Зек – полностью бесправный человек

Тюрьмы в Ростовской области смертельно опасны, а заключенные в них лишены всяких прав. Об этом шла речь на круглом столе, посвященном проблемам содержания заключенных в ростовских исправительных учреждениях. Мероприятие прошло в зале конгресс-отеля Don Plaza по инициативе общественной организации «Путь к праву» и сайта 161.ru.

Обсудить проблемы заключенных собрались представители общественного комитета при ГУФСИН по Ростовской области, правозащитники и журналисты. Для того чтобы обсуждение носило предметный характер, в нем приняли участие родственники умершего в тюрьме спортсмена Ильдара Гогуа и мать одной из осужденных женщин, отбывающей сейчас наказание в азовской колонии.

О судьбе чемпиона России по тайскому боксу Ильдара Гогуа первым написал сайт 161.ru. 25-летний мужчина скончался от туберкулезного менингита в тюремной больнице Ростова спустя четыре года после приговора суда. В 2005 году он был осужден за кражу и, с учетом уже имевшегося условного наказания за нападение на милиционеров, получил шесть лет лишения свободы. В тюрьму попал молодой, перспективный и полный сил спортсмен. «Мы сейчас не обсуждаем, насколько справедливым был тот приговор, – поясняет дядя покойного Гурам Гогуа. – Мы хотим понять, кто виноват в том, что через четыре года нам отдали труп. Ведь Ильдара не приговорили к смертной казни». По словам родственников, на зону парень попал уже зараженным туберкулезом – хватило нескольких месяцев в СИЗО, где он ожидал решения по первому делу. «Это, действительно, большая проблема, потому что большинство осужденных заражается туберкулезом не в тюрьме, а на подходе к ней – в следственных изоляторах и ИВС, – говорит член общественной наблюдательной комиссии Ростовской области Федор Дериго. – Это в тюрьме человек проходит медицинское обследование, и тогда понятно, чем он болен. А в ИВС и СИЗО людей бросают сразу, можно запросто оказаться в переполненной камере с больным открытой формой туберкулеза».

Туберкулез и ВИЧ/СПИД стали настоящим бичом современных колоний. Денег на лечение таких больных и на воле выделяется не так уж много, что уже говорить о тюрьмах. Если родственники достанут и смогут купить нужные лекарства, то у заключенного еще сохраняется шанс выжить. Но для огромного числа «сидельцев» даже самый небольшой срок превращается в настоящий смертный приговор. Зам председателя Общественного совета ГУФСИН по Ростовской области Эдуард Шапошников не отрицает, что положение дел в зонах оставляет желать лучшего, но делать из факта смерти одного осужденного выводы о порочности всей системы он считает неправомерным. «Можно сколько угодно рассуждать о причинах того, что произошло, но ситуация требует конкретных предложений, а не обсуждений», – заявил Эдуард Шапошников.

Часть присутствовавших на круглом столе журналистов с ним не согласилась. Их поддержали и родственники умершего Ильдара. «Он был болен, но его постоянно кидали в карцер, – сквозь слезы рассказал сестра Ильдара Шорена. – Он нам об этом не говорил, никогда не жаловался на условия содержания, но последний год на свидания к нему попасть было невозможно, он постоянно находился в карцере». Родственникам поясняли: осужденный нарушает режим заведения, за что и бывает часто наказан. Бывший политзаключенный, а ныне известный ростовский правозащитник Витольд Абанькин поспешил пояснить журналистам, какими бывают нарушения режима. «Когда я сидел во Владимирской тюрьме, начальство решило меня «задавить», – вспомнил бывший зек. – Не положено, например, чтобы кружка стояла на тумбочке, а я ее на пару минут там оставил – вот тебе и карцер. Заключенные в наших тюрьмах – самые бесправные существа. Задача руководства колонии – задавить зека морально, сломить его волю, сделать «подстилкой». А для этого все методы хороши». По словам правозащитников, руководство колонии старается максимально изолировать вверенные им учреждения от влияния общественности, превращая их в «зоны собственного влияния».

С ним согласна Римма Акулова, у которой дочь Елена отбывает наказание в женской колонии г. Азова. За то, что осужденная пытается отстаивать свои права, руководство колонии, по словам матери, давит на Елену всеми возможными способами. А протестовать там есть против чего. Как заявили на круглом столе правозащитники, по их информации, руководство колонии, чтобы экономить средства, например, на целый день... запирает туалеты! Понятно, что терпеть подобное унижение могут не все. Елена – как раз из числа таких «возмущающихся». «Ее избили двое осужденных, одна из которых потом освободилась по УДО, – плачет женщина. – Когда уходила, сказала Елене, что била ее по приказу администрации. После каждого моего обращения по поводу ужасных условий содержания дочки, ее бросают в карцер. Из-за тяжелой пищевой аллергии она может есть только хлеб и иногда вылавливает картошку из баланды. Когда я последний раз с ней разговаривала, она просто сказал: «Мамочка, если бы ты знала, как я хочу есть!». И я ничем не могу ей помочь!» Узнав, что у больной дочери другие осужденные отнимаю еду, Римма Панкратьевна снова пошла жаловаться начальству колонии. Ответ администрации едва не лишил ее дара речи. «Они мне сказали так: если хотите, чтобы у дочери не отнимали еду, давайте мы ее посадим в карцер – он одиночный, там точно никто к ней приставать не будет», – рассказала ошеломленная женщина, которая так и не поняла, всерьез это говорили люди в погонах или смеялись над ней.

«К сожалению, в большинстве случаев администрациям колоний все равно, что происходит с заключенными, – замечает бывший прокурор по надзору за колониями, а сейчас заместитель председателя Ростовской региональной общественной организации «Путь к праву» Борис Надкерничный. – Почему так происходит – это другой вопрос. Из-за лени, или из-за того, что руководители колоний заняты решением каких-то своих личных проблем с помощью должности – никогда не узнать».

В ходе дискуссии прозвучало предложение – сделать исправительные учреждения более открытыми, дать заключенным возможность контактировать с представителями общественности. Может быть, угроза предания гласности всех фактов нарушений сможет заставить администрации колоний более тщательно следить за ситуацией внутри периметра. «Никакого диалога невозможно выстроить! – настаивает Витольд Абанькин. – Я в этом году встретил человека, который вышел из СИЗО на Кировском. Он говорит: «Там такой ужас! Спим на тряпье, грязь вокруг...» Ну, мы тогда прошлись по нашим бизнесменам, купили простыней. Решил передать через администрацию. Журналистов пригласили с камерой. И что вы думаете? Не успели мы на тротуар ступить, как вылетели представители администрации, устроили мне скандал, дескать, что это я здесь делаю. Велели убираться и еще журналистов обругали. Вот и весь диалог. А вы говорите открытость...»

Но, по мнению Федора Дериго, влиять на положение в этой сфере можно и нужно. Главное, делать это грамотно. «Когда вы обращаетесь в органы ФСИН, всегда уточняйте, кто с вами общается, фамилию, должность. Тогда хоть нам будет с кого спрашивать», – советует член общественной наблюдательной комиссии Ростовской области. Он также отметил, что сегодня жизненно необходимо создание специального интернет-ресурса, куда бы родственники (а то и сами заключенные, ведь ни для кого не секрет, что многие из них имеют доступ к мобильным телефонам и даже пользуются системами вроде icq – прим. автора) могли отправлять сигналы о фактах жестокости и произвола администрации. Собравшиеся были единодушны в одном: безусловно, тюрьма – это не то место, где человек может расчитывать на комфорт и покой. Но и трехлетний срок за кражу не должен в итоге превращаться в смертную казнь от болезней и лишений.