческим вечером, а в субботу представит ростовчанам моноспектакль «Лирика» в ресторане «Живаго».

Поэту, актеру и продюсеру Олегу Грузу 39 лет. Он родился в Узбекистане, в 1999 году переехал в Ростов и прожил здесь шесть лет. В 2000 году Груз основал группу «Ремонт обуви», которую вскоре переименовали в GROOZZ — она просуществовала два года. Первая книга поэта «Я творец, и Вездец!» вышла весной 2008 года, позже он выпустил сборник iPoet. Олег написал сценарии для психиатрической комедии «Рвы» и фильма «Газгольдер. Клубаре».

Олег Груз рассказал 161.RU о привязанности к Ростову, критике своего творчества и отношении к арестам музыкантов.

— Ростов — это мой дом. Здесь люди, с которыми я начинал, которые верили в меня, когда я еще никому не нужен был. Главное качество ростовчан — общительность. Они открыты и любознательны. Настоящий ростовчанин легко заговорит с незнакомцем. Еще их отличает лень летом, когда сложно заставить работать. Это же юг — вечная сиеста.

Я переехал в Ростов в 19 лет. Первое время сочинял стихи, про город в том числе. Потом поступил в институт и стал много времени проводить в публичной библиотеке. Можно сказать, что первые полтора года жизни в Ростове я проводил там значительную часть своего времени. А уже после появилась музыкальная студия, где я познакомился с друзьями.

Решение пойти учиться на режиссера было осознанным. К тому времени я понял, что в РИНХ уже не попаду — запустил в школе математику, чистый гуманитарий. У меня уже был диплом электромонтера — но это не мое, душа не лежала к этой профессии. Училище (ростовский филиал СПбГУКИ. — Прим. ред.) на Советской, 21 нашел случайно и быстро понял — это то, что мне надо.

В моем случае Ростов точно «папа» — как минимум потому, что здесь живет мой отец. Мы, ростовчане, дерзкие. Видите, до сих пор говорю «мы», хотя жена-москвичка поправляет меня — мол, уже давно живешь в столице. Статус «Ростов-папа» оправдывается именно местной дерзостью.

— В творческом объединении «Газгольдер» я с 2005 года. Уже тогда возникла идея сделать сериал про клуб в стиле старой телепередачи «Кабачок "13 стульев"». Спустя год я начал писать к нему сценарий в прозе, но потом решил сочинять диалоги. Работа над сценарием длилась 10 лет — параллельно занимался другими делами, но постоянно к нему возвращался.

«Газгольдер», в первую очередь, в меня поверил. Когда я приехал в Москву, я никому там не был нужен. А в этом объединении мне предложили здравые условия. Баста при первой встрече не произвел впечатления пафосной звезды, и сейчас то же самое. Он простой пацан.

Отсоединиться от «Газгольдера» — это как ехать в автобусе, а потом решить идти по этому маршруту пешком. Зачем? Мы едем в одном направлении, нам по пути. Понимаю, что у многих неправильное представление о нашем сотрудничестве. Мне не ставят ТЗ, музу на дом не привозят.

Фильм «Клубаре» стопроцентно попадает в то, что я видел, будучи арт-директором ночного клуба. У каждого героя ленты были прототипы. Я ничего не выдумывал, просто записывал детали взаимоотношений людей в индустрии. Жажда наживы, легкие деньги, слава — всё это отражается на психике. У нас тусят как раз такие люди. Если убрать все пафосы и пиететы, они продают нам алкоголь под легкую музыку, по сути. «Тут нюхайте, пейте, танцуйте, принимайте волшебные зелья, но не прекращайте веселья!» (отрывок из «Гламурного стиха». — Прим. ред.).

— Публичность — неотъемлемая часть моей работы. Я дошел до стадии, когда не обращаю внимания на оскорбления в интернете. Смотришь комментарии, а кто-то гадость написал. Это как будто ты шел, на тебя плюнули, а ты говоришь себе: «Да ничего страшного». Я рад, что меня знает не молодняк, они не подрываются при каждом удобном случае и не засирают мою ленту. Иногда всё еще пишут: «Ты свой нос вообще видел?» Конечно, видел! Про нос — еще самый мягкий комментарий.

Я никогда не боялся реакции читателей на свое творчество. Я же отмороженный. Впервые выступал не со стихами: я вышел на сцену театра-студии пантомимы «Пигмалион» в Башкирии. Тогда испугаться просто не успел — мы были пьяненькие. Задача была несложная, эпизод без текста: нужно было пройти по сцене и изобразить недоумение.

Когда я уезжал из Ростова в Москву, у меня был один из нескольких человек, чья похвала для меня много значила бы. Не буду называть имя этого человека, но все его прекрасно знают, масштабная фигура. Я прочитал ему стихотворение «Убитые бытом» — и он встает передо мной на колени. Человеку 60 лет, он столь многого достиг, при этом стоит на коленях. Тогда у меня шаблон порвался. Рассказал потом товарищу об этом, а он: «Привыкай, так теперь всегда будет». Этот человек — такой же слушатель, как и я.

— На вечеринках Ноггано я волновался. Это не моя публика. Начинаю что-то читать, а они кричат: «Васю давай! Вася! Вася!» Сейчас я понимаю, что это был потрясающий опыт. Я научился, читая стих, проклинать и ненавидеть — и себя, и стих, и людей вокруг. Такие ситуации меня воспитали. Случалось, я даже жрать не мог перед выходом на сцену — настолько был сосредоточен. А потом расслабился: ну пошлют тебя на ***, и что? Никогда до этого не посылали? Посылали. Я понимал, что сильно зажат перед зрителями. Постоянно работал над собой — и в какой-то момент как бабка отшептала. Теперь волнения нет совсем. И когда меня спрашивают, волнуюсь ли я перед выступлением, я отвечаю: «Только за дополнительную плату».

— Я могу бесконечно пересматривать фильм «Окраины» Петра Луцика. На цитаты его разобрал. Это Тарантино по-русски.

После большого перерыва, бывает, за пару дней смотрю десяток фильмов. «Лето» Серебренникова я не смотрел и не хочу. Это герои не моего романа. Меня вообще не интересует русский рок как таковой. Я не размышляю над темами, которые там поднимают. И в целом у меня нет кумиров, никогда ни от кого не фанател. Для меня Цой и Науменко — музыканты-самоучки, обычные люди.

Зрители любят ностальгировать. Вышел фильм «Лето», потом «Богемская рапсодия». Я понимаю, что люди хотят переживать одни и те же эмоции, а новых ощущений боятся. Режиссеры и продюсеры спекулируют на тех, кто в 20 лет слушал эти группы. Им сейчас по 50, и они банально ностальгируют по своей молодости.

Мы не рождаем новые смыслы. У нас прямо сейчас куча проблем — о них нужно говорить. А нам вбивают идею, что мы должны оставить потомкам свидетельства, как раньше жили, сохранить какие-то артефакты творческой деятельности. Рефлексия по чужой жизни, повторяю, мне не интересна.

— В 2012 году мне казалось, я нашел райское место — там тепло, есть море и все кругом говорят по-русски. И когда приехал в Москву доделывать «Газгольдер: Фильм», я был уверен, что мы вернемся в Крым после премьеры, в апреле 2014 года. Но начались те события в феврале — марте, я за ними наблюдал и не понимал, как реагировать. Тогда моя супруга была беременна, и понятно, что москвичку в положении я бы не повез в Севастополь. И так мы остались в Москве.

Оценок этим событиям давать не хочу. Не то чтобы я осторожничаю, но сейчас я говорю как публичное лицо. От политики оградиться просто не получится, она влияет напрямую на нашу жизнь. Присоединение Крыма к России для меня не стало неожиданным, наоборот — логичным. Он уже был моим, я к нему давно присоединился. Это мой выбор и выбор этих людей — они вправе решать, как им жить.

— Я считаю, что мат в искусстве запрещать нельзя. Можете посмотреть мое обращение к министру культуры. Для определенных тем и слоев населения мат необходим. С людьми нужно говорить на их языке.

Я против арестов за творчество. С Хаски вообще какая-то глупость произошла. При этом я изучил творчество группы IC3PEAK, чьи концерты запрещали в конце прошлого года по всей стране. Себя в этом я, конечно, не нашел. Они выступают на грани эпатажа. Я за то, чтобы у творца была ответственность. Если запрещают что-то, примите это как творческий вызов: завуалируйте так, чтобы смысл не потерялся и чтобы закон переступать не пришлось. Это развивает талант. Мне импонирует Face. Из него, возможно, лет через пять получится серьезный, большой мыслитель.

Мы были бесхозными долгое время. Сейчас пытаются незримо ввести цензуру. Безусловно, я против нее. Должны быть позитивные примеры. Так, поп-звезды не могут стать примерами. Мы же не можем все вдруг начать петь патриотические песни. В качестве подопытных взяли самых безобидных артистов и на их примере показали, что правила все-таки существуют.

— Я вспыльчивый, эмоциональный человек и не стесняюсь этого. Может, если буду гасить в себе темперамент, это приведет к внутренним моральным и духовным травмам. Я стараюсь не держать все в себе. Есть люди, которые годами копят негатив, а потом зарабатывают из-за этого болезни сердца.

Добро должно быть с кулаками. Не в том смысле, что ты идешь с кулаками, чтобы отобрать чужое добро. Ты отстаиваешь свое. Я не люблю ни бить людей, ни получать от них. По молодости это, может, и было прикольно. Сейчас я владею словом. Если человек чего-то не понимает, я не делаю ему физических замечаний, я внушаю вербально. Но если кому-то всё же придется выписать в бубен — за мной не заржавеет (Смеется.)!

— Свободного времени у меня нет — у меня двое детей. Я от себя не могу убежать и перестать придумывать новый материал. Георгий Данелия о подобном рассказывал. Приехал он в Грузию к отцу, лежит на диване, размышляет о съемках «Мимино». Приходит отец и причитает: вот, мол, бездельник! Он отвечает: «Папа, я так работаю». Сложно объяснить старому грузину, что это за работа такая: мысленно киносцены монтировать.

Творческого кризиса у меня не бывает. В работе к меня постоянно до 30 произведений. Элементарно про этот самый кризис можно написать. Сложнее всего придумать основу сюжета и «родить» персонажей, поставить движки. Когда они есть, начинаешь скучать по персонажам. Такие мысли в голове: «Блин, хочу не здесь сидеть, а поехать домой и дописать текст». Они ведь договорили только в моей голове, а надо, чтобы и в компьютере высказались тоже.