Ответ на этот вопрос смотрите на видео.

Ответ на этот вопрос смотрите на видео.

Да что угодно, лишь бы можно было вернуться потом в обратное состояние. Вот сделать, например, татуировку я не смогу: фильм закончится, а она останется. Все остальное в пределах норм. Я смеялся: даже готов ботокс вогнать, если мне докажут, что через три месяца он исчезнет и следов не останется. Это все юмор, конечно. Этого не требует профессия – есть грим и другие какие-то вещи. Но в принципе это есть, конечно, главный инструмент актера – превращать себя всякий раз в какого-то нового персонажа, искать типы, которые делали бы роль интереснее, подчеркивали бы смысл фильма. Поэтому всегда интересно внешностью жонглировать. Опять же у нас мало снимается жанровых фильмов, где это необходимо. В общем, готов. Но толстеть... Не знаю... Худеть всегда просят, а толстеть еще никто не просил.

Понятное дело, мы и росли в обществе, в обществе самом витало тотальное уважение к школе и к учителям. Но это, конечно, не избавляет нас от того, что мы не были хулиганами, детьми, которые позволяют себе разного рода экстремальное поведение либо все классом, либо в классе было один-два хулигана-заводилы, которые совершали провоцирующие всех поступки. Это нормально. Так во всех странах мира.

Мы с «Училкой» ездили по миру – реакция одинаковая. «Это про нас!» – кричат в Финляндии, Новой Зеландии, Австралии. Везде точно такая же ситуация: много детей, провокации и бедные учителя, которые своим авторитетом пробивают дорогу к сердцам своих учеников. Единственное, что в Новой Зеландии учитель истории спросил, обязательный ли это предмет в нашей стране. Мы сказали: «Конечно, обязательный». А он нам: «Господи, как вам повезло!» У них это факультативный урок. Он посмотрел фильм и со слезами на глазах сказал: «У вас есть шанс, если у вас урок истории – обязательный предмет».

А у меня в детстве всякое было, но если мы говорим о хулиганстве добром. Неусидчивость, ходить по классу, смеяться без остановки. Я был неусидчивый. Красной ручкой у меня было в дневнике написано: «Это невозможно! Он все время разговаривает! Он все время смеется!» Моя мама не понимала, ругать меня или нет, потому что «он же смеется». Что плохого, если ребенок смеется? Я сейчас смотрю на своего сына Федора, он такой же. Учится прекрасно, но педагог все время говорит, что он совершенно неусидчивый. «Он опять сорвал урок рисования», – говорит учитель. С одной стороны, я понимаю, что как отец должен сделать ему замечание и сказать «аяяй», с другой стороны, он видит, что улыбка моя внутренняя не сходит с уст, и понимает, что я не настолько серьезен, как того требует воспитательный момент.

Я узнаю себя и свои годы вспоминаю. Все как в «Ералаше»: окна, помню, разбивал, и сбегали с уроков всем классом. Последнее было часто. Учителя вспоминали себя в детстве и говорили: «Ладно, этот урок мы вам простим». С одной стороны, какие-то вещи были радикальные, с другой стороны, это и есть наша традиция. Плохого ничего нет, когда ребенок сам себе делает послабление. Учиться тяжело. С каждым годом детям все сложнее и сложнее учиться. Надо давать послабление, потому что дети могут надорваться, сорваться. Я допускаю, что они сами все это осознают и понимают. Это не просто оголтелое какое-то хамство. Это защитная реакция.

Про «Бумер-2» ничего не могу сказать, потому что это фильм, который снимался без меня. У меня было два съемочных дня, я сыграл и не участвовал в производстве фильма. Я поддерживаю зрителей, которые остались с чувством некой недосказанности и совершенно иного ожидания от фильма «Бумер-2». Я понимаю, о чем они говорят. Но режиссер тоже не хотел становиться заложником первой картины и превращать это все в сериал. Он осознанно это сделал. И это большое мужество для него, что именно таким образом поступил: пожертвовал зрительской симпатией в свою сторону и сторону фильма, нарочно ушел в совершенно другое русло, повел картину совершенно в другом направлении. Зритель, конечно, оказался не удовлетворен фильмом. Это такие жизненные качели, когда нужно делать важный осознанный выбор. Режиссер сделал этот выбор, и он имеет на это полное право.

В театр редко удается ходить. Но недавно я открыл для себя театр «Практика». Я посмотрел роскошный спектакль «Бабушки». Думаю, государственная премия должна быть вручена актерам этого спектакля. Я ничего более потрясающего не видел. Он произвел на меня колоссальное впечатление. Если кто-то из вас будет в Москве, посмотрите.

Из музыки я долгое время слушаю только одну группу, ее слушают и мои дети, они знают песни практически наизусть. Это группа «25/17». Это культовая группа, которая вернула мне веру в то, что наш русский рок жив. Хотя ребята исполняют рэп. Для меня важно, что основной акцент идет в сторону текста. Это песни со смыслом. Так как мы выросли на этом, мы поняли, что такое свердловский рок-клуб, питерский рок-клуб. Когда мы слушали, с одной стороны, хиты, с другой стороны – тексты. Мы русские люди, нам важно слово. Нам важно, о чем ты говоришь, чем ты дышишь, где твои тексты близки и к поэзии, и это вскрытие внутренних проблем, проблем общества, страны – с одной стороны. С другой стороны, это с такой любовью делается... Вот группа «25/17» – помимо того, что это тексты, ребята делают потрясающую музыку, у них одно из самых потрясающих шоу, если сходить на их концерт. Для меня они сердечные русские люди, которые с добром и искренностью делают то, что так давно уже не было ни на радио, ни на телевидении, ни на концертах. Ее слушают и мои дети, подпевают. У нас общий интерес. И я понимаю, что мы на одной волне с моими детьми. Вот такое единение через эту группу.

Фильмы не успеваю смотреть, но стараюсь. Если кинотеатр, то, как правило мы идем с детьми. И это какие-то новинки в области мультипликации. Хорошая мультипликация идет – и отечественная, и Pixar (они делают очень качественные мультики, с хорошим смыслом, с хорошим посылом). Вчера были в Челябинске. Мы оттуда приехали в Тюмень. В фильме «Училка» как раз идет речь о разрозненности общества, о том, что мы совершенно не видим и не слышим друг друга. Информация о нашем приезде была. Наш проект и турне не коммерческие, и денег платить за рекламу нет. Информационная поддержка была со стороны некоторых СМИ. Кто услышал, тот услышал.

Те зрители, которые не смогли попасть на предпремьерный показ, сходят с 26 ноября в кинотеатр, для нас будет большая радость. Если произойдет успех фильма «Училка», люди оставят свои отзывы в социальных сетях, тогда это турне даст нам шанс поверить, что обратная связь возможна. И дорожка, которую мы сейчас протаптываем, возможно, станет хорошо заасфальтированным трактом. Когда ездить в Тюмень, Челябинск, Новосибирск станет нормой. Это же в первый раз за 20 лет такое турне.

Спорт я люблю. Сам я увлекаюсь хоккеем. Но телевизор не смотрю и не слежу ни за какими командами. Если я пришел на хоккей, например, в Екатеринбурге... Кто сегодня играет? «Автомобилист» с «Локомотивом». Пошел смотреть. Причем я люблю и ярославцев, потому что у меня там большинство друзей живут, поэтому болею и за Ярославль, и за Екатеринбург. Если рядом сидят мои друзья из Екатеринбурга, думаю: «Ну, все! Болеем сегодня за Екатеринбург». Просто я люблю саму игру. Люблю и играть, и смотреть. А болеть, переживать – эти две составляющие я векторно направляю на свою семью. Я за них болею и переживаю.

Комедийные по душе. В первую очередь потому что они редкие, а во-вторых, потому что это самый сложный жанр. Самый легкий – это драма, а самый тяжелый – комедия. А если она еще сатирическая – это крайне тяжело. Это то, к чему ты всегда мечтаешь прийти. Это то, чем обладала великая советская школа, которую смотришь и думаешь: «Почему мы не можем так?» Или думаешь, почему у нас нет таких фильмов сейчас, а все зрители кричат: «Ну, пожалуйста, не снимайте пародии на прошлые фильмы, постарайтесь снять наши сегодняшние. Наша жизнь не менее интересна и злободневна».

Появляются иногда такие фильмы как «Рассказы». Я работал над ним: был удивлен и обрадован, что у меня появилась такая роль и такой фильм. Была замечательная комедийная роль у меня в фильме «Русская игра» по пьесе Гоголя «Игроки», где снимались Гармаш, Маковецкий и я. Мне удалось сняться в такой правильной русской гоголевской комедии, где юмор на самом высоком уровне.

Детские комедии. Недавно «Елки лохматые» вышли. Мы играли для детей, которые делают свои первые шаги в кинотеатр. Дети хохочут – и это такая высокая оценка, такая хорошая цена. Продолжения фильма не будет. Он провалился в прокате. Зритель, как всегда, не пошел в кинотеатр. Фильм не посмотрели, денег ни одного рубля не вернулось. Как правило, такие фильмы обрушиваются, проект закрывается.

Фильм бесплатно посмотрели в Интернете. Я никого не обвиняю – это такая вот наша культура. Будем ждать, когда будет монетизирован Интернет. Если хотя бы по 10 рублей будут складываться сколько миллионов нас живет, то у продюсера будет шанс, что вернутся деньги. Это обидная история, про которую мы сегодня говорить не будем. Я считаю, что это внутригосударственная задача.

Вообще хотел бы вернуться к кино, как к той отрасли, которая когда-то была государственной, бюджетной. Не в смысле, что государство из своего бюджета доставало деньги на кино, а наоборот – кино кормило все государство. Кино нужно поставить такую ситуацию, что оно должно приносить финансовую помощь в таком масштабе, чтобы можно было все финансовые дырки закрыть. Как это происходило в Советском Союзе, как это происходит сейчас с нашими западными партнерами.

Честно вам скажу, это стопроцентная внешность! Очень они на нас похожи. Актер, конечно, пытается выскочить из собственного амплуа, будучи заложником своих жестов, мимик, рефлексий. Но с другой стороны, выскакивать никуда не надо. Я работаю по другому принципу. Я начиняю каждого своего героя той искренностью, насколько я сегодня готов или насколько она необходима этому моему персонажу. Одному необходима моя рефлексия, другому – моя юность, другому – моя глупость. Это тоже инструмент.

Актер должен знать о своих самых сильных и самых слабых сторонах и очень честно о себе говорить с экрана. Честно доставать эти вещи, которые часто являются постыдными, не самыми нашими лучшими качествами. В виде инструмента, в виде рычагов влияния на своего персонажа ты ими пользуешься, они работают. Потом ты их закрываешь обратно в ларек и пытаешься их забыть, хотя они потом еще долго не спят и бродят где-то внутри. В данном случае, конечно, помогает осознание, что это всего лишь профессия, что происходит тренинг. Мне помогает то, что я хожу в храм. Регулярная исповедь и причастие вводят человека в понятие нормы быстро. Тем более если регулярно ходишь в храм, то у тебя есть стержень, на который можно нанизывать даже такую экспериментальную профессию, как профессия актера.

Ответ на этот вопрос смотрите на видео.

Ответ на этот вопрос смотрите на видео.

Конечно, опыт появился. Так-то я внутри фактически в этом же эмоциональном и искреннем состоянии нахожусь. И как любой человек, который с годами возрастает, я понимаю, что внутри-то возраста нет. Как живешь на свои 25, так и живешь, пока не произойдет тотальный стресс, который заставит тебя внутренне постареть. Пока, слава богу, Господь миловал, нет ничего такого, что связано с ощущением возраста внутри. Есть ощущение опыта, он дает крылья, легкость, возможность в своем исполнении ролей быть импровизатором, быть серфером, которые на волну вскочили и на ней идут. Вот это ощущение серфера, конечно, приходит с опытом, с большим количеством труда.

А потом появляется роль, как в фильме «Зеленая карета», я понимаю, что это сложнейшая творческая задача, но как мы 20 дней работали! Было такое ощущение, что мы на эту волну взобрались и так через этот месяц на ней и прошли практически. Как серферы на гребне. Это труд, который дает еще больше энергии и сил. Это с годами приходит. Ощущения идут из-за качества предлагаемых работ. Читаешь сценарии, которые тебе присылают, все-таки это имеет свойство отражать предыдущую работу.

Каждая работа – это ступень, глядя на которую тебе предлагают попробовать что-то следующее. Сценаристы, продюсеры, режиссеры – они же не дураки. Им самим нужна гарантия исполнения той или иной роли. Они не хотят рисковать, ведь кино – дорогое удовольствие. Поэтому, когда тратятся такие гигантские деньги, хотелось бы, чтобы было понимание, что, допустим, через неделю этот актер не сойдет с дистанции или эту роль не потянет. Здесь каждая роль, каждый твой опыт в кино, как сарафанное радио, идет внутри профессии, внутри нашего кинотуннеля по все студиям. Это держит нас в тонусе. У каждого есть свои плюсы и минусы. Некоторые вменяют мне в минус, что у меня уже много работ. Ну а что делать? Я только этим живу.

Получается – с каждым годом фильмы, фильмы, фильмы. А мне так везет, что фильмы хорошие, и в результате их повторяют часто. Получается: что ни включишь – либо идет повтор, либо премьера фильма. И я прямо сам за голову хватаюсь. И это же все бесплатно. Если бы российские актеры жили бы с повторов своих фильмов, то, может быть, и не нужно было уже больше сниматься. Можно было бы жить за счет них и поддерживать питание своих детей. Но, к сожалению, у нас совершенно другая правовая структура. Я не жалуюсь, это хорошо, потому что наши продюсеры и так рискуют всем (квартирами, домами), чтобы кино снималось. Для меня это люди-памятники. Я им крайне благодарен и участвую в каждой авантюре, если чувствую, что продюсер и режиссер хотят рассказать очень важную для них историю. Каждому предложению по съемкам я благодарен Богу, я понимаю, что от таких предложений не отказываются.