Федор Дериго, председатель общественно-наблюдательной комиссии РО: «Туберкулез в зонах – проблема общества, а не системы ГУФСИН»

В России, по разным подсчетам, порядка одного миллиона людей находятся в местах лишения свободы. Если вычесть стариков и детей, то можно смело сказать, что «сидит» каждый десятый человек трудоспособного возраста. Когда-то кем-то названная исправительной, эта система уже давно попала под перекрестный огонь пристального интереса с самых разных фронтов общественной активности: медики заявляют о вопиющем разгуле опасных инфекций, социологи говорят, что никого там исправить невозможно, силовики требуют ужесточений, правозащитники – прозрачности. Не слышно лишь тех, кто находится по ту сторону решетки. Становится ли лишение свободы автоматическим лишением всех прав человека, 161.ru спросил председателя общественно-наблюдательной комиссии Ростовской области Федора Дериго.

– Прежде всего надо пояснить, как была создана эта комиссия, когда и зачем.

– Комиссия была создана в соответствии с Федеральным законом №76 от 10 июля 2008 года «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания». В феврале 2009 года всем членам организации были вручены мандаты Общественной палаты РФ, и уже с марта началась активная работа. В комиссии работает 16 человек. Наша основная задача – работа по жалобам людей, находящихся в местах принудительного содержания. А это не только работа с федеральной службой исполнения наказаний (ФСИН), есть еще ГУВД с их системой ИВС и КПЗ, Министерство образования со своими учреждениями закрытого типа, Министерство обороны с дисбатами, изоляторы погранвойск ФСБ, учреждения транспортной милиции.

– На что чаще всего жалуются вам?

– Если говорить о системе ГУФСИН, то основная масса жалоб на непредоставление условно-досрочного освобождения. Осужденные не согласны с теми взысканиями, что на них накладывает администрация. Они считают, что достойны УДО, администрация думает наоборот. Но – важный момент: администрация не освобождает, она дает только характеристику. У меня есть масса примеров, когда администрация пишет, что человек встал на путь исправления, а суд не принимает решения о его досрочном освобождении. И наоборот: человек, который нанес серьезный материальный ущерб пострадавшей стороне, за время отсидки и рубля в счет компенсации этого ущерба не перечислил, вдруг выходит на свободу. Иными словами, принятие таких решений – это прерогатива суда, и вмешиваться в процесс принятия таких решений комиссия не вправе. Другой распространенный вид жалоб можно условно назвать географическим. Это когда житель Ростовской области отбывает наказание в другом регионе. Так бывает, если человек совершает преступление в другом регионе. В этом случае тем, кто жалуется, тоже надо понять: в Ростовской области нет тюрем, например, усиленного режима. Изменить режим может только суд. А принять решение о переводе осужденного может только московский аппарат.

– А как обстоят дела с условиями содержания заключенных? Переполненные камеры, плохое питание и медобслуживание – разве всего этого нет?

– Проехав по учреждениям ГУФСИН спустя несколько лет, я отметил существенные улучшения. (Федор Дериго – офицер в отставке, несколько лет прослужил в системе ФСИН по Ростовской области, работая с личным составом. – Прим. автора) Улучшение содержания налицо. Скажем, если в 2003 году в той же колонии Зверево люди на бетонном полу жили, то сейчас там чуть ли не евроремонт. Когда мы выезжали туда по делу Гогуа, я это увидел. Мне есть с чем сравнивать. В этом плане, конечно, подвижки вперед налицо. Построено несколько новых изоляторов: на Каменке, в Шахтах. Потому что условия содержания в первом изоляторе, мягко сказать, были не совсем комфортные, да и само здание старое. Его разгрузили, и там идет капитальный ремонт. Что касается количества людей в камерах, то сейчас превышения лимита нет. На сегодняшний день я нигде не заметил превышения норм содержания. Положено четыре квадратных метра на человека в изоляторах, перелимита нет. Это стало возможно из-за ввода новых изоляторов. Другой вопрос – это целесообразность нахождения многих подозреваемых и обвиняемых в этих изоляторах.

– Вы считаете, что надо менять законодательство?

– На мой взгляд, и следствию, и судам надо провести переоценку ценностей. Сегодня именно следствие решает вопрос о мере пресечения для подозреваемого, оно обращается в суд. Но если у человека есть семья, дети, и он не склонен к антисоциальному поведению, может трудиться, и преступление не является тяжким или особо тяжким, зачем водворять его под стражу? В Воронеже, например, сейчас проходит проверку новая инициатива. Человеку надевают специальный браслет, который его контролирует и сообщает обо всех его передвижениях. Человек, даже находясь под следствием, может трудиться, приносить пользу своей семье. Это я считаю куда более нормальным способом контроля.

– Сейчас очень остро стоит проблема распространения социально опасных болезней в местах лишения свободы. Туберкулез может превратить даже самый незначительный срок в смертный приговор. Как с этим бороться, на ваш взгляд?

– Прежде всего, надо четко понимать, что это не проблема системы ГУФСИН. Туберкулез – это болезнь социальная. В богатом обществе туберкулезом не болеют. Там, где бедность, стресс – там всегда туберкулез. Первое, что, на мой взгляд, необходимо сделать для борьбы с этой напастью в тюрьмах – это организовать обследование не на уровне тюрем, а на этапе ИВС. Когда в одну камеру попадают больной открытой формой туберкулеза бомж и человек из нормальной среды, это уже риск для последнего. Именно из ИВС болезнь начинает проникать в исправительные учреждения. Да, осужденных обследуют, но у туберкулеза приличный инкубационный период, и до выявления болезни человек, находясь среди здоровых людей, может успеть заразить других. Посещая учреждения, мы заходим во все отряды, включая туберкулезные. С этой точки зрения я подвергаюсь такому же риску, как и все заключенные. Да что там говорить! Начальник МУТБ-19 (колония для больных инфекционными заболеваниями. – Прим. автора) сам переболел туберкулезом, охранники заражаются, даже смертельные случаи есть. Еще раз повторюсь: это проблема всего общества. В тюрьме никого специально туберкулезом не заражают, туда приходят больные люди, и от этого все проблемы. А ГУФСИН на сегодняшний день в полной мере не обеспечен лекарствами, необходимыми для лечения. Он получает то, что ему дает государство. И надо признать, что лекарств этих абсолютно не хватает для того, чтобы человека вылечить и поставить на ноги.

– Получается, что так оно и есть: заболел – считай, смертный приговор.

– Если человеку поставлен диагноз, то медики прописывают ему то, что у них есть в наличии. Затем говорят: «Хорошо бы тебе вот это и вот это». И если у родственников на воле есть возможность передавать эти лекарства, они их покупают и передают. Проблема в централизованной системе обеспечения медикаментами. Раньше выделялись средства на медицину, и в зависимости от той или иной ситуации – ожидаемой вспышки гриппа, например, – врачи сами решали, что необходимо покупать. То есть влияли на ситуацию оперативно. Сейчас все выглядит примерно так: положено тебе 100 пачек анальгина, получи их, и лежать они могут несколько лет невостребованными. А на эти деньги ведь можно было купить более необходимые на данный момент препараты.

– Возвращаясь к теме контроля за соблюдением прав человека в местах лишения свободы, хотелось бы спросить об объеме ваших полномочий. Вас могут не пустить на территорию исправительного учреждения?

– Могут, но только в крайнем случае: если там введен режим особых условий. В таком случае полномочия членов общественной наблюдательной комиссии осуществляются с согласия администрации. Это может быть, например, захват учреждения, или операция по освобождению заложников. Тогда посещение может угрожать нашей безопасности.

– Но ведь вы проверяете режимные объекты, проникнуть на которые можно только с разрешения администрации.

– Накануне проверки я на компьютере в специальной форме набираю уведомление о том, что общественная комиссия намерена провести проверку в том или ином учреждении. Направляю это уведомление в адрес администрации учреждения, а наутро приезжаю.

– Ну, понятно. К этому времени, конечно, все успеют подготовиться, все недочеты исправить...

– Давайте рассуждать здраво. Если, например, человек жалуется на условия питания. Можно ли за ночь изменить раскладку на три тысячи человек? Завезти на всех куриных котлет? По-моему, это маловероятно. Бывает так, что человек написал жалобу, что ему, скажем, свидания не дают, хотя он имеет на это право. Мы приезжаем, начинаем с ним разговаривать, а он говорит: «Все у меня в порядке, свидание мне дали». Что это: результат «беседы» с администрацией? Может быть. Но главного-то он добился – свидание все-таки ему дали. А вообще надо отметить, что система ГУФСИН – самая открытая. В том смысле, что они охотно идут на сотрудничество с общественной комиссией и даже иногда просят приехать, посмотреть, так сказать, взглядом со стороны, чтобы скорее выявить имеющиеся недостатки.

– А как вы относитесь к независимым правозащитникам?

– Все равно мы самые независимые. Ведь за то, что защищаем права осужденных, нам денег никто не платит. Да, так уж сложилось. По закону оплачивать затраты члена общественной комиссии должна организация, которая его туда рекомендовала. Я попал в комиссию из общественной организации по защите прав потребителей в сфере образовательных услуг. Что такое общественная организация, вы знаете. Так что все пока происходит исключительно на общественных началах. Я просто военный пенсионер, ведущий активную общественную деятельность.

– Но существуют организации зарубежные, которые финансируют такой вид деятельности. Кроме того, есть и внутренние российские гранты. Не пробовали их получить?

– Попытались как-то, но потом быстро поняли, что все эти гранты аккуратно распределяются между организациями Москвы и Санкт-Петербурга и получить их шанс очень маленький. А что касается зарубежных грантодателей, то для работы с ними надо иметь как минимум расчетный счет, печать, офис, а у нас ничего этого нет. Кроме того, с их точки зрения мы созданы по инициативе государства, а они работают только с неправительственными организациями.