Чем пах Ростов в XIX веке

Совсем скоро в Ростове зацветут деревья и их запах заполнит улицы города. Но благоухала донская столица не во все свои весны. В XIX веке ростовские носы были привычны к более грубым запахам – до современной канализации город в те времена еще не дорос.

В середине XIX века Ростов расширяется и богатеет. По данным 1845 года, по экспорту он уже опережает Таганрог. Население города, как сообщал Екатеринославский статистический комитет, в 1846 году составляло 9 194 человека. Причем, как указывает историк Аполлон Скальковский, это «…не считая военных чинов, составляющих гарнизон города, и подвижного населения, то есть экипажей мореходных и речных судов, ни рабочих занятых рыболовством, судостроением, шерстомойками и проч., которых число увеличивает цифру населения на 50% и даже 60% в течение года… Но если считать Нахичеван, которого жители: купцы и мещане участвуют в торговле и промыслах Ростова, за обширное предместье этого порта, то найдем, что на берегу Дона между древними урочищами Полуденкою и Темерником живет, усердно действует и обогащает многие Русские области трудолюбивая и промышленная община в 40 000 душ оседлого населения».

С учетом количества и «подвижности» населения, а также принимая во внимание практически полное отсутствие мощения, можно только попытаться представить фантастическую грязь ростовских улиц и переулков. Для полноты картины следует указать, что в то время мусор, навоз и… пардон, содержимое так называемых «ночных ваз» выбрасывалось прямо на улицу, что называется под ноги прохожим. Соответственно, стоило пойти дождю, и эти импровизированные стоки превращались в бурные реки с недвусмысленным запахом, которые текли прямо в Дон. С этим, кстати, связана еще одна ростовская байка, одновременно смешная и жуткая. Было это или нет на самом деле – история, как говорится, умалчивает. Но рассказывали, что еще в 1830-х годах один «не совсем трезвый» извозчик после сильнейшего ливня попытался проехать на своей «бричке» через один из таких бурлящих потоков, да и «потонул» в нем, причем вместе с лошадью! Более того – в течение нескольких дней после этого происшествия местные жители «облазили и обшарили» все окрестные лужи, но ни извозчика, ни лошади, ни «брички» так и не нашли. Увы, городские фекалии так и не раскрыли этой тайны!

«Ростовские домовладельцы того времени, – писал историк Кузнецов, – обнаруживали, вообще, сильную привязанность к грязи и имели на счет санитарно-гигиенических требований свое самобытное представление, в силу которого вывозкой нечистот со двора не очень обременяли себя, а уж если такая оказия случалась, то обыкновенно домовладелец находил справедливым не утруждать себя далекой вывозкой и сбрасывал нечистоты где-нибудь поблизости, в пределах города. Такими излюбленными местечками были берег Дона, Мало-Садовая улица (ныне улица Суворова. – Прим. авт.), в то время еще не застроенная, а иногда и базарная площадь».

Но самым «привлекательным» местом для ростовцев была так называемая Генеральная балка, которая была в то время северной границей города. Она располагалась между нынешними улицами Большой Садовой и Пушкинской. Целые горы мусора, как ни парадоксально, высились в тех местах, где так любят гулять сегодняшние ростовчане – это территория нынешнего парка им. М. Горького и окрестности Дворца бракосочетания и Театра кукол. Балка имела вид огромного оврага с многочисленными разветвлениями, из которых образовывались новые небольшие овраги. По ложу балки протекал ручей, который на карте города 1857 года именуется как Безымянный. По обеим сторонам балки и в ее разветвлениях ютились ветхие избушки, крытые камышом. Безымянный ручей во время ливней частенько выходил из берегов, и вся эта жуткая смесь воды, мусора и фекалий затапливала близлежащие лачуги.

Генеральная балка, грандиозное урочище земли ростовской, простиралась примерно от нынешнего Кировского проспекта до реки Темерник. Чтобы укрепить склоны балки и не допустить ее дальнейшего расширения, обе стороны балки были засажены «садами фруктовыми и тутовыми деревьями», как указано на плане города 1811 года. Впоследствии эти сады и дали название новым улицам – Большая и Малая Садовые.

Свое название Генеральная балка, скорее всего, получила в связи с тем, что в первой половине XVIII века на ее территории находились скотные дворы генерала Ивана Матвеева по прозвищу Краснощекий. В российской истории он известен как атаман донских казаков Иван Матвеевич Краснощеков. Это был, возможно, один из последних типичных представителей донских «гулебщиков» (охотников), богатырь, наводивший в свое время страх на всю Кубань своими походами.

О храбрости Ивана Краснощекова, о его выносливости, причем не только в боях, но и в попойках, ходили легенды. Английский резидент, которому довелось увидеть донского казака Краснощекова в Санкт-Петербурге в 1741 году, был поражен его «диким видом» и множеством ран и рубцов на его теле.

Краснощеков был одним из любимых героев казачьих песен, которые и в наше время поются на Дону старинным тягучим напевом. В одной из них поется, как:

«Меж Кум–рекою, между Тереком
Ходил-гулял млад Донской казак… млад охотничек,
За плечьми носил пищаль-турку, винтовочку...
Вместо целика у нее брильянт-камень,
На винтовочке написано, как напечатано,
Что Иван ли сударь Краснощеков сын...
Он и шел-то не стежкою и не дорожкою,
А все тропинкою, да звериною…»